Каникулы любви
Каникулы любви
Каникулы любви.
Жаркое лето 1972 года. Мне 17 лет, я выпускник средней школы, золотой медалист, отличный спортсмен, досрочно сдавший ЭКЗАМЕН в Каспийское высшее военно-морское училище и зачисленный курсантом штурманского факультета, на отделение подводного плавания. Обком комсомола в виде поощрения за успехи в учёбе и спорте ПО СОГЛАСОВАНИЮ С КОМАНДОВАНИЕМ УЧИЛИЩА НАЗНАЧАЕТ МЕНЯ В ПОДШЕФНЫЙ ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ НА ШТАТНУЮ должность ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВЕТА ПИОНЕРСКОЙ ДРУЖИНЫ, - НА ВСЁ ОСТАВШЕЕСЯ ЛЕТО.
Моя обязанность, - принять утром на линейке рапорт командиров отрядов и сдать рапорт старшей пионервожатой Тане, студентке уже второго курса пединститута, комсомолке и недотроге с рвущей кофточку грудью, пионерским галстуком и зелёными глазами с поволокой.
В лагере мне предоставили отдельный апартамент и неограниченную свободу. Первые дни я отъедался и отсыпался, читал всё, что попадётся под руки. С утра до вечера по лагерному громкоговорителю гоняли хит сезона, японскую песню «Каникулы любви». У моря, у синего моря, - пели сёстры – японки. Песня мне нравилась, - про море. Лагерная жизнь чётко делилась на детско – пионерскую и молодёжно – комсомольскую и бурлила днём и ночью. Сойм физруков и спорт-инструкторов беспощадно прессовал лагерных девушек - вожатых и воспитательниц, и не всегда безуспешно. То – ли Татьяне надоели кобели – физруки, то – ли я ей понравился, но в тихий час, когда все спали, Таня брала лагерную лодку и мы плавали ( по морскому ходили) по озеру среди белых лилий и жёлтых кувшинок, разговаривали обо всём, загорали.
Таня обычно почти лежала на корме лодки, немного приспустив для загара бюстгальтер и трусики. Было видно, как она смотрела и забавлялась моими дрожащими ногами, раскрасневшимся лицом и ещё тем, чего я отчаянно стеснялся и никак не мог скрыть.
Однажды, судя по её внезапно изменившемуся, чуть хриплому с придыханием голосу я понял, что что - то назревает. Пробудившееся женское любопытство, ( а возможно пришёл тот самый « бабий час»), подтолкнуло её причалить к противоположному от лагеря берегу, в заросли ивняка и душистой таволги. Здесь, в жаркий летний полдень, в густой мягкой траве, под ленивое жужжанье шмелей, пение цикад и стрекотание кузнечиков Таня стала моей, совсем моей девчонкой, от зелёных глаз до голых коленок с ямочками.
Она даже не пыталась как – то предохраняться, вся отдаваясь своим новым чувствам. Вероятно, она знала какие – то средства контрацепции, о чём я понятия не имел. И скорее всего, она не воспринимала меня как мужчину, а себя зрелой женщиной. Девчоночьи слёзы и женские вскрики, - всё смешалось в тот знойный летний полдень.
После всего случившегося меня с минуту била круп ная дрожь, Таня же лежала совершенно безвольная с раскинутыми руками и ногами и чуть приоткрытым ртом с распухшими губами, не в силах (или не желая) подняться. Я накрыл её ноги по пояс ветровкой и дрожащими руками закурил сигарету « Шипка». Было немного странно видеть всегда отглаженную и строгую старшую пионервожатую в таком полурастерзанном виде и даже чувствовать себя немного виноватым. Я не раз слышал, даже читал у Чехова в рассказе «Володя», что после близости с женщиной наступает отрезвление и даже некоторая брезгливость.
