Эликсир Вофхомото
ее волосы – и принялся мять ее всю, от грудей до ягодиц.
Он ни о чем не думал, а только гнул тело, пружинящее ему навстречу, ощущал каждой ее, склоненную к нему, сосущую его губы, лижущую ему глаза и уши, - и наподдавал там, снизу, где было жарко и липко, как в кипящем тигле. Дженни влипала в его член, обтягивала его, сжимала, обволакивала тугой пленкой наслаждения, терпко-кипучей, как соль ее губ - и втекала в Тима языком до самого горла.
Краем глаза Тим видел в дверях чей-то любопытный нос; но ему было все равно, и он слюнявил Дженни, как конфету, жестоко всаживаясь в ее мякоть…
- ...Никак очнулся, дорогуша! – вдруг донеслось из коридора.
Голос был хриплым и трескучим, как патефон.
Дженни подхватилась, но было поздно: грузный силуэт загородил дверь.
- Извиняюсь, извиняюсь, ребятки... Работа есть работа. Осмотрю вас, мистер герой, и потом тряситесь хоть до опупения. Не смотрю я на тебя, дорогуша, не смотрю, успокойся, - басил патефон Дженни, голой и красной, как помидор. - Она сидела с вами все это время, мистер. У изголовья, как верный пес. Даже кушать не ходила...
Толстая санитарка с седыми кисточками на верхней губе склонилась над Тимом. Ее лицо было втрое шире лица Дженни.
- ...Репортеры к вам тут ломятся... А вы еще слабый, дохлый, прости Господи, жмур жмуром...
- Репортеры?
- Ну! Ведь вы человек недели. Все газеты о вас трубят. Вот! - в Тима ткнули газетой, и Тим послушно взял ее:
"ПОДВИГ ФАНА" - кричал заголовок. - "ПОКЛОННИК ПОЖЕРТВОВАЛ СОБОЙ РАДИ КУМИРА. Страна должна знать своих героев! Простой американец Тимоти Коллинз спас звезду Дженни Уайет, прикрыв ее своим телом, когда злоумышленник плеснул в нее кислотой. Дженни не пострадала, злоумышленник задержан, мистер Коллинз с тяжелыми ожогами груди доставлен в больницу Сент-Кристофер. Антирасистские выступления Дженни Уайет настраивают против нее ревнителей старых обычаев. Это уже вторая попытка изувечить Дженни, и скоро ей придется выступать под конвоем полиции, – что, несомненно, добавит пикантности в ее..."
- Так, что у нас тут с бинтами... Так... Так... - бормотал патефон, грузно переваливаясь вокруг Тима. - Так... Как вы хотите, ребятки, а через полчаса надо на процедуры. Все, я ушла. Ушла! Не смотрю я на вас! Только не замучай его, детка! Ты вон какая прыткая, сиськи так и горят, а он из-за тебя чуть не подох, между прочим...
Хлопнула дверь. Тим и Дженни посмотрели на нее, потом друг на друга... на пол полетел халат, натянутый впопыхах на разгоряченные плечи, - и снова океан смуглой влаги затопил Тима, и снова горячий язык жалил его в самое горло...
Они так хотели друг друга, что взорвались на десятом или двенадцатом толчке. Дженни выла и размазывалась мягким месивом по Тиму, - а тот простреливал ее разрядами жидкого огня, долгожданными, как вода в пустыне. Они терлись щеками, царапались, хрипели, кусались - и долго, мучительно кончали, выедая друг друга ртами и гениталиями.
Потом густая, тягучая лавина удовлетворения, жирная, как бульон, залила их сытостью – и лишила силы. Дженни была теплой, близкой и родной... Она росла из Тима, прямо из гениталий, вросших в ее тело, и у нее было его, Тима, сердце, его душа и нервы. Это было удивительно, неописуемо, необыкновенно и блаженно, как в раю.
Доверху полный Дженни, Тим закрыл глаза - и мягко отвалился в сон.
***
Его разбудили толчки, резкие, грубые, будто в него вколачивали сваи.
Они били в висок, пульсируя цветной ноющей болью - "Де! Де! Ирр..."
- Где? Где? - орал кто-то в ухо Тиму...
