много! Только сутки! Насчет отсрочки – вы правы! Мы очень рады прибытию новых послов вашей страны.
Шпигат нажал одну из многочисленных кнопок на подлокотнике своего кресла, и камера отдалилась. Сбоку от кресла на коленях сидела молодая тигрица, «одетая» только в миниатюрные трусики, скорее подчеркивающие ее прелести, чем что-либо скрывающие. Она, со всем старанием, делала минет «господину полковнику». Его небольшой коричневый член до основания погрузился в ее ротик. Одной из своих рук она забавлялась с его мошонкой. Хан, сжав челюсти, впился выпущенными когтями в свои ладони, с трудом сохраняя самообладание. Шпигат, надувшись от самодовольства, положил свою ручку ей на голову, и она послушно заработала головой, плотно обхватив губами ствол. Глаза ее расширились, и Хан догадался, что Шпигат начал спускать прямо ей в ротик. Передернувшись от отвращения, она сглотнула и встала с колен.
- Они по достоинству оценили мужское достоинство лучших из нас!
Вставшая позади Шпигата тигрица пристально посмотрела на пигмея в форме, и показала, сжав большой и указательный палец, какого высокого мнения она о «мужских достоинствах лучших из лучших». Хан подмигнул ей. Шпигат с подозрением посмотрел на него.
- Как бы то ни было, у вас есть только сутки. Распорядитесь ими наилучшим образом. Отбой.
И экран погас.

***

Спрыгнув последним из распахнутой двери кабины самолета на скрипящие доски небольшого причала, Балу с хрустом потянулся, и громко зевнул. Над грядой скал, защищавших гавань от свирепых штормов, разгоралось пламя рассвета.
- Ребекка, если вы не против, я пойду, увижу еще пару снов?
Та, сама едва держась на ногах после бессонной ночи, слабо кивнула.
- Первый вылет только в 12 часов, Балу...
Оставив без внимания (неслыханный случай!) бурчание Балу, едва не засыпая на ходу, она побрела по пустынным улицам до вестибюля своего дома. Толкнув тяжелую стеклянную дверь, она вошла в просторный холл и поднялась на лифте до предпоследнего этажа небоскреба. Войдя к себе в прихожую, она скинула с ног туфли, и на цыпочках прошла в спальню. Расстегнув жакет и оставшись в одном тоненьком, плотно облегающем, белом свитере, подошла к кровати и поправила одеяла на мирно спящих, спиной друг к дружке, детях. Решив не будить Кита, она почти упала в кресло, стоявшее рядом с кроватью. Уже закрыв глаза, Ребекка почувствовала какой-то странный запах, не то чтобы неприятный, и какой-то странно знакомый. Не успев додумать эту мысль до конца, она провалилась в сон, а слабый мускусный дух, витавший по комнате, и через несколько часов совершенно рассеявшийся, сделал ее сны очень приятными.

***

Балу, все еще довольно жмурясь от сияния теплого солнечного дня, хлопнул Кита по плечу. Оба только что вошли в полутемный, вечно полный бар Луи.
- Слушай, Малыш, чего это ты такой хмурый сегодня?
- Да я в порядке, папа Мишка! – Отмахнулся Кит, натянув на лицо улыбку.
«И все-таки, что теперь делать?»
Мрачные мысли не покидали его с самого утра.
- Вон там уже зреют наши любимые «Кракатау»! – Балу указал на потемневшую от времени деревянную стойку. – А если ты насчет Бекки, то мы все успеем, в запасе целый час! У-у-у, ты только посмотри, кто там сидит!
За одним из столиков сидели просто потрясающие, на вкус бывалого медведя, красавицы. Нижний, отороченный розовой каймой полупрозрачный пеньюар лисички не доходил и до середины ее бедер, оставляя свободным хвост, от его начала над округлой попкой, до снежно-белого пушистого кончика. Вторая, покрытая короткой золотистой шерстью, львица, была подтянута, с четко очерченными мышцами пресса и ног, чистая противоположность своей изнеженной подружке. Ее мягко очерченные круглые ушки слегка подергивались, пока их хозяйка пила свой коктейль, одетая только в короткие шорты песчаного света. Видимо, ее очень мало заботило то, какое впечатление на окружающих производит ее плотная, словно два зрелых арбуза, грудь, нависающая над плоским животом.
- Слушай, Кит, - протянул Балу, - иди-ка, подсядь к ним, а я только сгоняю за мороженым...
Кит сердитой походкой подошел к столику и сел на свободный стул, сложив руки на груди и вперив взгляд в пол.
Балу протиснулся между завсегдатаями бара к жонглирующему стаканами хозяину.
- Здорово, Луи!
- Балу, рад тебя видеть! Что, сегодня один, где Кит?
- Там, сидит за столиком. Вон за тем столиком с симпатичными крошками. Каким ветром их сюда занесло, не знаешь?
- Как не знать, сидят здесь каждый день уже неделю, перетрахались со всеми моими работниками, и пилоты туда же, - сердито ответил Луи, протирая рюмки. – Ты бы Кита там одного не оставлял.
- Спасибо за предупреждение, старина!
Балу, жонглируя фирменными, с зажженными бенгальскими свечами, морожеными «Кракатау», уже возвращался к столику с надутым Ветрогоном и двумя заигрывающими с ним дамами, когда в зал ворвался незнакомый пилот в кожаной куртке.
- Истребители атакуют пиратов! – воскликнул он.
Все высыпали на пристань. На пределе видимости виднелись черные точки, поочередно набирающие высоту и пикирующие на что-то огромное, зависшее над самой водой. Вся группа медленно двигалась к острову, открывая все новые и новые детали воздушного сражения. Наконец темная масса осветилась огненными вспышками и исчезла под водой. Запоздалый грохот взрывов был заглушен приветственными возгласами. Винтокрылые машины стремительно приблизились и, сделав разворот над островом, направились в сторону Кейп-Сьюзета. Под гром аплодисментов, Луи объявил праздник в честь уничтожения банды пиратов.

***

Дверь тюремной камеры открылась и туда, слегка наклонив голову, вошел Хан. Тюремщик осторожно прикрыл дверь и отошел подальше.
- Корнаж.
Тот,... все еще в своем мундире, но безоружный и закованный в кандалы, поднял голову.
- Мои ребята, - прошипел он. – Мои ребята не атаковали тот самолет, мы застали только горящие обломки!
- Я знаю. Это было делом рук МОИХ ребят. Разве мог я рисковать всем Кейп-Сьюзетом, ставить в зависимость от вас процветающий город? Что же касается реликвии... Вот она.
Хан небрежно достал из внутреннего кармана пиджака огромный продолговатой формы бриллиант, несколько напоминающий фаллос, и убрал его обратно.
- Все это время был у меня.
- А что теперь будет с нами? – угрюмо спросил Корнаж у уже собиравшегося уходить Хана.
- Годик вместе со своими ребятами посидите здесь, в теплых и сухих камерах. – В его голосе зазвучал металл. – В последнее время вы слишком много начали воображать о себе...