День первый
за столом кавказские тосты к шашлыку, стали по мере употребления коньяка разряжать скованную обстановку, мать и тетя Таня уже широко улыбались, а иногда и хихикали над пошлыми шутками "чурок". Покушав в веселой компании, естественно без спиртного, я отправился выполнять поручения дяди Леши, подстригать зеленую изгородь надо рвом. Часа через полтора, выполняя работу, я услышал приглушенные голоса своей матери и тети Тани с обратной стороны густой изгороди не далеко от меня, которые разговаривали заплетающимися языками, поэтому не удивительно, что они отнеслись не внимательно для выбора места, чтобы посекретничать.
- Вот наши кобели, прислали нам сторожа – говорила моя мать явно изменившимся голосом от употребления спиртного.
- Может, ты с ним поговоришь? – осторожно спрашивала тетя Таня, по голосу, которой тоже можно было без труда ...определить её пьяное состояние.
- Нет, не надо заострять внимание, он еще маленький и ни чего не понимает, не смотря на то, что уже вымахал – говорила мать, а затем, перейдя чуть ли не на шепот игриво продолжила – этот Рафик такой наглый, чуть ко мне в трусики рукой не залез под столом, и что он ко мне привязался, Светка же тебе его привезла. Ну не чего я его накажу за тебя, раздразню его, а потом от ворот поворот дам, пусть помучается с опухшими яйцами. Ты если что, присмотри тогда за Тошкой, чтобы он ненароком где-нибудь нас не застукал.
- Говорила же я, и тебе и Светке, что надо было троих брать с собой, а мне теперь в няньках ходить – посетовала тетя Таня – и все ты, "я не смогу, я не такая", а сама видишь, как завелась, что уже скоро трусики менять будешь.
Из-под навеса прозвучал громкий голос тети Светы, позвавших своих подруг снова к столу, поэтому разговор был прерван, и женщины отправились на зов. Теперь все стало на свои места, и хотя на душе у меня все кипело от негодования, однако я решил пока им не мешать и не нарушать их планов, чтобы убедиться насколько все далеко может зайти, а потом уже нанести болезненный удар в самый неподходящий момент. Минут через сорок я тоже вышел к столу, сохраняя внешнее спокойствие. Мать была уже в состоянии сильного опьянения, как и тетя Таня, в том состоянии, когда люди теряют контроль над своими поступками эмоциями, когда их кругозор сужается до узкой полоски опьяненного разума. Она сидела рядом с "чуркой", который обнимал её за плечи. При моем появлении она виновато улыбнулась пьяной улыбкой и не очень-то настойчиво попыталась освободиться от объятий "чурки", но его рука только сползла ниже к её талии, где и осталась. Тетя Света была немного потрезвее, однако и она потерялась в своих поступках и уже не контролировала, что и при ком говорит.
- Ну ладно мы пойдем с Гариком немного попыхтим на диване – произнесла она не обращая внимание, что я сижу рядом и что её подругам уже все равно куда она пойдет.
Прошло минут двадцать, как тетя Света ушла, ластясь о "чурку" в домик не ровной походкой, прежде чем в установившейся тишине словно очнувшись ото сна тетя Таня невнятно пробубнила, "пойду дам им простыни". Она едва попала в двери, расшатываясь из стороны в сторону, расставляя руки, чтобы поймать опору и не упасть. Видимо от того, что я сидел с боку за столом, опьяненный разум матери уже не смог захватить меня в поле её сузившего зрения, а "чурка" продолжал наглеть уже не обращая внимания на меня, убежденный в моем безучастии к происходящему. Он лапал мать за все её выпуклые места, и пытался её поцеловать в губы, но она игриво уворачевалась и он звонко чмокал её только в щеку.
Я старался пристально не смотреть на них, а наблюдал только краем глаза, утешая себя только тем, как им после этого будет больно и даже может быть в прямом смысле этого слова. Вскоре мать подозрительно заелозила задницей на лавке, а на её пьяном лице с прикрывшимися глазами отразилась блаженство. Я как бы случайно заглянул под стол. Ноги матери были широко разведены в стороны, а между ними орудовала поверх её трусиков рука "чурки", наглаживая её промежность, между тем, как мать подмахивала руке елозя своей задницей по лавке. Это уже было слишком. Я выпрямись над столом, и громко прокашлялся, заявив о своем присутствии, о котором они забыли. Мать встрепенулась и бросив на меня все тот же виноватый взгляд, как бы очнувшись ото сна обвела глазами беседку и невнятно произнесла
- А где Танька?
- Наверное, уже спит – ответил я и предложил – может пока с тобой все хорошо, пойдем и я тебя провожу спать.
