Шанталь, или Прелюдия
похоже, потеряла дар речи. Потом снова рассмеялась – теперь уже облегчённо – вытянулась на мне, прижимая к жёсткой кровати, зашептала, обдавая лицо обжигающим шёпотом:
- Какой ты у нас выдумщик, оказывается! А ты знаешь, что женщинам любить друг друга позволено только у лесных дев? Если кто-нибудь на заставе узнает, нас выгонят с позором...
- И плевать! Я хочу, чтобы ты и мама были со мной, только и всего!..
- Тогда твоё желание исполнилось, - Каролина крепко, жадно поцеловала меня, - пока я нужна тебе... пока нужна вам, я буду рядом... что бы ни случилось...
Я хотел немедленно овладеть ею, правда, весьма примерно представляя, что для этого надо делать; однако Каролина снова осадила меня.
- Пожалуйста, любимый, не спеши... Я не хочу оспаривать право Шанталь на твою невинность. Она должна быть твоей первой женщиной. Таков закон... наш закон...
- Чей? – растерянно переспросил я.
- Скоро узнаешь, - с улыбкой ответила женщина и скрылась под одеялом.
Следующие два дня я был заложником Каролины. Она выпускала меня из дома только для того, чтобы проведать маму, и шла вместе со мной. Ещё мы ходили в баню. И везде – на кровати, на палатях, даже на полу – я принадлежал женщине, и везде она пила моё семя. Я тоже отведал женских соков, хотя Каролина, прежде чем пустить меня к своей малышке, страшно смущалась. Тогда-то я и увидел впервые святое святых любой женщины – бутон, сложенный из нежных, чувствительных лепестков-складочек, лоснящихся от смазки и прикрывающих беззащитное лоно; мягкие волоски слегка ...шевелились, когда я бережно раздвигал эти лепестки, чтобы добраться до ароматной женской мякоти, плачущей сладким соком. Каролина, казалось, не дышала, но нет-нет, и по ляжкам пробегала лёгкая дрожь. Немного ниже находилось тугое, коричнивое колечко ануса – я слышал от больших ребят, что на востоке рабынь насилуют именно туда, чтобы не плодить выродков; однако я с трудом просунул в женский зад один палец. Внутри было горячо и сухо. Каролина неожиданно заелозила попой.
- Нет, любимый... не туда... пожалуйста...
Я не стал возражать и вернулся к влагалищу. Чтобы мне было удобнее, женщина встала на четвереньки, выпятив зад, и грудью легла на пол. Таким образом я имел доступ не только к нежным глубинам моей любовницы, но и к ягодицам (это одна из частей женского тела, которая вызывает у меня особенное восхищение и восторг).
Я не был уверен, что всё делал правильно, тем не менее эти два дня Каролина меня буквально замучила, чуть ли не со слезами умоляя вылизать её. Я быстро сдавался, она забиралась на кровать, или усаживалась на стол, или привычно укладывалась ничком на пол, и я погружался в её влажные, жаждущие любви просторы. За этим-то занятием нас и застала мама. Я так увлёкся ласками, а Каролина и вовсе находилась в полной прострации от бесконечных оргазмов, что ни я, ни она не услышали, как хлопнула дверь. Мама решила не прерывать нас: быстро раздевшись(!), она на цыпочках подкралась и прижалась ко мне. Я вздрогнул и попытался обернуться, но руки Каролины вцепились мне в волосы и снова прижали к влагалищу.
- Нет... – томно всхлипнула женщина, - не останавливайся... прошу... умоляю...
А мама уже занялась моей собственной плотью. Я мгновенно узнал её руки – немного грубые от общения с оружием, но такие нежные и чуткие – и целиком отдался сильнейшему восторгу от близости не только моей матери, но самой прекрасной женщины в мире. Она посторонила меня. Я не сразу понял, что мама хочет делать; на моих глазах она впилась губами в сочащееся влагалище жадным засосом, старательно заработала язычком. Каролина пронзительно ввизгнула и забилась; я быстро сдался и полез помогать маме. Мама с готовностью приняла мою помощь, так что вдвоём мы довели женщину до исступления. Всхлипывая и содрогаясь в пароксизме острого наслаждения, Каролина сползла с кровати на пол. Открыв глаза, она увидела маму и жалобно улыбнулась. Мама улыбнулась, склонилась над ней и поцеловала. Потом хитро посмотрела на меня:
- Ну-ка, признайся – ты хотел увидеть, как твоя мамочка целуется с другими тётеньками?
После всего, что со мной произошло, было глупо смущаться, тем не менее я почувствовал, как горит лицо. Мама рассмеялась и прижалась ко мне.
- Глупый, ну чего ты засмущался? – прошептала она. – Я всё-всё сделаю, чтобы ты был счастлив!
- Всё? – пискнул я придушенно.
- Ага. Теперь нам больше нечего здесь делать. Тебе пора вернуться домой...
Она глянула на меня в упор.
- Ты ведь хочешь вернуться домой?
- С вами обеими я готов хоть в ад, - прошептал я.