Веки дрогнули и впустили в себя жесткий свет.
Дженни не было. Вместо нее над Тимом громоздился краснокожий громила из толпы и тряс его за плечо, выкрикивая:
- Где? Где? Где эликсир? Куда ты его дел, кусок бинта?
- Ка... какой эликсир? - переспросил Тим, хоть и сразу понял, о чем речь.
- Эликсир Вофхомото! Старуха отдала его тебе. Великий Эликсир индейцев, дающий тайную силу и... Где он?
- Кто вас впустил?
- Кто надо! Где Эликсир, сраная кишка?
- Эээ... видите ли...
Тим, хоть и впрямь чувствовал себя сраной кишкой – нашел силы более-менее внятно рассказать о судьбе зеленой склянки, умолчав о том, что произошло с ним и с Дженни.
Громила выслушал его; затем, помолчав, потянул носом - и оскаблился:
- Не-ет, парниша. Старого Мэтью не проведешь. Он где-то здесь. Я чую его. Тебе придется отдать его, иначе...
- Послушайте. Я никогда ни у кого ничего не крал. Есть свидетели, в конце концов...
- Ебал я твоих свидетелей в их сраные потроха. Эликсир здесь, и завтра я приду на ним. И если ты не...
Когда Тим пришел в себя - громилы уже не было. "Проклятая миссис Патефон пускает кого попало за бабки..."
Надо было звонить в полицию. Тим попробовал встать, и, к его удивлению, у него получилось. Тело слушалось его, хоть в ушах и шумело, как в вагоне подземки.
Под кроватью Тим нашел свои туфли. Обувшись, он сделал два шага к двери - и остановился, ощутив скрежет.
"Какая-то хрень попала в подошву", подумал он, "камень или стекляшка". Вернувшись к кровати, он задрал ногу - и увидел осколок зеленого стекла, застрявший в подъеме.
Осколок был покрыт пленкой подсохшего осадка. Тим сразу понял, что это.
Поколебавшись минуту, он поднес было руку к подошве, но отдернул ее; посидел, глядя перед собой, затем увидел на тумбочке пинцет, взял его - и, морщась, выковырял стекло. Понюхав его – кивнул: в нос ударила та самая клопиная настойка.
Посидев еще мгновение, Тим снова встал - и вышел в коридор.
- ...Алло, Фредди? Да, это я... Живой, как видишь. Да, да... Фредди, старина, слушай, я все расскажу тебе, но сейчас... Выслушай и не перебивай. У меня есть кусок стекла, покрытый осадком. Ты можешь сделать раствор? Мне нужно к вечеру. В двух шприцах-двойках. Без иголок... Нет, не наркота. Ничего криминального... Слушай, я тебя обманывал когда-нибудь? Ну вот и... Очень обяжешь. Да. Жду курьера через час. Спасибо, старина. - Он положил трубку - и застыл, увидев в дверях Дженни, увешанную авоськами.
- Ну чего ты встал? Ну чего? Вот... я не знала, что ты любишь, и взяла на всякий случай всего побольше. Вот бананы, авокадо... тебе ведь надо витамины...
Она озабоченно говорила, а Тим смотрел во все глаза на хрупкую фигурку, доверху нагруженную всяческой снедью.
***
Когда в дверях показался старый Мэтью, Тим громко крикнул:
- О! Явился – не запылился!
Это было сигналом для Дженни, сидевшей в коридоре.
Мэтью достал пистолет и сказал:
- Считаю до трех. Мне терять нечего. Раз...
- Послушайте!.. Вы хоть скажите, что он дает, этот Эликсир.
- Не знаю я, и не твое дело. Ему лет больше, чем костям твоего прапрадеда. Предания индейцев потаватоми говорят, что в нем томится дух Вофхомото, бога плодородия. Говорят, что он дает великую силу и власть. Я наследник великого народа, сгнившего в ваших резервациях, и я имею на Эликсир больше прав, чем любой ублюдок вашего бесцветного железного племени... Хватит трепаться! Раз... Два...
Но за дверью уже слышались шаркающие шаги миссис Патефон.
- ...Ну, и в чем дело, дорогуша? Обделался, что ли, или с чего это я тебе понадобилась?..
