Пух, Перо
несоответствие законам. Попробуй себя изменить, и ты изменишь отношение к окружающим. Ты спрашиваешь, что для этого нужно? Всего лишь выгляни в окно. Видишь? Неоновые буквы призывают к жертвенности, перекрывая своим мерцанием жалкие звезды... И это действительно так... Этот коктейль готовила моя мать для моего отца, после того, как укладывала меня спать. Его готовят миллионы женщин для своих мужей, а ты спрашиваешь, что у тебя там, в надежде получить ответ, и я даю его тебе.
Виктор: (после недолгого молчания) Уй, елки... Да ты не обижайся.
Соня: (как бы очнувшись, утомленно и медленно) И еще, отец никогда не прижимался ко мне. Ты слышишь? (совсем тихо) Мы почти не виделись.
Виктор: Да... А у меня мама на восемь лет отца старше, и ничего, всегда молодцом старалась держаться в этом смысле.
Соня: А в детстве тебя как называли?
Дожди всегда особенно сильны в мае. Настоящие дожди, ливни. Вот и сейчас, от сильного порыва ветра распахнулось окно и на пол упал горшок с цветком, стоявший на подоконнике. Они не спешили закрывать окно. Ветер принес облегчение. Они сидели рядом на узеньком диванчике и разговаривали, глядя прямо перед собой в большое настенное зеркало. Это делалось для того, чтобы в любой момент, подняв глаза, можно было увидеть выражение лица собеседника. Если в этом будет необходимость, конечно. В руках они держали чашки с горячим еще бульоном.
Виктор: Я и говорю, во все эти игры, если можно, то лучше не играть.
Соня: Да уж... (дует в чашку) Когда же он остынет... Хотя, может быть, он и согласился бы, но у него нет выхода.
Виктор: А я всегда так говорил. (дует в чашку, пытается сделать глоток, но понимает, что еще очень горячо) Этот парень правильно все знает. Сейчас все, что связано с деньгами, это уже что-то не то, это все спекуляция. Не хочу этим заниматься, игра без правил - это не интересно.
Соня: Вот, а я о чем. Игра в дурака... (ставит чашку на пол) Не могу больше это держать, горячо очень.
Виктор: (берет обе чашки, ставит их на окно, потом садится на свое место) Может так быстрее остынут.
Соня: А не упадут? Тоже так один раз поставили, так туда столько всякой дряни налетело.
Виктор: Кстати, у меня планы были на этот вечер?
Соня: Как, ты говоришь, ее фамилия?
Виктор: Ли.
Соня: А, понятно! Ну, это же дочка. Это не того Ли дочка?
Виктор: Это его сестра.
Соня: Ну да... Посмотри, не остыли.
Виктор: (подходит, пробует, обжигается) Господи, мой язык!
Соня: Не остыло?
Виктор: Вот именно... Слушай, как это интересно получается, ты идешь влево, тебе сразу - знак стоп, идешь вправо - тоже думать забудь! И что же прикажете делать?
Соня: Что уж тут сделаешь... Вода течет, кажется. Не слышишь?
Виктор: (прислушивается) Да нет, вроде... И что хорошего в этом твоем недоумке? Одни разговоры чего стоят! Могу себе представить. Алло! Привет! Ну и как, ты вмазалась или нет?
Соня: Он занимается всем на свете, человек ценнейший!
Виктор: Не знаю я. Но лучше с ним не затеваться.
Соня: ( подходит к окну, трогает чашки) Я ж говорила, смотри, что делается. (вынимает из чашек мусор)
Виктор: А ты, вроде перевалочного пункта.
Соня продолжает вынимать мусор, потом выплескивает одну чашку за окно.
Виктор: Мою не выливай.
Соня: Да надоело потому что. (возвращается на свое место) Он работает весело... В принципе там есть сходные вещи с алкоголем, но без запаха.