Каролина ещё не до конца оправилась после сладостной пытки, которой мы её подвергли; пока она приходила в себя, мы быстро собрали необходимые в пути вещи. Я ни разу не усомнился в правильности наших действий, не думал о себе как о трусе, беглеце, дезертире... Пусть в глазах чужих мы будем ничтожествами, которым собственная жизнь дороже судьбы страны – это волновало меня меньше всего. То же, что имело значение, жило в тихих, ласковых маминых глазах, когда она, закончив сборы, стал кормить меня обедом.
Подруге она сказала:
- Родная, это может быть очень опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала...
- Замолчи! – в голосе Каролины раздалась непривычная резкость. – Ты и мальчик – всё, что у меня есть. Вы – моя семья! И я вас не отпущу. Сама знаю, что толку от меня будет немного, случись что, но если Богиня подсобит, я смогу чем-нибудь пригодится, - шагнув к маме, она взяла её лицо в ладони и поцеловала, - любовь моя, я слишком долго ждала...
- Хорошо, - ответила мама немного смущённо и улыбнулась, - сегодня ночью отправляемся.
- А у нас получится пробраться мимо стражи? – спросил я.
Мама потрепала меня по волосам.
- Положись на свою мамочку, сынок, она всё сделает.
Вечером она куда-то ушла и отсутствовала достаточно долго, чтобы я извёлся от беспокойства. Каролина не отходила от меня, и мы вместе встретили вечер, а заодно и маму. Она вернулась взъерошеной и раскрасневшей, словно единолично перебила ватагу разбойников. Я не успел даже спросить, что случилось и где она пропадала – мама подлетела ко мне, стиснула в объятиях и поцеловала так, что закружилась голова. Тяжело дыша, мама перекинулась на слабо вскрикнувшую подругу.
Срывая с Каролины платье, она сбивчиво объяснила, что устроила своим подчинённым праздник и напоила их вином с подмешанным в него снотворным – зелье подействовало нескоро, и маме даже пришлось отбиваться от разгоряченных хмелем сослуживцев. Прежде чем последний из них унялся и заснул, мама была уже мокрой насквозь, и теперь, прежде чем отправляться, ей нужна была разрядка.
Она быстро получила её – виртуозно работая язычком, Каролина едва не довела маму до обморока. Я не остался в стороне и оросил мамин ротик спермой; чтобы унять волнение, я хотел овладеть ею, как мечтал уже давно, но мама вдруг заупрямилась.
- Ешё не время, сынок, - сопела она, осторожно вырываясь из моих объятий, - потерпи немножко... завтра, когда мы будем далеко отсюда, ты сможешь делать со мной всё, что пожелаешь...
- Прям уж всё? – не поверил я. Мама кивнула.
- Я сделаю всё, что ты прикажешь
- Какой ты у нас выдумщик, оказывается! А ты знаешь, что женщинам любить друг друга позволено только у лесных дев? Если кто-нибудь на заставе узнает, нас выгонят с позором...
- И плевать! Я хочу, чтобы ты и мама были со мной, только и всего!..
- Тогда твоё желание исполнилось, - Каролина крепко, жадно поцеловала меня, - пока я нужна тебе... пока нужна вам, я буду рядом... что бы ни случилось...
Я хотел немедленно овладеть ею, правда, весьма примерно представляя, что для этого надо делать; однако Каролина снова осадила меня.
- Пожалуйста, любимый, не спеши... Я не хочу оспаривать право Шанталь на твою невинность. Она должна быть твоей первой женщиной. Таков закон... наш закон...
- Чей? – растерянно переспросил я.
- Скоро узнаешь, - с улыбкой ответила женщина и скрылась под одеялом.
Следующие два дня я был заложником Каролины. Она выпускала меня из дома только для того, чтобы проведать маму, и шла вместе со мной. Ещё мы ходили в баню. И везде – на кровати, на палатях, даже на полу – я принадлежал женщине, и везде она пила моё семя. Я тоже отведал женских соков, хотя Каролина, прежде чем пустить меня к своей малышке, страшно смущалась. Тогда-то я и увидел впервые святое святых любой женщины – бутон, сложенный из нежных, чувствительных лепестков-складочек, лоснящихся от смазки и прикрывающих беззащитное лоно; мягкие волоски слегка ...шевелились, когда я бережно раздвигал эти лепестки, чтобы добраться до ароматной женской мякоти, плачущей сладким соком. Каролина, казалось, не дышала, но нет-нет, и по ляжкам пробегала лёгкая дрожь. Немного ниже находилось тугое, коричнивое колечко ануса – я слышал от больших ребят, что на востоке рабынь насилуют именно туда, чтобы не плодить выродков; однако я с трудом просунул в женский зад один палец. Внутри было горячо и сухо. Каролина неожиданно заелозила попой.
- Нет, любимый... не туда... пожалуйста...
Я не стал возражать и вернулся к влагалищу. Чтобы мне было удобнее, женщина встала на четвереньки, выпятив зад, и грудью легла на пол. Таким образом я имел доступ не только к нежным глубинам моей любовницы, но и к ягодицам (это одна из частей женского тела, которая вызывает у меня особенное восхищение и восторг).
