Шанс

Он не получка, не аванс, -
Бывает в жизни только раз.
Фортуна в дверь стучит, а вас
Дома нет...
(Наум Олев, песня из мультика «Остров Сокровищ»)

***

Она была самой блондинистой блондинкой из всех, кого он видел. Ее волосы были даже не льняными, а лунными - их цвет смешался из какого-то неуловимого сплава золота, серебра и платины. Даже осветление перекисью не давало такой мерцающей серебристости, какую дали ей природа и солнце, жестокое южное солнце, добела выжегшее ее волосы.

Это был натуральный цвет, ни разу не тронутый краской. Уж кто-то, а Липатов разбирался в таких вещах. Он видел это и по корням, и по белизне бровей и ресниц, и по веснушкам, и по глазам - аквамариновым и прозрачным, как отмели под Фиолентом. Такая белобрысость встречается только в селах и в провинции, где еще сильны древние гены, впитавшие в себя тысячелетнее солнце степей. В сумерках она казалась седой, и было странно смотреть на полудетскую фигурку с белой, как облако, головой.

Она выглядела совсем девчонкой, худощавой, с виду наивной, как деревенский цуцик, но по ее коленям и ступням Липатов видел, что ей лет восемнадцать. Целый день напролет она играла в волнах с голопопым карапузом - маленьким братиком или племянником. Карапуз еще не говорил, но уже бегал, как метеор, и вопил, как сирена спасательного катера «Зоркий». Смотреть на их игры можно было часами, и Липатов наблюдал за ними с шезлонга, отвлекаясь иногда на воспоминания, которыми щедро снабжала его Алупка - город, где ему было, что вспомнить...

Особенно сильно бередило его то, что случилось два года назад.

Тогда был поздний вечер - десять, а может, и одиннадцать часов. В такое время туристы галдели только у центральной аллеи, и весь Воронцовский парк, неосвещенный и пустой, становился жутковатым инопланетным местом. Силуэты выстриженных кустов казались в темноте монстрами, призраками и кораблями пришельцев. Липатов и пришел сюда за этой жутью, смакуя щекотку в нервах, - но и ему стало не по себе, когда он вышел к единственному фонарю, горевшему в листве, как красный глаз дракона.

Вот подойду к нему, а оттуда кээээк выскочит, - дразнил себя Липатов, - кээээк выпрыгнет, и пойдут мои клочки по закоулоч...

ААААААААА!!!..

Из красной вязи дерева вдруг выставилось и взвыло рыло, до того гадкое, что Липатов с перепугу пукнул, покачнулся и влип туфлей в чавкающую лужу, которую старательно обходил стороной.

Рыло заливалось бессовестным смехом, а Липатов все еще стоял в луже, хватая воздух.
- Ах ты падло, - наконец сказал он.

Хохочущее рыло немного отодвинулось, - но, к его несчастью, Липатов имел третий дан по айкидо...

Мгновенный бросок - и рыло было выволочено на свет.
- Не вопи, - сказал ему Липатов, - все равно тут никого нет.

Рыло завопило вдвое громче.
- Ты гнида? - орал на него Липатов, не слыша своего голоса. - А если сердечный приступ? Или инсульт?

Отловленный индивидуум был худощавым мальчишкой с бритой головой, расписанной цветными красками, как макитра - от затылка до подбородка. Неизвестный художник постарался и превратил его в такого монстра, что рядом все орки с Сауроном во главе казались няшками.
- Развлекаемся? - кричал Липатов, зверея от собственного испуга. - А я сейчас тоже развлекусь. По мягкому месту давно огребал, а? А ну-ка...

Удерживая мальчишку одной рукой, он рывком стянул с него шорты с трусами. Мальчишка вдруг умолк.
- Уууууууу, - протянул Липатов.

Меньше всего он ожидал увидеть то, что увидел.
- Вот именно, - сдавленным голосом произнес пленник. - Девочек не бьют.
- Не бьют? - прищурился Липатов. - Правильно, не бьют. С девочками делают другое.
- Что делают?..