Мэтью спрятал пушку в пиджаке,
Он ни о чем не думал, а только гнул тело, пружинящее ему навстречу, ощущал каждой ее, склоненную к нему, сосущую его губы, лижущую ему глаза и уши, - и наподдавал там, снизу, где было жарко и липко, как в кипящем тигле. Дженни влипала в его член, обтягивала его, сжимала, обволакивала тугой пленкой наслаждения, терпко-кипучей, как соль ее губ - и втекала в Тима языком до самого горла.
Краем глаза Тим видел в дверях чей-то любопытный нос; но ему было все равно, и он слюнявил Дженни, как конфету, жестоко всаживаясь в ее мякоть…
- ...Никак очнулся, дорогуша! – вдруг донеслось из коридора.
Голос был хриплым и трескучим, как патефон.
Дженни подхватилась, но было поздно: грузный силуэт загородил дверь.
- Извиняюсь, извиняюсь, ребятки... Работа есть работа. Осмотрю вас, мистер герой, и потом тряситесь хоть до опупения. Не смотрю я на тебя, дорогуша, не смотрю, успокойся, - басил патефон Дженни, голой и красной, как помидор. - Она сидела с вами все это время, мистер. У изголовья, как верный пес. Даже кушать не ходила...
Толстая санитарка с седыми кисточками на верхней губе склонилась над Тимом. Ее лицо было втрое шире лица Дженни.
- ...Репортеры к вам тут ломятся... А вы еще слабый, дохлый, прости Господи, жмур жмуром...
- Репортеры?
- Ну! Ведь вы человек недели. Все газеты о вас трубят. Вот! - в Тима ткнули газетой, и Тим послушно взял ее:
"ПОДВИГ ФАНА" - кричал заголовок. - "ПОКЛОННИК ПОЖЕРТВОВАЛ СОБОЙ РАДИ КУМИРА. Страна должна знать своих героев! Простой американец Тимоти Коллинз спас звезду Дженни Уайет, прикрыв ее своим телом, когда злоумышленник плеснул в нее кислотой. Дженни не пострадала, злоумышленник задержан, мистер Коллинз с тяжелыми ожогами груди доставлен в больницу Сент-Кристофер. Антирасистские выступления Дженни Уайет настраивают против нее ревнителей старых обычаев. Это уже вторая попытка изувечить Дженни, и скоро ей придется выступать под конвоем полиции, – что, несомненно, добавит пикантности в ее..."
- Так, что у нас тут с бинтами... Так... Так... - бормотал патефон, грузно переваливаясь вокруг Тима. - Так... Как вы хотите, ребятки, а через полчаса надо на процедуры. Все, я ушла. Ушла! Не смотрю я на вас! Только не замучай его, детка! Ты вон какая прыткая, сиськи так и горят, а он из-за тебя чуть не подох, между прочим...
Хлопнула дверь. Тим и Дженни посмотрели на нее, потом друг на друга... на пол полетел халат, натянутый впопыхах на разгоряченные плечи, - и снова океан смуглой влаги затопил Тима, и снова горячий язык жалил его в самое горло...
Они так хотели друг друга, что взорвались на десятом или двенадцатом толчке. Дженни выла и размазывалась мягким месивом по Тиму, - а тот простреливал ее разрядами жидкого огня, долгожданными, как вода в пустыне. Они терлись щеками, царапались, хрипели, кусались - и долго, мучительно кончали, выедая друг друга ртами и гениталиями.
Потом густая, тягучая лавина удовлетворения, жирная, как бульон, залила их сытостью – и лишила силы. Дженни была теплой, близкой и родной... Она росла из Тима, прямо из гениталий, вросших в ее тело, и у нее было его, Тима, сердце, его душа и нервы. Это было удивительно, неописуемо, необыкновенно и блаженно, как в раю.
Доверху полный Дженни, Тим закрыл глаза - и мягко отвалился в сон.
***
Его разбудили толчки, резкие, грубые, будто в него вколачивали сваи.
Они били в висок, пульсируя цветной ноющей болью - "Де! Де! Ирр..."
- Где? Где? - орал кто-то в ухо Тиму...
Веки дрогнули и впустили в себя жесткий свет.