Я не был уверен, что всё делал правильно, тем не менее эти два дня Каролина меня буквально замучила, чуть ли не со слезами умоляя вылизать её. Я быстро сдавался, она забиралась на кровать, или усаживалась на стол, или привычно укладывалась ничком на пол, и я погружался в её влажные, жаждущие любви просторы. За этим-то занятием нас и застала мама. Я так увлёкся ласками, а Каролина и вовсе находилась в полной прострации от бесконечных оргазмов, что ни я, ни она не услышали, как хлопнула дверь. Мама решила не прерывать нас: быстро раздевшись(!), она на цыпочках подкралась и прижалась ко мне. Я вздрогнул и попытался обернуться, но руки Каролины вцепились мне в волосы и снова прижали к влагалищу.
- Нет... – томно всхлипнула женщина, - не останавливайся... прошу... умоляю...
А мама уже занялась моей собственной плотью. Я мгновенно узнал её руки – немного грубые от общения с оружием, но такие нежные и чуткие – и целиком отдался сильнейшему восторгу от близости не только моей матери, но самой прекрасной женщины в мире. Она посторонила меня. Я не сразу понял, что мама хочет делать; на моих глазах она впилась губами в сочащееся влагалище жадным засосом, старательно заработала язычком. Каролина пронзительно ввизгнула и забилась; я быстро сдался и полез помогать маме. Мама с готовностью приняла мою помощь, так что вдвоём мы довели женщину до исступления. Всхлипывая и содрогаясь в пароксизме острого наслаждения, Каролина сползла с кровати на пол. Открыв глаза, она увидела маму и жалобно улыбнулась. Мама улыбнулась, склонилась над ней и поцеловала. Потом хитро посмотрела на меня:
- Ну-ка, признайся – ты хотел увидеть, как твоя мамочка целуется с другими тётеньками?
После всего, что со мной произошло, было глупо смущаться, тем не менее я почувствовал, как горит лицо. Мама рассмеялась и прижалась ко мне.
- Глупый, ну чего ты засмущался? – прошептала она. – Я всё-всё сделаю, чтобы ты был счастлив!
- Всё? – пискнул я придушенно.
- Ага. Теперь нам больше нечего здесь делать. Тебе пора вернуться домой...
Она глянула на меня в упор.
- Ты ведь хочешь вернуться домой?
- С вами обеими я готов хоть в ад, - прошептал я.
Каролина ещё не до конца оправилась после сладостной пытки, которой мы её подвергли; пока она приходила в себя, мы быстро собрали необходимые в пути вещи. Я ни разу не усомнился в правильности наших действий, не думал о себе как о трусе, беглеце, дезертире... Пусть в глазах чужих мы будем ничтожествами, которым собственная жизнь дороже судьбы страны – это волновало меня меньше всего. То же, что имело значение, жило в тихих, ласковых маминых глазах, когда она, закончив сборы, стал кормить меня обедом.
Подруге она сказала:
- Родная, это может быть очень опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала...
- Замолчи! – в голосе Каролины раздалась непривычная резкость. – Ты и мальчик – всё, что у меня есть. Вы – моя семья! И я вас не отпущу. Сама знаю, что толку от меня будет немного, случись что, но если Богиня подсобит, я смогу чем-нибудь пригодится, - шагнув к маме, она взяла её лицо в ладони и поцеловала, - любовь моя, я слишком долго ждала...
- Хорошо, - ответила мама немного смущённо и улыбнулась, - сегодня ночью отправляемся.
- А у нас получится пробраться мимо стражи? – спросил я.
Мама потрепала меня по волосам.
- Положись на свою мамочку, сынок, она всё сделает.
Вечером она куда-то ушла и отсутствовала достаточно долго, чтобы я извёлся от беспокойства. Каролина не отходила от меня, и мы вместе встретили вечер, а заодно и маму. Она вернулась взъерошеной и раскрасневшей, словно единолично перебила ватагу разбойников. Я не успел даже спросить, что случилось и где она пропадала – мама подлетела ко мне, стиснула в объятиях и поцеловала так, что закружилась голова. Тяжело дыша, мама перекинулась на слабо вскрикнувшую подругу.
Срывая с Каролины платье, она сбивчиво объяснила, что устроила своим подчинённым праздник и напоила их вином с подмешанным в него снотворным – зелье подействовало нескоро, и маме даже пришлось отбиваться от разгоряченных хмелем сослуживцев. Прежде чем последний из них унялся и заснул, мама была уже мокрой насквозь, и теперь, прежде чем отправляться, ей нужна была разрядка.
Она быстро получила её – виртуозно работая язычком, Каролина едва не довела маму до обморока. Я не остался в стороне и оросил мамин ротик спермой; чтобы унять волнение, я хотел овладеть ею, как мечтал уже давно, но мама вдруг заупрямилась.
- Ешё не время, сынок, - сопела она, осторожно вырываясь из моих объятий, - потерпи немножко... завтра, когда мы будем далеко отсюда, ты сможешь делать со мной всё, что пожелаешь...
- Прям уж всё? – не поверил я. Мама кивнула.
- Я сделаю всё, что ты прикажешь