Шанталь, или Прелюдия
сами не зная, за что; его гнали отовсюду, никто не желал подать ему руку или утешить. Только один человек впустил ангелочка – не только в свой дом, но и в своё сердце. Окружающие решили, что человек этот безумен, а значит, опасен. Его схватили, пытали, заставляя отречься от ангелочка, но как человек мог поступить так с той, чья жизнь теперь цвела в его груди. Человек остался верен ангелочку, своей богине, и умер. Напоенный его кровью, ангелочек жестоко отомстил убийцам, показав, что боялись его всё же недаром. Милосердная Богиня вернула ему человека, и он нарёк ангела Лилит, что значит «Дарующая жизнь ночью». Лилит заключил возлюбленного в объятия, но их единение не может длиться вечно, человек должен возвращаться на землю.
- И тогда Лилит сотворил нас, - шептала Николь, ласково приглаживая мои встопорощенные волосы, - здесь, на земле, мы должны заботиться о нашем мальчике, его счастье для нас – это смысл всего нашего существования. Кто-то из нас становится его мамой, а другие приходят потом, чтобы напоить его своей любовью. И для нас нет большего наслаждения, чем знать, что возлюбленный счастлив и доволен.
- Э-это я?.. – поражённо прошептал я.
- Да, - девушка ненадолго приникла к моим губам и вскоре уступила место маме. Я жадно пил её тёплое дыхание, чувствуя, как тело снова просыпается для ласк и любви.
- Раз в тысячу лет, - шептала мама, лаская пальцами пробудившуюся плоть, - мы собираемся вместе и бросаем жребий. Ту, кому он выпадает, оплодотворяют железные псы... О, они любят её в течении нескольких дней, не щадя своей рабыни, и сперма их так же густа и вкусна... Пока ты не родишься, это непередаваемое наслаждение – ощущать тебя в себе, ощущать наше единство. Но и после рождения ты принадлежишь только своей матери, и никто, даже Лилит, не имеет на тебя права. И только, вкусив твою невинность, она должна впустить к тебе других дочерей. Таков наш закон...
Я быстрыми, судорожными толчками излился ей в ладонь. Мама стала жадно слизывать семя, а Николь, точно истомлённый жаждой путник, припала к моим губам.
- Приказывай, любимый мой, - простонала она сквозь поцелуй, - мы сделаем всё, что ты прикажешь! Прикажи убить себя, и я с радостью всажу в свою грудь меч, прикажи отдаться грубому, жестокому мужлану, и он испустит дух, кончая в меня без передышки. Прошу, мальчик мой, единственный мой, родной, что мне сделать?
- Просто будь со мной, - выдохнул я, - и другим передай. Если всё так, как ты говоришь... если это правда, я хочу, чтобы вы всегда были со мной. Ни одну не отпущу, поняла?
- Да, возлюбленный.
- Тогда ещё... отныне обращаться ко мне только «хозяин»! – последнее я выпалил в шутку, но Николь и мама, похоже, так не считали. Они вместе поцеловали меня, так что я почувствовал, как душа покидает тело.
- Хорошо, хозяин, - сказала мама с улыбкой, - вы позволите вашим рабыням ещё раз доставить вам удовольствие?
- И тогда Лилит сотворил нас, - шептала Николь, ласково приглаживая мои встопорощенные волосы, - здесь, на земле, мы должны заботиться о нашем мальчике, его счастье для нас – это смысл всего нашего существования. Кто-то из нас становится его мамой, а другие приходят потом, чтобы напоить его своей любовью. И для нас нет большего наслаждения, чем знать, что возлюбленный счастлив и доволен.
- Э-это я?.. – поражённо прошептал я.
- Да, - девушка ненадолго приникла к моим губам и вскоре уступила место маме. Я жадно пил её тёплое дыхание, чувствуя, как тело снова просыпается для ласк и любви.
- Раз в тысячу лет, - шептала мама, лаская пальцами пробудившуюся плоть, - мы собираемся вместе и бросаем жребий. Ту, кому он выпадает, оплодотворяют железные псы... О, они любят её в течении нескольких дней, не щадя своей рабыни, и сперма их так же густа и вкусна... Пока ты не родишься, это непередаваемое наслаждение – ощущать тебя в себе, ощущать наше единство. Но и после рождения ты принадлежишь только своей матери, и никто, даже Лилит, не имеет на тебя права. И только, вкусив твою невинность, она должна впустить к тебе других дочерей. Таков наш закон...
Я быстрыми, судорожными толчками излился ей в ладонь. Мама стала жадно слизывать семя, а Николь, точно истомлённый жаждой путник, припала к моим губам.
- Приказывай, любимый мой, - простонала она сквозь поцелуй, - мы сделаем всё, что ты прикажешь! Прикажи убить себя, и я с радостью всажу в свою грудь меч, прикажи отдаться грубому, жестокому мужлану, и он испустит дух, кончая в меня без передышки. Прошу, мальчик мой, единственный мой, родной, что мне сделать?
- Просто будь со мной, - выдохнул я, - и другим передай. Если всё так, как ты говоришь... если это правда, я хочу, чтобы вы всегда были со мной. Ни одну не отпущу, поняла?
- Да, возлюбленный.
- Тогда ещё... отныне обращаться ко мне только «хозяин»! – последнее я выпалил в шутку, но Николь и мама, похоже, так не считали. Они вместе поцеловали меня, так что я почувствовал, как душа покидает тело.
- Хорошо, хозяин, - сказала мама с улыбкой, - вы позволите вашим рабыням ещё раз доставить вам удовольствие?