Здесь же, на берегу, чувство бесконечной благодарности и нежности к девушке захлестнуло меня от пяток до кончиков пальцев. Я снова прижался к жаркой и мягкой груди Тани и….. остановился только тогда, когда услышал тихо: «Игорёк, мне больно». Впоследствии Таня призналась мне, что в момент своего высшего напряжения и наслаждения она несколько раз описалась. Я посчитал это за очередную женскую слабость и блажь, со мной ведь такого никогда не было.
C этого времени наши встречи стали по нескольку раз в день, а поздним вечером, когда лагерь засыпал, Таня незаметно приходила ко мне, иногда до утра. Несколько раз Таня пыталась перевести наши отношения в игру, в лёгкий флирт. Хотя какой тут флирт, я уже перехватил инициативу и, как будущий подводник, элиты флота, отдавать инициативу не собирался. Что мне особенно нравилось и возбуждало, - я никогда не получал отказа.
Ну почти никогда. Мы собирали с Таней чернику, ушли далеко в лес, где черника росла зарослями. Таня по - детски восхищалась обилием ягод, раскраснелась, губы и руки стали чёрные, шортики задрались. Мне давно уже было не до черники, я взял Таню на руки и положил её на что то мягкое. По состоянию Татьяны я уже научился определять, когда ей было хорошо со мной. В это время дыхание её делалось прерывистым, она закрывала глаза и старалась помочь мне. Я ощущал в ней вязкость и пульсирующее выделение прозрачной слизи. В этот раз я ничего этого не почувствовал и был немного растерян. И только когда сам почувствовал какое – то жжение понял, что я положил свою подругу на муравейник и она кротко терпела боль, чтобы не помешать мне. Для меня это было её новое открытие, - отнёс девчонку на безопасное расстояние и зацеловал её покусанные муравьями руки, ноги, грудь, живот.
В буйной чёрной поросли волос внизу живота нашёл губами какой то бугорок ( потом Таня сказала, что это клитор) и поцеловал его. Я целовал её напрягшийся влажный бугорок, утонув губами в чём - то тёплом и мягком, ощущая в себе пьянящий запах юной женщины. Как во сне почувствовал чуть пульсирующий у меня во рту клитор и вытекающую мне в рот вязкую жидкость. Никто меня этому не учил, никогда об этом я не слышал и не видел. Мне было легко и приятно. Через минуту потрясённая Таня призналась мне, что такого наслаждения в её жизни никогда не было. Она целовала мой липкий рот, вытирала платочком мой нос, щёки, подбородок. Ей было немного неловко за произошедшее, но по её счастливому смеху, по заметной расслабленности удовлетворённой женщины я понял, что она нисколько на меня не обиделась. И позже, если у нас что то не получалось, стоило мне кончиком языка потрогать её необыкновенный бугорок внизу живота, как моя подруга улетала. Она так и говорила: «Игорёк, я улетаю, не ищи меня 10 минут».
Этих 10 минут мне хватало набраться сил и снова подготовить девушку к полёту. Я даже немного встревожился, когда однажды в постели она прогнулась вперёд и застонала. А Таня просто предлагала ещё и ещё раз свой чудесный бутон, свою розу. Я брал её губами и целовал. Было видно, что это ей нравилось даже больше, чем ощущать в себе чересчур жёсткий и неутомимый курсантский пенис. В сущности Таня сама была просто большой девчонкой, недавно ей исполнилось 18 лет и она не особенно нуждалась в частых половых контактах.. Скорее, это было нужно мне. Она как то сразу поняла это и не противилась моим настойчивым просьбам. У меня был период гиперсексуальности и однажды вечером она показала мне 5 пальцев на ладони, столько раз за день она отдавалась мне. Вероятно, только девушка её возраста могла почувствовать исходящий от меня неуловимый запах спермы, это возбуждало её. Точно так же я ощущал Таню, от неё шли какие - то сигналы, феромоны, хотя никакой косметикой она не пользовалась.
Если есть на свете медовый месяц, то мы с Таней вкусили
Каникулы любви.