Мать широко заулыбалась, так и не осмыслив моих слов, игриво замотала отрицательно головой, после чего попыталась встать на непослушные ноги, но едва не упала снова на лавку, а осталась стоять только благодаря, что "чурка" поддержал её за задницу. Опираясь о стол и спинки лавок мать поддерживаемая "чуркой" за задницу все же вышла из беседки и расшатываясь из стороны в сторону направилась к дверям в домик.
- Я провожу – проговорил "чурка", как бы делая мне одолжение, поддерживая её уже за талию.
- Только проводи, не более – спокойно произнес я им уже в след, но достаточно громко, чтобы он расслышал и понял смысл моих слов.
Выждав минут десять, уверенный в том, что "чурка" уже не появится, я вошел в домик дачи. В маленькую прихожую проникали звуки сладострастных стонов тети Светы и скрип пружин дивана одной из комнат, на пороге которой на полу валялся её халатик. Я сделал несколько шагов в направлении другой комнаты, где дверь так же была открыта, и остановился прислушиваясь. Тихий храп, шелест одежды, трение тел с чмоканьем губ, доносились из комнаты, а иногда и невнятный голос матери, тонущий, словно ей прикрывали рот. Я вошел в комнату и остановился на пороге. На широком диване лежала кверху попой тетя Таня, халатик которой задрался, обнажив её попку в плавках купальника, она тихо похрапывала в глубоком пьяном сне. На полу на покрывале и сброшенной с дивана подушке лежала моя мать с широко разведенными ногами и согнутыми в коленях. Халатик её был полностью расстегнутый, под которым уже не было ни трусиков, ни лифчика, она была совершенно голой, а над ней между её широко разведенных ног приподымался, торопливо расстегивая брюки "чурка" стоя на коленях и намереваясь снова на неё лечь.
- Нет не надо, кто-нибудь нас увидит – тихо и невнятно зашептала мать, когда он с неё приподнялся
- Мы быстро – торопливо отвечал "чурка" уже треща молнией на брюках.
- Спешить не надо, а то ты ей в жопу можешь засадить и порвать её, что она тогда скажет своему мужу – довольно громко и вульгарно проговорил я.
Мать словно поразила молния, заставив её тело вздрогнуло так, что её даже подбросило на полу. Хотя все произошло быстро, однако я успел много увидеть за этот миг. Отскочивший в сторону "чурка", от толчка её ноги, позволил мне рассмотреть темную промежность моей матери, поросшую черными, как смоль волнистыми волосами, раскрывшиеся пухлые половые губки меж, которых выглядывали нежные розовые сочащиеся влагой складки, налившиеся от сильного возбуждения. Глаза матери только на миг встретились с моими глазами, в которых застыл ужас, а я в свое время одарил
- Вот наши кобели, прислали нам сторожа – говорила моя мать явно изменившимся голосом от употребления спиртного.
- Может, ты с ним поговоришь? – осторожно спрашивала тетя Таня, по голосу, которой тоже можно было без труда ...определить её пьяное состояние.
- Нет, не надо заострять внимание, он еще маленький и ни чего не понимает, не смотря на то, что уже вымахал – говорила мать, а затем, перейдя чуть ли не на шепот игриво продолжила – этот Рафик такой наглый, чуть ко мне в трусики рукой не залез под столом, и что он ко мне привязался, Светка же тебе его привезла. Ну не чего я его накажу за тебя, раздразню его, а потом от ворот поворот дам, пусть помучается с опухшими яйцами. Ты если что, присмотри тогда за Тошкой, чтобы он ненароком где-нибудь нас не застукал.
- Говорила же я, и тебе и Светке, что надо было троих брать с собой, а мне теперь в няньках ходить – посетовала тетя Таня – и все ты, "я не смогу, я не такая", а сама видишь, как завелась, что уже скоро трусики менять будешь.
Из-под навеса прозвучал громкий голос тети Светы, позвавших своих подруг снова к столу, поэтому разговор был прерван, и женщины отправились на зов. Теперь все стало на свои места, и хотя на душе у меня все кипело от негодования, однако я решил пока им не мешать и не нарушать их планов, чтобы убедиться насколько все далеко может зайти, а потом уже нанести болезненный удар в самый неподходящий момент. Минут через сорок я тоже вышел к столу, сохраняя внешнее спокойствие. Мать была уже в состоянии сильного опьянения, как и тетя Таня, в том состоянии, когда люди теряют контроль над своими поступками эмоциями, когда их кругозор сужается до узкой полоски опьяненного разума. Она сидела рядом с "чуркой", который обнимал её за плечи. При моем появлении она виновато улыбнулась пьяной улыбкой и не очень-то настойчиво попыталась освободиться от объятий "чурки", но его рука только сползла ниже к её талии, где и осталась. Тетя Света была немного потрезвее, однако и она потерялась в своих поступках и уже не контролировала, что и при ком говорит.
