Текила (глава из романа "Океан между")
что вот, наконец, нашла близкого человека; жизнь приобретает смысл и порядок. А в один прекрасный день тебя выставляют на улицу, и ты остаешься совершенно одна, без крыши над головой, и даже некому пожаловаться на свою судьбу.
Она сделала ударение на слове "некому", при этом красноречиво посмотрев на Самолетова. У него в голове сразу мелькнула мысль, которая не могла не возникнуть после такого взгляда. А именно: "Господи, как хочется пожалеть и взять под свою опеку эту девочку с полностью отшитой головой! Может быть, ты, Господи, специально посылаешь мне замену того, что я недавно утратил?"
- Никому я не нужна, - продолжала сетовать девушка, словно выпрашивая у Никиты соболезнование и сочувствие, - отовсюду меня выгоняют. Вот и сейчас я лечу в Москву, а мне там даже негде жить.
Последняя фраза несколько насторожила Никиту слишком прямолинейным намеком, к чему бы это она могла клонить.
- Разве у тебя не осталось родственников в Москве? - спросил он.
- Почему же, у меня их там полно. Особенно на Новодевичьем кладбище.
Никита поежился.
- А родители твои где? - спросил он, приготовившись услышать печальную и, не исключено, выдуманную историю.
- Вообще-то в Москве у меня живет отец, - Текила невесело улыбнулась, - но у него давно другая семья, так что меня там не особенно ждут.
- А мать?
- А мать живет в Америке, у нее тоже другая семья. Туда меня хотя и зовут, но тоже вряд ли ждут.
- Постой, но в Москве ты же где-то прописана?
- Не знаю, никогда не интересовалась этим. Наверное, в своей собственной квартире я и прописана.
- Ничего не понимаю, - отчего-то Никита тем меньше верил своей попутчице, чем больше она о себе рассказывала. - Если у тебя есть квартира в Москве, почему ты не можешь в ней жить?
- Да потому что отец сдает мою квартиру другим людям.
- Как это?
- Мой папа - профессор математики в университете, - страдальчески, как будто это самое большое горе в их семье, стала объяснять Текила. - Но там платят так мало, что жить он может только на деньги от моей квартиры.
- А как же ты?
- Я же не могу обрекать собственного отца на голодную смерть!
Вероятно, слова об отце и голодной смерти окончательно расстроили Текилу: краснота с ее глаз перешла и на нос.
- Да, конечно, - согласился Никита, чувствуя, что девушка вот-вот разревется.
- Я же его так люблю... И он меня любит... Только нам с ним не везет...
Две крупные, словно божьи коровки, слезы вдруг выползли из глаз девушки и скатились на нагло ухмыляющегося зайца.
- Ну, не надо. Все наладится, - попробовал успокоить ее Никита.
Но Текила, уткнувшись в заячий плюш, лишь окончательно распустила сопли, так что ее тонкие плечи начали вздрагивать, словно крылья неспособной взлететь раненой птицы.
Никита не стал вмешиваться в нахлынувший на нее поток чувств. Самое умное, что он смог придумать - это уложить ее с ногами на два сиденья у иллюминатора и накрыть одеялом.
Минут десять спустя Текила перестала издавать хлюпающие звуки. Однако ее плечи продолжали время от времени вздрагивать, что возбуждало в Никите странное отцовское чувство - как если бы дочь доверила отцу самое сокровенное, и теперь он стоял на страже ее секрета. Под одеялом Никита по-дружески погладил девушку по бедру, и его рука как-то сама собою осталась там лежать.
- Все будет хорошо! - еще раз подбодрил Текилу Самолетов, но та ничего не ответила, лишь как-то странно повела бедром - то ли желая сбросить его руку, то ли просто устраиваясь поудобнее. Его рука оказалась у нее на животе, после чего девушка замерла, словно прислушиваясь к чему-то.
Никите такое положение руки было не очень удобно, но убрать ее было как-то невежливо, и, чтобы она не затекла, он время от времени ею шевелил, чувствуя теплый подтянутый девичий животик. Время от времени девушка слегка меняла положение тела, и получалось, что рука Никиты без чьего-либо намерения сползала все ниже и ниже в небольшое пространство между ее брюками и горячим телом. И чем ниже спускалась рука, тем большее тепло чувствовал Самолетов.
Поглядев на Текилу, лежащую с закрытыми глазами, Никита не смог определить, спит она или только притворяется спящей, чувствует его руку или сейчас проснется и, обнаружив ее почти у себя в паху, закатит ему маленький скандал. Эта неопределенность кружила голову и заставляла кровь пульсировать в бешеном ритме.
Наконец он решился на радикальный поворот событий. Едва заметным движением пальцев он выдавил пуговицу ее брюк из петли, отчего брюки расстегнулись и застежка на молнии чуть-чуть сползла вниз, освободив его руке путь для дальнейшего продвижения, после чего Никита замер в ожидании реакции девушки.