Виктор: Руки показывать в банке необязательно, но перспективка плохая, до конца недалеко.
Соня: Ему далеко, он моей породы. Любое членовредительство не грозит. Умрет своей смертью. Непробиваемый. Доживет лет до шестидесяти, дольше вряд ли. Да и зачем дольше, привлекательность только потеряешь.
Виктор: (после паузы) С утра мне было хреново. Достал кучу стихов из чемодана. Это была ее идея.
Соня: Ты о себе?
Виктор: На самом деле, честно признаюсь, я сейчас не в форме. Сидишь, как дурак, смотришь в окно 30 минут, 40 минут. Соня: А я так, наоборот, - то, на что у людей уходит год, сделаю за три дня.
Виктор: Скажешь тоже, за три дня. (потягивается, смотрит на часы) Без семи девять... Как там, не остыл еще.
Соня: Сомневаюсь, дымится вон еще.
Виктор: (подходит к окну, пробует) Глазам не верю. Может подуть? (дует, отходит, садится)
Соня: Ритм машина.
Виктор: Что?
Соня: Он ритм машину где-то достал, на недельку только. Понедельник, вторник, среда, четверг...
Виктор: (достает из кармана пачку сигарет) Сигареты у нас кончаются. (смотрит в окно) Дождь-то какой.
Соня:... Сигареты продают даже в дождь... Тебе, что не интересно?
Виктор: Что не интересно?
Соня: Ну, я же рассказываю что-то.
Виктор: Сигареты ж кончаются.
Соня: Ну, сходишь.
Виктор: Придется экономить... А чего играли-то?
Соня: Ну, разные старые вещи. Какие надо играть совсем по-другому.
Виктор: Да... Мне вот тоже нравится "Hotel California".
Соня: Да...
Виктор подходит к окну, осторожно берет чашку, садится на диван, делает глоток, обжигается, вздрагивает и от этого проливает горячий еще бульон Соне на колени. Она вскакивает, пытается отлепить от ног обжигающий, промокший насквозь голубой шелк. Виктор понимает, что оставить все как есть нельзя, и пытается помочь Соне. И как странно, вспоминаются чьи-то слова, чьи же это были слова, из какой-то книги, обернутой в яркую журнальную страницу. Там женщина одна своему любовнику шепчет: "Голубой шелк принято рвать", а он ей: "Бьюсь об заклад, что этим и кончится, если ты мне не поможешь". Говорит так, резким движением отрывает подол платья и бросает его прямо к окну. После того как обнажились покрасневшие Сонины ноги, становится понятно, что она получила несильный, но обширный ожег. "Помочиться бы сюда," - думает Виктор, - "средство-то хорошее". А еще в подобных ситуациях отлично помогает растительное масло, которым необходимо покрыть покрасневшие участки кожи. Виктор встает перед Соней, опустившись на одно колено. Уже темнеет. Из-за плохого освещения ускользают многие детали, однако, приглядевшись, можно заметить, что Виктор держит небольшую бутылочку растительного масла.
..::::::::::::::::::::::::::::::..
Уже темнеет, но свет еще не зажигали. Они смеются, возможно, даже танцуют. Да, они разучивают танец вместе с любимым радиоведущим. Его голос прорывается сквозь шум воды. В пляжной душевой кабинке, прямо под открытым небом, девушка прижимается к воображаемому партнеру, напевая популярный мотив: "Я помню руки, ласкавшие меня в маленькой придорожной гостинице... мы были беглецами". Но стук в дверь заставляет остановиться, вздрогнуть, испугаться. Они застывают в несколько комических позах, и некоторое время сохраняют абсолютную тишину, затем же, услышав удаляющиеся шаги, позволяют себе расслабиться. Соня несколько секунд смотрит на Виктора, хочет обнять его, но он ее отталкивает и она падает навзничь на постель. От такого напора прорывается подушка, по постели рассыпаются перья. Соня хохочет. Чаще всего подушки набивают куриными перьями. "Ну, хватит",- он задернул штору. По виду Виктора Соня понимает, что он раздражен.
