обмирая, шагнул к двери.
Лена ворвалась в квартиру и тут же заглянула в пустую гостиную. Лицо дочери было мрачнее тучи, и смотреть на отца она избегала.
- В чем дело, Лена? - он едва справился с сиплой дрожью голоса, а сердце прыгало где-то у горла, больно ударяя в висок и ключицу.
- В чем дело? Это я хочу опросить, в чем тут дело! Вчера вечером я дважды поймала Наташу за этим самым... Гадким занятием. Стала говорить, расспрашивать - молчит. Пригрозила - молчит. Я перерыла портфель и нашла вот это! - Лена швырнула на стол фото, где все три девочки голенькие сидели в обнимку на диване, причем Саня и Наташа целовались, а Олина ручка лежала на промежности внучки.
Все смешалось и рухнуло в бездонную пропасть. В глазах у Игоря Сергеевича потемнело. Дочь продолжала
- Так что это такое? Может, ты мне скажешь? Я ее уже спрашивала, - она и тут молчит. Как сидорову козу излупила! А ведь это тут снято... Тут! - Она быстро вошла в комнату и ткнула пальцем в диван.
- Что же ты делаешь, отец! Что это за маразмы такие! Старческое что ли? Может тебя надо лечить отправить? Сдурел на старости лет, да?
- Лена, послушай...
- И слушать ничего не хочу! Давай сода всю эту гадость!
- Какую гадость?
- Чего дурачком прикидываешься! Фотокарточки давай! - Нет никаких фотографий! Это так... Вроде в шутку...
- Хороши же шуточки! Полгода родной отец развращает мне дочь! Шуточки! Я сама найду!
- Не смей рыться!
- Ax, не смей! Значит, есть что искать! - Неожиданно Лена подошла и рывком распахнула спальню. - Никого нет.
- Что ты хочешь там найти?
- ...Ничего! - словно выплюнула женщина и, стуча подковками зимних сапог, вышла в коридор.
- Запомни: ты мне больше не отец, и Наташа - тебе не внучка, и больше ты ее никогда не увидишь! - Она распахнула дверь и замерла вполоборота.
- А я ее до смерти иссеку, но узнаю, чем вы тут занимались. Каким рисованием.
Дверь захлопнулась, словно крышка гроба. Едва переставляя ослабшие ноги, задыхаясь от острой боли, Игорь Сергеевич дополз до кресла и упал в него почти без чувств. Через минуту из спальни показалась перепуганная мордашка Сани, следом - Оля. Обе девочки почти голые. Младшая с опаской взглянула на дядю Игоря, не решаясь подойти, а старшая тут же кинулась к нему, трогая за кисти и зачем-то щупая лоб, холодный и потный.
- Он умет? Да? - голосок Саши дрожал на грани слез.
Оля осторожно потрясла Свешникова за плечо.
- Дядя Игорь, ты живой? - она сама чуть не плакала. Он слабо шевельнулся и открыл глаза, в которых стояли боль и слезы.
- Фу! - облегченно выдохнула Саша, опускаясь на диван.
- А где одежда? - спросила она озираясь.
- Там, за диваном...- Каждое слово давалось с неимоверным трудом. Малышка склонилась, оттопырив попку, и стала извлекать смятые платья, колготки, долго искала трусики.
- Дядя Игорь, - Оля не отходила от него, - Может "скорую" вызвать?
- Нет, Оленька, лучше дай мне лекарство. Там, на кухне, в столе... Она примчалась с пистоном нитроглицерина.
- Это. Да?
- Спасибо. - Он сунул горошину под язык, - А машину не надо? Вы лучше идите, а то она еще вернется...
- Ну и что! Пусть. Ишь, какая! Кричит тут...- Не очень решительно хорохорилась Оля.
- Идите, идите... Я сейчас оклемаюсь.
В конце концов, удалось выпроводить только Санечку. Оля осталась, не смотра ни на какие уговоры. Она сбегала на кухню включить чайник, помогла (неожиданно сильная) перебраться дяде Игорю на диван и укрыла его теплым пледом, тщательно, словно маленького ребенка, подоткнув края. Потом села рядом с ним, но не на диван, а чтобы не потревожить, на пол.