Дженни не было. Вместо нее над Тимом громоздился краснокожий громила из толпы и тряс его за плечо, выкрикивая:
- Где? Где? Где эликсир? Куда ты его дел, кусок бинта?
- Ка... какой эликсир? - переспросил Тим, хоть и сразу понял, о чем речь.
- Эликсир Вофхомото! Старуха отдала его тебе. Великий Эликсир индейцев, дающий тайную силу и... Где он?
- Кто вас впустил?
- Кто надо! Где Эликсир, сраная кишка?
- Эээ... видите ли...
Тим, хоть и впрямь чувствовал себя сраной кишкой – нашел силы более-менее внятно рассказать о судьбе зеленой склянки, умолчав о том, что произошло с ним и с Дженни.
Громила выслушал его; затем, помолчав, потянул носом - и оскаблился:
- Не-ет, парниша. Старого Мэтью не проведешь. Он где-то здесь. Я чую его. Тебе придется отдать его, иначе...
- Послушайте. Я никогда ни у кого ничего не крал. Есть свидетели, в конце концов...
- Ебал я твоих свидетелей в их сраные потроха. Эликсир здесь, и завтра я приду на ним. И если ты не...
Когда Тим пришел в себя - громилы уже не было. "Проклятая миссис Патефон пускает кого попало за бабки..."
Надо было звонить в полицию. Тим попробовал встать, и, к его удивлению, у него получилось. Тело слушалось его, хоть в ушах и шумело, как в вагоне подземки.
Под кроватью Тим нашел свои туфли. Обувшись, он сделал два шага к двери - и остановился, ощутив скрежет.
"Какая-то хрень попала в подошву", подумал он, "камень или стекляшка". Вернувшись к кровати, он задрал ногу - и увидел осколок зеленого стекла, застрявший в подъеме.
Осколок был покрыт пленкой подсохшего осадка. Тим сразу понял, что это.
Поколебавшись минуту, он поднес было руку к подошве, но отдернул ее; посидел, глядя перед собой, затем увидел на тумбочке пинцет, взял его - и, морщась, выковырял стекло. Понюхав его – кивнул: в нос ударила та самая клопиная настойка.
Посидев еще мгновение, Тим снова встал - и вышел в коридор.
- ...Алло, Фредди? Да, это я... Живой, как видишь. Да, да... Фредди, старина, слушай, я все расскажу тебе, но сейчас... Выслушай и не перебивай. У меня есть кусок стекла, покрытый осадком. Ты можешь сделать раствор? Мне нужно к вечеру. В двух шприцах-двойках. Без иголок... Нет, не наркота. Ничего криминального... Слушай, я тебя обманывал когда-нибудь? Ну вот и... Очень обяжешь. Да. Жду курьера через час. Спасибо, старина. - Он положил трубку - и застыл, увидев в дверях Дженни, увешанную авоськами.
- Ну чего ты встал? Ну чего? Вот... я не знала, что ты любишь, и взяла на всякий случай всего побольше. Вот бананы, авокадо... тебе ведь надо витамины...
Она озабоченно говорила, а Тим смотрел во все глаза на хрупкую фигурку, доверху нагруженную всяческой снедью.
***
Когда в дверях показался старый Мэтью, Тим громко крикнул:
- О! Явился – не запылился!
Это было сигналом для Дженни, сидевшей в коридоре.
Мэтью достал пистолет и сказал:
- Считаю до трех. Мне терять нечего. Раз...
- Послушайте!.. Вы хоть скажите, что он дает, этот Эликсир.
- Не знаю я, и не твое дело. Ему лет больше, чем костям твоего прапрадеда. Предания индейцев потаватоми говорят, что в нем томится дух Вофхомото, бога плодородия. Говорят, что он дает великую силу и власть. Я наследник великого народа, сгнившего в ваших резервациях, и я имею на Эликсир больше прав, чем любой ублюдок вашего бесцветного железного племени... Хватит трепаться! Раз... Два...
Но за дверью уже слышались шаркающие шаги миссис Патефон.
- ...Ну, и в чем дело, дорогуша? Обделался, что ли, или с чего это я тебе понадобилась?..
Мэтью спрятал пушку в пиджаке,