Вокруг были только тьма, звезды и красноватый свет фонаря. Липатов всматривался в оголенную срамоту, вполне себе зрелую и мохнатую, как хомячок. По грудным ноткам в голосе своей пленницы, по пластике ее тела и кое-каким другим неуловимым деталям он понял, что в руках у него вовсе не такой зеленый фрукт, как ему подумалось вначале. «Ничего плохого в этом нет, и не узнает никто... « - убеждал себя Липатов. Поколебавшись, он оглянулся, плюнул на пальцы - и запустил их в голую срамоту.
- Эээээ, вы что? вы что делаете? - заверещала пленница.
- Тише, - хрипел Липатов, уверенно массируя ей пизду. - Это маленькая экзекуция. Будешь знать, как людей пугать... Ты куда шевелюру девала, чучело? Макушка лысая, а тут вон какие заросли...
- Куда надо, туда и девала, не ваше... Ааааа...

Пальцы его делали дело, давно заученное наощупь - мягко, без грубости, но настойчиво и беспощадно. Щель мгновенно потекла, и девчонка перестала вопить.
- Ага, входим во вкус? - шептал он, усиливая напор. Девчонка пыхтела, потом начала тихо стонать и покачиваться, подставляясь ритму ласки. Очень скоро она трепыхалась на его руке, как птица, а Липатов упивался своей местью, своей порочностью и властью над ее телом. Он не давал ей кончить, и она хныкала, насаживаясь на ласкающие пальцы. Суть состояла в том, чтобы ласкать ее по часовой стрелке, отходя от чувствительных точек тем дальше, чем сильней она возбуждалась. Такая пытка заставляла ее подыхать от возбуждения ровно столько, сколько хотелось Липатову, и кончить тогда, когда тот считал нужным.

Внезапно Липатов почувствовал, что теряет голову.
- Тебе сколько лет?
- Ааааа... Шестнадцать... С половиной...
- Какие шестнадцать? А где твои сиськи?
- Где надо, там и сиськи... аааа...
- Раньше трахалась? Парень есть?
- Аааа... не трахалась... нет парня... аааа...
- Врешь небось. Приятно?
- Дааа...
- Тогда давай на четвереньки.
- Ааааа...
- Быстро!

Он вдруг перестал ее ласкать, и девчонка, оглушенная внезапной паузой, смотрела на него, покачиваясь по инерции.
- Быстро! А то вот так и уйду. Брошу и уйду.

Ему было жутко, и он надеялся, что девочка не согласится. Но она спросила:
- А где? Прямо тут?
- Нет, давай вон туда, на газон, - засуетился Липатов. - Давай?
- Тогда пустите.
- Убежишь?
- Посмотрим.

Он отпустил ее, и она, пристально посмотрев на него, высвободила длинные ножки из шортов и прыгнула, голопопая, на газон.
- На четвереньки!..

Она встала раком. Футболка ее сползла к затылку, заголив спину. Липатов, дрожа, расстегнул штаны и зажмурился...

Девчонка не наврала: ее пизда была узкой, хоть и мокрющей, и Липатов медленно въебывался внутрь, сдерживая себя из последних сил. Его юная любовница выла, кусая себе руку.
- Рррраз! - Липатов втолкнулся до упора, прорвав целку. Девчонка вскрикнула. - Опля! Вот и сделано дело! - От радости он шлепнул ее по бедру. - А теперь, монстрик, расслабь все, что у тебя есть, и двигайся со мной. Я вперед - и ты вперед. Я назад - и ты назад. Только чуууть-чуть как бы запаздывая, ясно? Вот так, вот таааак... Поехали!

Вначале он еб ее не спеша, согласуя с ней толчки, - а потом, когда почувствовал, что врастает в нее и раскачивается с ней единой качелей - отпустил себя и отдался пьянящему ритму, позабыв обо всем на свете.

Он не знал ее имени - и даже не знал ее лица, наглухо замалеванного под зомби. В его фантазии носились расплывчатые контуры, которые слились в единый лик упрямой бестии,