так что его выгнали после первой же сессии отнюдь не только по моей милости.
- … и вот разлеглась она тут, глаза бесстыжие! – кликушествовала тетка в рейтузах, потрясая перед всеми моими узкими ажурными трусиками, - Мой Олежек в сапогах глину месит, а она на шпильках шастает! Чулки надела! Манду выбрила! Веревочку блядскую в жопу заправила! Тьфу! Ну-ка, газани ей, Петрович, в эту самую жопу!!

Впечатленный Петрович не заставил себя долго упрашивать. Я едва успела ощутить вибрацию шланга в заднице, как мои глаза снова полезли из орбит. На этот раз меня мучили довольно долго. А чтобы шланг больше не вышибало наружу, тетка в рейтузах услужливо придерживала его рукой. Боль от распирания живота была несусветная.
- А-а-а!!! – истошно визжала я, ужом извиваясь на полу, - Не могу!!! Прекратите!!! Больно!!!

От страха, что мои кишки вот-вот лопнут, я уже не пыталась изображать гордость. Наконец, Петрович не выдержал этих криков и закрыл кран. Я в изнеможении завалилась набок – лить горькие слезы и глотать кровавые сопли. Единственное, что мне хотелось сейчас – это спокойно лечь и умереть. Моральное унижение я переносила едва ли не тяжелее физических страданий. Как же так?! Меня, красивую образованную женщину, порядочную мать семейства, преподавателя с блестящим будущим, средь бела дня бьют по лицу и надувают в жопу, словно лягушку, какие-то спившиеся полоумные «синявки» во главе с краснорожим алкоголиком, владельцем шиномонтажа! Это было был хуже, чем изнасилование... Оставьте меня, мысленно молила я. Оставьте все! Но в покое меня оставлять не собирались.
- Простите… у вас, кажется, тоже есть сын? - обратилась ко мне моложавая, но уже с проседью, женщина в черном.
- У меня дочка, - покачала я головой, - Шесть лет.
- Тогда вам меня не понять…
- Вам меня – тоже, – выразительно покосилась я на шланг.
- Очень больно, Людмила Федоровна? – участливо спросила она, низко склоняясь надо мной.
- Да, - всхлипнула я.

Женщина задумчиво погладила меня по туго натянутой, как барабан, коже живота.
- А когда из-за вас моего Коленьку в Чечню послали, ничего не болело? – вдруг резко спросила она.
- Да я виновата разве?!
- А кто же еще? – ледяным тоном произнесла женщина и неожиданно плюнула мне в лицо, - Петрович!

Волосатая рука мужчины решительно легла на вентиль.
- Пожалуйста! Не надо!!! – взмолилась я, чувствуя, что еще одной такой воздушной клизмы попросту не перенесу.

Но вместо ответа в шланге опять засвистел воздух… Когда я вновь обрела способность что-либо соображать, мой живот был раздут почти как у беременной. Ощущения даже нельзя было назвать болью, это было что-то кошмарное и совершенно невообразимое.
- Ай да Петрович! – ехидно скалились мамаши, с интересом глядя на меня, - Обрюхатил-таки сучку!

«Сволочи, я же умираю!..» - хотелось мне крикнуть им в ответ, но из груди вырвались лишь сдавленные стоны, напоминающие мычание. Из-за раздувшегося живота я едва могла дышать, не то, что говорить.
- Гляди-ка! – удивились мои мучительницы, - Пузо, как у хряка, а всё добавки просит!
- Точно, просит! Петрович, давай!
- Куда – давай?! – опешил тот, - Она и так, как на сносях!
- У меня, когда Игорька носила, пузо-то побольше было! - всплакнула одна из мамаш, - А теперь он тоже на Кавака-а-зе… под пулями хо-о-одит!

Когда шланг снова дернулся в моей жопе, я мысленно попрощалась с жизнью. Я была надута до такой степени, что теперь уж точно должна была лопнуть.
- Давай, Петрович! Не останавливайся!! – неистово орали бабы, словно не понимая, что перед ними простерта не бездушная резиновая кукла, а живая женщина, чувствующая боль и страх.