Два темных силуэта, - девушка и юноша, - едва различимы. Из-за плохого освещения отчетливо видны лишь маслянистые блики, подчеркивающие
Виктор: (после недолгого молчания) Уй, елки... Да ты не обижайся.
Соня: (как бы очнувшись, утомленно и медленно) И еще, отец никогда не прижимался ко мне. Ты слышишь? (совсем тихо) Мы почти не виделись.
Виктор: Да... А у меня мама на восемь лет отца старше, и ничего, всегда молодцом старалась держаться в этом смысле.
Соня: А в детстве тебя как называли?
Дожди всегда особенно сильны в мае. Настоящие дожди, ливни. Вот и сейчас, от сильного порыва ветра распахнулось окно и на пол упал горшок с цветком, стоявший на подоконнике. Они не спешили закрывать окно. Ветер принес облегчение. Они сидели рядом на узеньком диванчике и разговаривали, глядя прямо перед собой в большое настенное зеркало. Это делалось для того, чтобы в любой момент, подняв глаза, можно было увидеть выражение лица собеседника. Если в этом будет необходимость, конечно. В руках они держали чашки с горячим еще бульоном.
Виктор: Я и говорю, во все эти игры, если можно, то лучше не играть.
Соня: Да уж... (дует в чашку) Когда же он остынет... Хотя, может быть, он и согласился бы, но у него нет выхода.
Виктор: А я всегда так говорил. (дует в чашку, пытается сделать глоток, но понимает, что еще очень горячо) Этот парень правильно все знает. Сейчас все, что связано с деньгами, это уже что-то не то, это все спекуляция. Не хочу этим заниматься, игра без правил - это не интересно.
Соня: Вот, а я о чем. Игра в дурака... (ставит чашку на пол) Не могу больше это держать, горячо очень.
Виктор: (берет обе чашки, ставит их на окно, потом садится на свое место) Может так быстрее остынут.
Соня: А не упадут? Тоже так один раз поставили, так туда столько всякой дряни налетело.
Виктор: Кстати, у меня планы были на этот вечер?
Соня: Как, ты говоришь, ее фамилия?
Виктор: Ли.
Соня: А, понятно! Ну, это же дочка. Это не того Ли дочка?
Виктор: Это его сестра.
Соня: Ну да... Посмотри, не остыли.
Виктор: (подходит, пробует, обжигается) Господи, мой язык!
Соня: Не остыло?
Виктор: Вот именно... Слушай, как это интересно получается, ты идешь влево, тебе сразу - знак стоп, идешь вправо - тоже думать забудь! И что же прикажете делать?
Соня: Что уж тут сделаешь... Вода течет, кажется. Не слышишь?
Виктор: (прислушивается) Да нет, вроде... И что хорошего в этом твоем недоумке? Одни разговоры чего стоят! Могу себе представить. Алло! Привет! Ну и как, ты вмазалась или нет?
Соня: Он занимается всем на свете, человек ценнейший!
Виктор: Не знаю я. Но лучше с ним не затеваться.
Соня: ( подходит к окну, трогает чашки) Я ж говорила, смотри, что делается. (вынимает из чашек мусор)
Виктор: А ты, вроде перевалочного пункта.
Соня продолжает вынимать мусор, потом выплескивает одну чашку за окно.
Виктор: Мою не выливай.
Соня: Да надоело потому что. (возвращается на свое место) Он работает весело... В принципе там есть сходные вещи с алкоголем, но без запаха.
Виктор: Руки показывать в банке необязательно, но перспективка плохая, до конца недалеко.
Соня: Ему далеко, он моей породы. Любое членовредительство не грозит. Умрет своей смертью. Непробиваемый. Доживет лет до шестидесяти, дольше вряд ли. Да и зачем дольше, привлекательность только потеряешь.