Жаркое лето 1972 года. Мне 17 лет, я выпускник средней школы, золотой медалист, отличный спортсмен, досрочно сдавший ЭКЗАМЕН в Каспийское высшее военно-морское училище и зачисленный курсантом штурманского факультета, на отделение подводного плавания. Обком комсомола в виде поощрения за успехи в учёбе и спорте ПО СОГЛАСОВАНИЮ С КОМАНДОВАНИЕМ УЧИЛИЩА НАЗНАЧАЕТ МЕНЯ В ПОДШЕФНЫЙ ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ НА ШТАТНУЮ должность ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СОВЕТА ПИОНЕРСКОЙ ДРУЖИНЫ, - НА ВСЁ ОСТАВШЕЕСЯ ЛЕТО.
Моя обязанность, - принять утром на линейке рапорт командиров отрядов и сдать рапорт старшей пионервожатой Тане, студентке уже второго курса пединститута, комсомолке и недотроге с рвущей кофточку грудью, пионерским галстуком и зелёными глазами с поволокой.
В лагере мне предоставили отдельный апартамент и неограниченную свободу. Первые дни я отъедался и отсыпался, читал всё, что попадётся под руки. С утра до вечера по лагерному громкоговорителю гоняли хит сезона, японскую песню «Каникулы любви». У моря, у синего моря, - пели сёстры – японки. Песня мне нравилась, - про море. Лагерная жизнь чётко делилась на детско – пионерскую и молодёжно – комсомольскую и бурлила днём и ночью. Сойм физруков и спорт-инструкторов беспощадно прессовал лагерных девушек - вожатых и воспитательниц, и не всегда безуспешно. То – ли Татьяне надоели кобели – физруки, то – ли я ей понравился, но в тихий час, когда все спали, Таня брала лагерную лодку и мы плавали ( по морскому ходили) по озеру среди белых лилий и жёлтых кувшинок, разговаривали обо всём, загорали.
Таня обычно почти лежала на корме лодки, немного приспустив для загара бюстгальтер и трусики. Было видно, как она смотрела и забавлялась моими дрожащими ногами, раскрасневшимся лицом и ещё тем, чего я отчаянно стеснялся и никак не мог скрыть.
Однажды, судя по её внезапно изменившемуся, чуть хриплому с придыханием голосу я понял, что что - то назревает. Пробудившееся женское любопытство, ( а возможно пришёл тот самый « бабий час»), подтолкнуло её причалить к противоположному от лагеря берегу, в заросли ивняка и душистой таволги. Здесь, в жаркий летний полдень, в густой мягкой траве, под ленивое жужжанье шмелей, пение цикад и стрекотание кузнечиков Таня стала моей, совсем моей девчонкой, от зелёных глаз до голых коленок с ямочками.
Она даже не пыталась как – то предохраняться, вся отдаваясь своим новым чувствам. Вероятно, она знала какие – то средства контрацепции, о чём я понятия не имел. И скорее всего, она не воспринимала меня как мужчину, а себя зрелой женщиной. Девчоночьи слёзы и женские вскрики, - всё смешалось в тот знойный летний полдень.
После всего случившегося меня с минуту била круп ная дрожь, Таня же лежала совершенно безвольная с раскинутыми руками и ногами и чуть приоткрытым ртом с распухшими губами, не в силах (или не желая) подняться. Я накрыл её ноги по пояс ветровкой и дрожащими руками закурил сигарету « Шипка». Было немного странно видеть всегда отглаженную и строгую старшую пионервожатую в таком полурастерзанном виде и даже чувствовать себя немного виноватым. Я не раз слышал, даже читал у Чехова в рассказе «Володя», что после близости с женщиной наступает отрезвление и даже некоторая брезгливость.
