семени. Видя, что я мучаюсь, она помогла мне, сделав несколько быстрых движений рукой, словно выдаивая меня. Это и впрямь помогло. Я досуха опорожнился на пол, сделав на нем белую лужицу.
Помогая мне, барыня взволнованно ахала, дышала и вообще сильно волновалась.
- Ты вот что, Андрюша, - сказала она размякшим голосом. - Придешь ко мне вечером в опочивальню и продолжишь свой рассказ. - Я хочу узнать все. А пока, я прикажу конюху тебя отвязать.
Еще раз сжав пальцами мой потерявший твердость срам, она вышла.
Зайдя в конюшню, Евлампий хмыкая и что-то ...невнятно бормоча себе под нос, отвязал меня.
- Повезло тебе парень, - вдруг тихо сказал он. - Помяни мое слово, постельничим теперь у нашей барыни будешь. Любит она слушать перед сном всякие занятные байки. И хмыкнув, добавил, только смотри, держи язык за зубами, а то потерять можно... вместе с головой. Так что, соображай.
Как мне было велено, вечером я явился в спальню барыни. Она возлежала поверх пухового одеяла, по грудь укрытая тонким, легким покрывалом. На ней уже не было верхнего платья и она возлежала в одной нижней рубахе.
- Я хочу услышать продолжение твоего рассказа. Я хочу, чтобы все было так же, как в конюшне. На козлы я тебя ложить не буду, привязывать тоже, а вот панталоны свои сними, оставь на себе только рубаху.
Смущаясь ее, я неловко скинул портки, в которые меня нарядили, после того, как взяли в услужение к барыне и я остался в короткой рубахе, едва прикрывающей срамное место. К немалому моему смущению, так же как и днем, мой рог бесстыдно поднялся кверху бугром подымая рубаху. Барыня заметила это, но не стала серчать.
- Я приготовилась ко сну и лежу без одежды, поэтому не могу встать. Придется тебе взобраться ко мне на постель и разместиться рядом.
Смущенно пряча глаза я неловко полез на широкую кровать, дивясь воздушности и мягкости ее пышной постели. На лебяжьем пухе все, чай. Не то что наши грубые подстилки из сена.
- Ближе иди. Ляг рядом. Мне не дотянуться до тебя, - сказала барыня, увидев, что я лег с края.
Я лег рядом с барыней очень смущенный и обеспокоенный, что мой торчащий рог невозможно прикрыть коротким подолом рубахи. Ее рука тут же нашла уже хорошо знакомый сей предмет, крепко сжав его.
- Ты должен мне рассказать, что ты делал с девками?
- Матушка-барыня, мне совестно говорить. У нас было все, что делают девки и парни, когда они вместе и хотят друг друга.
- Я не об этом, спрашиваю тебя. Меня, интересует не только то, но и как ты свершал с ними грех.
- Как же я покажу матушка, коли ни Палашки ни Феньки тута нет?
- Не беда. Я же рядом и тоже женщина. Вот на мне и покажешь.
- Как можно матушка-барыня?! - Несказанно испугавшись ее слов, взмолился я. - Пощади Христа ради. - Как же я на Вас могу показать то, ежели это срам и непотребство одно?! - Не думаю, что это так ужасно. А интересно. Скучно здесь. А твой рассказ, поможет мне скуку развеять. Ты кончил рассказывать на том, что схватились Вы друг за дружку. Интересно мне узнать, как это было, - произнесла она, продолжая держать меня за вздыбленный рог.
Ее крепко сжимающие его пальцы, то передвигающиеся по нему, то крепко пожимающие, придали мне смелости.
- Они так хватали тебя? - с придыханиями спросила барыня, стискивая мой срам. - Или крепче? Вот так?
От ее пожатий, мои бедра невольно вздыбливало вверх.
- Так матушка-барыня, да и посильней. И выше. У самой вершинки.
- Вот так? Здесь? - спросила она, передвигая руку к навершию рога и стискивая его.
- Ох! Да, м-матушка, так.