Виктор: (после паузы) С утра мне было хреново. Достал кучу стихов из чемодана. Это была ее идея.
Соня: Ты о себе?
Виктор: На самом деле, честно признаюсь, я сейчас не в форме. Сидишь, как дурак, смотришь в окно 30 минут, 40 минут. Соня: А я так, наоборот, - то, на что у людей уходит год, сделаю за три дня.
Виктор: Скажешь тоже, за три дня. (потягивается, смотрит на часы) Без семи девять... Как там, не остыл еще.
Соня: Сомневаюсь, дымится вон еще.
Виктор: (подходит к окну, пробует) Глазам не верю. Может подуть? (дует, отходит, садится)
Соня: Ритм машина.
Виктор: Что?
Соня: Он ритм машину где-то достал, на недельку только. Понедельник, вторник, среда, четверг...
Виктор: (достает из кармана пачку сигарет) Сигареты у нас кончаются. (смотрит в окно) Дождь-то какой.
Соня:... Сигареты продают даже в дождь... Тебе, что не интересно?
Виктор: Что не интересно?
Соня: Ну, я же рассказываю что-то.
Виктор: Сигареты ж кончаются.
Соня: Ну, сходишь.
Виктор: Придется экономить... А чего играли-то?
Соня: Ну, разные старые вещи. Какие надо играть совсем по-другому.
Виктор: Да... Мне вот тоже нравится "Hotel California".
Соня: Да...
Виктор подходит к окну, осторожно берет чашку, садится на диван, делает глоток, обжигается, вздрагивает и от этого проливает горячий еще бульон Соне на колени. Она вскакивает, пытается отлепить от ног обжигающий, промокший насквозь голубой шелк. Виктор понимает, что оставить все как есть нельзя, и пытается помочь Соне. И как странно, вспоминаются чьи-то слова, чьи же это были слова, из какой-то книги, обернутой в яркую журнальную страницу. Там женщина одна своему любовнику шепчет: "Голубой шелк принято рвать", а он ей: "Бьюсь об заклад, что этим и кончится, если ты мне не поможешь". Говорит так, резким движением отрывает подол платья и бросает его прямо к окну. После того как обнажились покрасневшие Сонины ноги, становится понятно, что она получила несильный, но обширный ожег. "Помочиться бы сюда," - думает Виктор, - "средство-то хорошее". А еще в подобных ситуациях отлично помогает растительное масло, которым необходимо покрыть покрасневшие участки кожи. Виктор встает перед Соней, опустившись на одно колено. Уже темнеет. Из-за плохого освещения ускользают многие детали, однако, приглядевшись, можно заметить, что Виктор держит небольшую бутылочку растительного масла.
..::::::::::::::::::::::::::::::..
Уже темнеет, но свет еще не зажигали. Они смеются, возможно, даже танцуют. Да, они разучивают танец вместе с любимым радиоведущим. Его голос прорывается сквозь шум воды. В пляжной душевой кабинке, прямо под открытым небом, девушка прижимается к воображаемому партнеру, напевая популярный мотив: "Я помню руки, ласкавшие меня в маленькой придорожной гостинице... мы были беглецами". Но стук в дверь заставляет остановиться, вздрогнуть, испугаться. Они застывают в несколько комических позах, и некоторое время сохраняют абсолютную тишину, затем же, услышав удаляющиеся шаги, позволяют себе расслабиться. Соня несколько секунд смотрит на Виктора, хочет обнять его, но он ее отталкивает и она падает навзничь на постель. От такого напора прорывается подушка, по постели рассыпаются перья. Соня хохочет. Чаще всего подушки набивают куриными перьями. "Ну, хватит",- он задернул штору. По виду Виктора Соня понимает, что он раздражен.
Два темных силуэта, - девушка и юноша, - едва различимы. Из-за плохого освещения отчетливо видны лишь маслянистые блики, подчеркивающие