Здесь же, на берегу, чувство бесконечной благодарности и нежности к девушке захлестнуло меня от пяток до кончиков пальцев. Я снова прижался к жаркой и мягкой груди Тани и….. остановился только тогда, когда услышал тихо: «Игорёк, мне больно». Впоследствии Таня призналась мне, что в момент своего высшего напряжения и наслаждения она несколько раз описалась. Я посчитал это за очередную женскую слабость и блажь, со мной ведь такого никогда не было.
C этого времени наши встречи стали по нескольку раз в день, а поздним вечером, когда лагерь засыпал, Таня незаметно приходила ко мне, иногда до утра. Несколько раз Таня пыталась перевести наши отношения в игру, в лёгкий флирт. Хотя какой тут флирт, я уже перехватил инициативу и, как будущий подводник, элиты флота, отдавать инициативу не собирался. Что мне особенно нравилось и возбуждало, - я никогда не получал отказа.
Ну почти никогда. Мы собирали с Таней чернику, ушли далеко в лес, где черника росла зарослями. Таня по - детски восхищалась обилием ягод, раскраснелась, губы и руки стали чёрные, шортики задрались. Мне давно уже было не до черники, я взял Таню на руки и положил её на что то мягкое. По состоянию Татьяны я уже научился определять, когда ей было хорошо со мной. В это время дыхание её делалось прерывистым, она закрывала глаза и старалась помочь мне. Я ощущал в ней вязкость и пульсирующее выделение прозрачной слизи. В этот раз я ничего этого не почувствовал и был немного растерян. И только когда сам почувствовал какое – то жжение понял, что я положил свою подругу на муравейник и она кротко терпела боль, чтобы не помешать мне. Для меня это было её новое открытие, - отнёс девчонку на безопасное расстояние и зацеловал её покусанные муравьями руки, ноги, грудь, живот.
В буйной чёрной поросли волос внизу живота нашёл губами какой то бугорок ( потом Таня сказала, что это клитор) и поцеловал его. Я целовал её напрягшийся влажный бугорок, утонув губами в чём - то тёплом и мягком, ощущая в себе пьянящий запах юной женщины. Как во сне почувствовал чуть пульсирующий у меня во рту клитор и вытекающую мне в рот вязкую жидкость. Никто меня этому не учил, никогда об этом я не слышал и не видел. Мне было легко и приятно. Через минуту потрясённая Таня призналась мне, что такого наслаждения в её жизни никогда не было. Она целовала мой липкий рот, вытирала платочком мой нос, щёки, подбородок. Ей было немного неловко за произошедшее, но по её счастливому смеху, по заметной расслабленности удовлетворённой женщины я понял, что она нисколько на меня не обиделась. И позже, если у нас что то не получалось, стоило мне кончиком языка потрогать её необыкновенный бугорок внизу живота, как моя подруга улетала. Она так и говорила: «Игорёк, я улетаю, не ищи меня 10 минут».
Этих 10 минут мне хватало набраться сил и снова подготовить девушку к полёту. Я даже немного встревожился, когда однажды в постели она прогнулась вперёд и застонала. А Таня просто предлагала ещё и ещё раз свой чудесный бутон, свою розу. Я брал её губами и целовал. Было видно, что это ей нравилось даже больше, чем ощущать в себе чересчур жёсткий и неутомимый курсантский пенис. В сущности Таня сама была просто большой девчонкой, недавно ей исполнилось 18 лет и она не особенно нуждалась в частых половых контактах.. Скорее, это было нужно мне. Она как то сразу поняла это и не противилась моим настойчивым просьбам. У меня был период гиперсексуальности и однажды вечером она показала мне 5 пальцев на ладони, столько раз за день она отдавалась мне. Вероятно, только девушка её возраста могла почувствовать исходящий от меня неуловимый запах спермы, это возбуждало её. Точно так же я ощущал Таню, от неё шли какие - то сигналы, феромоны, хотя никакой косметикой она не пользовалась.
Если есть на свете медовый месяц, то мы с Таней вкусили