- А что же ты в ответ делал? Как ты хватал их?
- За срам матушка.
- Где же? - с интересом спросила она. - В каком месте?
- Как же я покажу матушка, коли Палашки да Феньки нету рядом? - растерянно спросил я.
- А ты представь, что я это они. На мне и покажи. Так где ты хватал их? - Нетерпеливо повторила она.
Страшно робея, я осторожно показал на одеяло, на то его место, где под ним должно быть укрыто срамное место.
- Ты показываешь, на покрывало. А я прошу тебя показать, как ты хватал их. Сними его и покажи, что ты делал с ними.
Замирая от страха, я стянул одеяло и увидел, что надетая на барыне ночная рубаха столь коротка, что не покрывает даже срамного места. Я впервой увидел нашу барыню голой, и заметил, что она ничем не отличается от обычной бабы.
- Так, за что и как ты их хватал? - настаивала она. - Показывай. Не заставляй меня ждать.
"Пропал я", - подумал я, и решив, что все равно быть поротым, схватил барыню за срамные губы. Но, постарался сделать это деликатно.
- Что же ты с ней делал дальше? - взволнованно вздымая вылезающей из рубахи грудью, прерывающимся голосом вопрошала она.
- Была у меня до них матушка девка. Так научила она меня, как в таких случаях надо управляться. Нащупал я внутри него бугорочек и ну шевелить его…
- Что ж ты мне не показываешь, какой это бугорочек, - дрожащим голосом спросила барыня, судорожно сжимая рукой мой рог. - Мне хочется это узнать.
- Вот здесь он матушка, - ответствовал я, осторожно всовывая палец в ее мокрую щель. Вот и бугорочек.
- Что же … потом … было?
- А потом матушка-барыня, начал я шевелить его и катать. Вот так.
- И… как долго ты делал это? Покажи мне все, как было… ничего не упускай.
- Шевелил я его шевелил. Катал я его катал, - бормотал я, трогая бугорок барыни, бедра которой, начали все сильнее дергаться, да волноваться, - пока Палашка не упала на спину, да не раскинула предо мной бесстыдно ноги, так что понял я, чего она ждет.
- Так чего же ждала Палашка?
- Что б … покрыл я ее собою барыня.
- И как это было, покажи мне.
- Раскинула она значит ноги…
- Вот так? - спросила барыня, сгибая и раздвигая белоснежные ноги.
- Похоже. И лег я на нее.
- Как, лег? Покажи мне.
Чувствуя, что и без того я слишком далеко зашел, коли трогал срам барыни, я лег на нее сверху и показывая, что было дальше, взял из ее руки свой рог и поводив им по ее сраму, вставил в мокрую скважину. Хоть и была она мокрой, да скользкой, все одно мой рог с большим трудом погрузился в нее, заставляя своим напором раздвигаться его пульсирующие стенки. Под моим животом мелко-мелко дрожал живот барыни, а сама она дышала жарко, точно была в горячке.
- Что же ты делал дальше, - угасающим шепотом спросила она, раскинув по сторонам руки.
- А дальше, делал то, что обычно делает в таких случаях мужик с бабой.
И я показал ей так, что когда вернулся на грешную землю, обнаружил что бледная мокрая барыня, закрыв глаза, лежит подо мной, точно неживая. И мне со страху почудилось, что лежит она бездыханная. Меня охватил ужас. Запорют насмерть, коли случилось что с нею ужасающее!
Но, вот, она открыла глаза и прошептала: - "Это, конечно, очень ужасно. И сколько ты раз так делал?"
- С Палашкой два раза матушка-барыня. Да, с Фенькой один раз.
- Хорошо ли они себя, после этого чувствовали?
- Палашка, после первого раза поначалу уступила Феньке, а уж после второго раза была столь слаба, что попросила меня полежать немного на ней, чтоб дать придти ей в чувство. И велела не вынимать.
- Так и на мне полежи не вынимая. Значит, понравилось ей то, что ты проделывал с ней?
-