- Тебе уже лучше, дядя Игорь?
- Да, спасибо. Ты у меня человек! - он слабо улыбнулся и погладил растрепанные волосы девочки.
-Я от Вас никуда не уйду. Я ночевать с Вами останусь. Только сбегаю маму предупрежу, скажу. К подружке пойду ночевать.
Не надо, Оленька. Зачем лишние хлопоты, и так неприятностей, хоть отбавляй, а еще, вдруг и с тобой что приключится. Я совсем с ума сойду.
Девочка вздохнула и потерлась щекой о его руку.
- Все равно! Тогда я завтра из школы убегу прямо с утра к Вам.
- Хорошо, завтра убегай, а сегодня надо домой идти.
-Еще рано, дядя Игорь! Вот чаю попьем, моего вкусненького. Я посмотрю. Как ты себя чувствуешь и пойду, ладно?
- Ладно, ладно...
От ее трогательной заботы и преданности Свешникову действительно стало легче, теплее. Он думал: "Какую славную девочку подарила судьба старому греховоднику. Какая причудливая и непонятная все-таки жизнь".
После чая Оля затеяла уборку на кухне. Стараясь не шуметь, и лишь изредка, брякая непослушной тарелкой или чашкой. Он не мешал ей больше, не гнал, наслаждаясь присутствием маленькой феи.
Перед уходом, чтобы окончательно убедить девочку в своей жизнеспособности, он даже встал и проводил Олю до двери, ласково, почти по-отечески, поцеловав на прощание в губы.
Потекли часы мучительного одиночества и тупого бессмыслия. Думать действительно ни о чем не хотелось: любое воспоминание, не говоря уже про будущее, вызывало острую сердечную боль.
На улице стемнело. Он сидел в кресле и боролся с желанием покурить. В дверь позвонили. Даже не задумываясь о том, кто это может быть, Игорь Сергеевич щелкнул замком. В темную прихожую хлынул свет с лестничной клетки, на миг, ослепив его, чтобы в следующую секунду оглушить. На пороге стояла Наташа. Она была без шапки в тонком демисезонном пальтишке. Растрепанные волосы падали на бледное опухшее от слез личико, губки посинели и дрожали от холода.
- Господи! Наточка, ты откуда? - Он отступил назад, впуская внучку, одновременно включив свет в прихожей и закрывая за ней дверь.
Девочка всхлипнула и прижалась к нему, обнимая за пояс.
- Деда , я убежала. - Она снова всхлипнула, шмыгнула носом и судорожно, сквозь стоящие под горлом слезы, втянула воздух.
- Как убежала? - Он чувствовал. Что спрашивает совершеннейшую глупость.
- От мамки убежала. Совсем. Она меня била... Вчера била. И сегодня снова. Так сильно!... Я плакала, кричала, мне даже плохо стало. Но я ничего-ничего не сказала! Она и тебя обзывала. И меня... Всякими словами гадкими. А я только кричала и плакала.
Он слушал пораженный, и лишь дрожащей ладонью проводил по спутанным волосюшкам и вздрагивающим плечикам малышки.
- Как же ты из дому ушла?
- Она в туалет села, а я тихонько пальто надела, сапоги взяла, чтобы не топать и быстро дверь открыла. Она не успела выскочить. Я аж на улице обулась.
- Боже! Да ты голая совсем! - На Наташе под пальто была только маечка и тоненькие колготки.
- Ты же простудилась, наверное! Вон - горячая вся!
- Я бежала бегом. Всю дорогу бежала...
И вдруг плотина, державшая поток обиды, горя и слез рухнула. Наташа заплакала громко. По-детски, навзрыд. Боясь истерики, Игорь Сергеевич накапал внучке валерианки, и она послушно, стуча зубами о стекло, осушила стакан. Он не думал о погоне, о дочери, о законе, который на ее стороне... Ни о чем не думал Игорь Свешников, кроме того, что девочка может простыть, заболеть. Ведь на улице ниже 20 градусов. Он набрал ванну, раздел внучку и ужаснулся: на спине попке, ляжках,