«Господи, прости им, ибо не ведают, что творят…»

От спазмов я не могла ни дышать, не двигаться и только судорожно дергалась, колыхая огромным животом и засевшей меж ягодиц черной трубкой компрессора – если это кого-то позабавило, то бог им судья. Мои кишки буквально трещали по швам, к горлу подступал омерзительный комок. Этот комок рос внутри, пока не заполнил всю меня целиком. И тогда меня начало рвать. Меня рвало так, как никогда в жизни до этого. Струи блевотины, подгоняемые закачиваемым в жопу воздухом, фонтанировали из моего горла, окатывая всех и вся вокруг. Видя, как меня буквально выворачивает наизнанку, облеванный Петрович побледнел и торопливо выдернул свистящий шланг из моей задницы.
- Все, бабоньки! Шабаш! Так у нас даже врагов народа не пытали!

Похоже, женщины и сами поняли, что перестарались. На меня они старались не смотреть.
- Ты, эта… не серчай, Петрович! Поможем отмыться-то…
- Вас бы самих отмыть для начала… А с этим дирижаблем что теперь делать?

Под дирижаблем он подразумевал меня – из-за непомерно раздувшегося живота я даже не могла свести вместе коленки.
- Нет, бабы, я серьезно! – запаниковал Петрович, - Вдруг кончится прямо тут, куда ее девать?!
- Ой, грех на душу взяли… - тихо запричитала какая-то бабка.

Я и вправду находилась в плачевном состоянии. Меня все еще тошнило, живот так давил на диафрагму, что нельзя было толком не вдохнуть, не выдохнуть, да и побои сказывались. Любое движение причиняло боль. Все, что мне оставалось – это лежать с поджатыми ногами и, стиснув зубы, молча пердеть, понемногу избавляясь от закачанного внутрь воздуха. Когда из меня вместе с воздухом полетели сгустки крови от полопавшихся в кишках сосудов и ошметки прочих малоприятных субстанций, толпа обступивших меня женщин начала редеть - видимо, кое-кто решил, что мои дела совсем плохи…

Они действительно хуже некуда, но умирать я все-таки уже не собиралась. Сейчас, после всего перенесенного, это было бы особенно обидно. Да и как же мою Катеньку, солнышко, без мамы оставить?

Вскоре мне действительно полегчало. И хотя я по-прежнему лежала беспомощная, голая, вся в собственной рвоте, с болью в животе и огнём в мучительно саднящей жопе, я поняла, что этот раунд у старухи с косой я, похоже, выиграла.

Впрочем, старух вокруг хватало и без неё. И некоторые из них всё ещё представляли угрозу.
- Эй, Петрович? А мы?! – наперебой завопили две испитые бабки в платках, на радостях пытаясь вновь подключить меня к компрессору, - А наши внучата несчастные?!
- Я сказал – шабаш! – осадил бабок враз протрезвевший Петрович, отбирая у них шланг, - Идите развлекаться в другое место! Мне только трупов в своем гараже не доставало…

Я посмотрела на него почти с благодарностью.
- Ты-то куда лезешь, Матвеевна? – накинулся он на одну из «синявок», - Твой внуки еще в школу ходят!
- А вдруг тоже в институт поступят?
- Да ну вас к лешему! А ты, Людмила Федоровна, усвой урок-то… - повернулся он ко мне, - С людьми, чай, живешь, не в пустыне. Ты молодая еще, есть время учиться уму-разуму. Лучше уж по-хорошему, чем вот так, на шланге-то вертеться? Да, насчет милиции и думать забудь. У меня там все схвачено.
- Да я и не собиралась, - совершенно искренне ответила я.

Действительно, зачем мне под ехидные смешки ментов писать какие-то дурацкие заявления с описанием диких подробностей? Совершенно ни к чему мне такая слава. И мужу, когда вернется из командировки, тоже ни слова не скажу. А пойду