Текила, не открывая глаз, зашевелилась, как будто слабо протестуя, но не отбросила его руку, а даже наоборот, чуть-чуть повернулась на спину, ложась поудобнее в предчувствии чего-то приятного, после чего замерла, так что Никита даже не слышал ее дыхания. Теперь дорога к заветной цели была открыта. И медленно, насколько это было возможно, осознавая, что только от него будет зависеть, как далеко он зайдет, Никита стал продвигать руку вглубь, дойдя сначала до линии, прикрываемой трусиками, а потом, поднырнув под них - до места, где он смог почувствовать жесткий пушок волос на ее лобке.
Здесь он услышал и первый отклик от ее тела. Текила слабо, почти незаметно, вздрогнула и небольшими толчками стала сама приближать наиболее чувствительное место к кончикам его пальцев.
Такого возбуждения Никита давно не испытывал. Его тело гудело от желания и сладкой истомы. Казалось, самые чувствительные центры сейчас находятся на кончиках его пальцев, и оттуда волны наслаждения поднимаются к его голове, чтобы разлиться по всему телу ...биениями нарастающего, но недостижимого оргазма.
Казалось, его ладонь была присоединена к источнику бесконечного наслаждения, и живая энергия мощным потоком текла от его руки к низу ее живота и обратно.
Текила, похоже, испытывала не меньшее возбуждение. Она все заметнее стала помогать ему бедрами, совершая ими вращательные движения. В какой-то момент Никита почувствовал, как его указательный палец провалился с жесткого лобка в мягкую наполненную горячей влагой расщелину.
Как только это произошло, тело Текилы изогнулось в настоящей судороге, дыхание ее стало прерывистым и первый стон забытья готов был сорваться с ее губ.
Никита быстро протянул свободную руку к ее лицу и положил два пальца на ее губы в немой просьбе не произносить ни звука.
Другой рукой он все дальше и дальше проникал в теплую влагу пульсирующей женской плоти, указательным пальцем поглаживая великолепно развитый женский бугорок, мягкими массирующими движениями держа мерцающее сознание девушки на грани обморока.
Вокруг уже не было ничего: ни гула самолета, ни сидящих впереди пассажиров - только единое биение его руки и ее ног в заполняющей все пространство горячей волне страсти.
"Какие божественные глубины таятся в обыкновенных человеческих прикосновениях!" - в восторге подумал Никита. - "И все остальное, что может случиться между мною и этой девушкой, уже не имеет большого значения, потому что ближе
Она сделала ударение на слове "некому", при этом красноречиво посмотрев на Самолетова. У него в голове сразу мелькнула мысль, которая не могла не возникнуть после такого взгляда. А именно: "Господи, как хочется пожалеть и взять под свою опеку эту девочку с полностью отшитой головой! Может быть, ты, Господи, специально посылаешь мне замену того, что я недавно утратил?"
- Никому я не нужна, - продолжала сетовать девушка, словно выпрашивая у Никиты соболезнование и сочувствие, - отовсюду меня выгоняют. Вот и сейчас я лечу в Москву, а мне там даже негде жить.
Последняя фраза несколько насторожила Никиту слишком прямолинейным намеком, к чему бы это она могла клонить.
- Разве у тебя не осталось родственников в Москве? - спросил он.
- Почему же, у меня их там полно. Особенно на Новодевичьем кладбище.
Никита поежился.
- А родители твои где? - спросил он, приготовившись услышать печальную и, не исключено, выдуманную историю.
- Вообще-то в Москве у меня живет отец, - Текила невесело улыбнулась, - но у него давно другая семья, так что меня там не особенно ждут.
- А мать?
- А мать живет в Америке, у нее тоже другая семья. Туда меня хотя и зовут, но тоже вряд ли ждут.
- Постой, но в Москве ты же где-то прописана?
- Не знаю, никогда не интересовалась этим. Наверное, в своей собственной квартире я и прописана.
- Ничего не понимаю, - отчего-то Никита тем меньше верил своей попутчице, чем больше она о себе рассказывала. - Если у тебя есть квартира в Москве, почему ты не можешь в ней жить?
- Да потому что отец сдает мою квартиру другим людям.
- Как это?
- Мой папа - профессор математики в университете, - страдальчески, как будто это самое большое горе в их семье, стала объяснять Текила. - Но там платят так мало, что жить он может только на деньги от моей квартиры.
- А как же ты?
- Я же не могу обрекать собственного отца на голодную смерть!
Вероятно, слова об отце и голодной смерти окончательно расстроили Текилу: краснота с ее глаз перешла и на нос.
- Да, конечно, - согласился Никита, чувствуя, что девушка вот-вот разревется.
- Я же его так люблю... И он меня любит... Только нам с ним не везет...