- Ну ладно мы пойдем с Гариком немного попыхтим на диване – произнесла она не обращая внимание, что я сижу рядом и что её подругам уже все равно куда она пойдет.
Прошло минут двадцать, как тетя Света ушла, ластясь о "чурку" в домик не ровной походкой, прежде чем в установившейся тишине словно очнувшись ото сна тетя Таня невнятно пробубнила, "пойду дам им простыни". Она едва попала в двери, расшатываясь из стороны в сторону, расставляя руки, чтобы поймать опору и не упасть. Видимо от того, что я сидел с боку за столом, опьяненный разум матери уже не смог захватить меня в поле её сузившего зрения, а "чурка" продолжал наглеть уже не обращая внимания на меня, убежденный в моем безучастии к происходящему. Он лапал мать за все её выпуклые места, и пытался её поцеловать в губы, но она игриво уворачевалась и он звонко чмокал её только в щеку.
Я старался пристально не смотреть на них, а наблюдал только краем глаза, утешая себя только тем, как им после этого будет больно и даже может быть в прямом смысле этого слова. Вскоре мать подозрительно заелозила задницей на лавке, а на её пьяном лице с прикрывшимися глазами отразилась блаженство. Я как бы случайно заглянул под стол. Ноги матери были широко разведены в стороны, а между ними орудовала поверх её трусиков рука "чурки", наглаживая её промежность, между тем, как мать подмахивала руке елозя своей задницей по лавке. Это уже было слишком. Я выпрямись над столом, и громко прокашлялся, заявив о своем присутствии, о котором они забыли. Мать встрепенулась и бросив на меня все тот же виноватый взгляд, как бы очнувшись ото сна обвела глазами беседку и невнятно произнесла
- А где Танька?
- Наверное, уже спит – ответил я и предложил – может пока с тобой все хорошо, пойдем и я тебя провожу спать.
Мать широко заулыбалась, так и не осмыслив моих слов, игриво замотала отрицательно головой, после чего попыталась встать на непослушные ноги, но едва не упала снова на лавку, а осталась стоять только благодаря, что "чурка" поддержал её за задницу. Опираясь о стол и спинки лавок мать поддерживаемая "чуркой" за задницу все же вышла из беседки и расшатываясь из стороны в сторону направилась к дверям в домик.
- Я провожу – проговорил "чурка", как бы делая мне одолжение, поддерживая её уже за талию.
- Только проводи, не более – спокойно произнес я им уже в след, но достаточно громко, чтобы он расслышал и понял смысл моих слов.
Выждав минут десять, уверенный в том, что "чурка" уже не появится, я вошел в домик дачи. В маленькую прихожую проникали звуки сладострастных стонов тети Светы и скрип пружин дивана одной из комнат, на пороге которой на полу валялся её халатик. Я сделал несколько шагов в направлении другой комнаты, где дверь так же была открыта, и остановился прислушиваясь. Тихий храп, шелест одежды, трение тел с чмоканьем губ, доносились из комнаты, а иногда и невнятный голос матери, тонущий, словно ей прикрывали рот. Я вошел в комнату и остановился на пороге. На широком диване лежала кверху попой тетя Таня, халатик которой задрался, обнажив её попку в плавках купальника, она тихо похрапывала в глубоком пьяном сне. На полу на покрывале и сброшенной с дивана подушке лежала моя мать с широко разведенными ногами и согнутыми в коленях. Халатик её был полностью расстегнутый, под которым уже не было ни трусиков, ни лифчика, она была совершенно голой, а над ней между её широко разведенных ног приподымался, торопливо расстегивая брюки "чурка" стоя на коленях и намереваясь снова на неё лечь.
- Нет не надо, кто-нибудь нас увидит – тихо и невнятно зашептала мать, когда он с неё приподнялся
- Мы быстро – торопливо отвечал "чурка" уже треща молнией на брюках.
- Спешить не надо, а то ты ей в жопу можешь засадить и порвать её, что она тогда скажет своему мужу – довольно громко и вульгарно проговорил я.
Мать словно поразила молния, заставив её тело вздрогнуло так, что её даже подбросило на полу. Хотя все произошло быстро, однако я успел много увидеть за этот миг. Отскочивший в сторону "чурка", от толчка её ноги, позволил мне рассмотреть темную промежность моей матери, поросшую черными, как смоль волнистыми волосами, раскрывшиеся пухлые половые губки меж, которых выглядывали нежные розовые сочащиеся влагой складки, налившиеся от сильного возбуждения. Глаза матери только на миг встретились с моими глазами, в которых застыл ужас, а я в свое время одарил