Две крупные, словно божьи коровки, слезы вдруг выползли из глаз девушки и скатились на нагло ухмыляющегося зайца.
- Ну, не надо. Все наладится, - попробовал успокоить ее Никита.
Но Текила, уткнувшись в заячий плюш, лишь окончательно распустила сопли, так что ее тонкие плечи начали вздрагивать, словно крылья неспособной взлететь раненой птицы.
Никита не стал вмешиваться в нахлынувший на нее поток чувств. Самое умное, что он смог придумать - это уложить ее с ногами на два сиденья у иллюминатора и накрыть одеялом.
Минут десять спустя Текила перестала издавать хлюпающие звуки. Однако ее плечи продолжали время от времени вздрагивать, что возбуждало в Никите странное отцовское чувство - как если бы дочь доверила отцу самое сокровенное, и теперь он стоял на страже ее секрета. Под одеялом Никита по-дружески погладил девушку по бедру, и его рука как-то сама собою осталась там лежать.
- Все будет хорошо! - еще раз подбодрил Текилу Самолетов, но та ничего не ответила, лишь как-то странно повела бедром - то ли желая сбросить его руку, то ли просто устраиваясь поудобнее. Его рука оказалась у нее на животе, после чего девушка замерла, словно прислушиваясь к чему-то.
Никите такое положение руки было не очень удобно, но убрать ее было как-то невежливо, и, чтобы она не затекла, он время от времени ею шевелил, чувствуя теплый подтянутый девичий животик. Время от времени девушка слегка меняла положение тела, и получалось, что рука Никиты без чьего-либо намерения сползала все ниже и ниже в небольшое пространство между ее брюками и горячим телом. И чем ниже спускалась рука, тем большее тепло чувствовал Самолетов.
Поглядев на Текилу, лежащую с закрытыми глазами, Никита не смог определить, спит она или только притворяется спящей, чувствует его руку или сейчас проснется и, обнаружив ее почти у себя в паху, закатит ему маленький скандал. Эта неопределенность кружила голову и заставляла кровь пульсировать в бешеном ритме.
Наконец он решился на радикальный поворот событий. Едва заметным движением пальцев он выдавил пуговицу ее брюк из петли, отчего брюки расстегнулись и застежка на молнии чуть-чуть сползла вниз, освободив его руке путь для дальнейшего продвижения, после чего Никита замер в ожидании реакции девушки.
Текила, не открывая глаз, зашевелилась, как будто слабо протестуя, но не отбросила его руку, а даже наоборот, чуть-чуть повернулась на спину, ложась поудобнее в предчувствии чего-то приятного, после чего замерла, так что Никита даже не слышал ее дыхания. Теперь дорога к заветной цели была открыта. И медленно, насколько это было возможно, осознавая, что только от него будет зависеть, как далеко он зайдет, Никита стал продвигать руку вглубь, дойдя сначала до линии, прикрываемой трусиками, а потом, поднырнув под них - до места, где он смог почувствовать жесткий пушок волос на ее лобке.
Здесь он услышал и первый отклик от ее тела. Текила слабо, почти незаметно, вздрогнула и небольшими толчками стала сама приближать наиболее чувствительное место к кончикам его пальцев.
Такого возбуждения Никита давно не испытывал. Его тело гудело от желания и сладкой истомы. Казалось, самые чувствительные центры сейчас находятся на кончиках его пальцев, и оттуда волны наслаждения поднимаются к его голове, чтобы разлиться по всему телу ...биениями нарастающего, но недостижимого оргазма.
Казалось, его ладонь была присоединена к источнику бесконечного наслаждения, и живая энергия мощным потоком текла от его руки к низу ее живота и обратно.
Текила, похоже, испытывала не меньшее возбуждение. Она все заметнее стала помогать ему бедрами, совершая ими вращательные движения. В какой-то момент Никита почувствовал, как его указательный палец провалился с жесткого лобка в мягкую наполненную горячей влагой расщелину.
Как только это произошло, тело Текилы изогнулось в настоящей судороге, дыхание ее стало прерывистым и первый стон забытья готов был сорваться с ее губ.
Никита быстро протянул свободную руку к ее лицу и положил два пальца на ее губы в немой просьбе не произносить ни звука.
Другой рукой он все дальше и дальше проникал в теплую влагу пульсирующей женской плоти, указательным пальцем поглаживая великолепно развитый женский бугорок, мягкими массирующими движениями держа мерцающее сознание девушки на грани обморока.
Вокруг уже не было ничего: ни гула самолета, ни сидящих впереди пассажиров - только единое биение его руки и ее ног в заполняющей все пространство горячей волне страсти.
"Какие божественные глубины таятся в обыкновенных человеческих прикосновениях!" - в восторге подумал Никита. - "И все остальное, что может случиться между мною и этой девушкой, уже не имеет большого значения, потому что ближе