Мои сестренки, две девушки семнадцати лет, с разницей в какие-то месяцы, мылись в бане. Я, заранее отодвинув занавеску на окошке, подсматривал за ними. Вечер, дома никого из старших нет, мы одни. Так что никто не мешал мне в мельчайший подробностях, насколько позволяло подслеповатое окошко, рассматривать мою родную и двоюродную сестру. Как они сверкали голыми задницами, как намыливали пизденки и смывали мыльную пену, как терли друг другу спины, становясь у лавочки раком и выставляя напоказ свои задницы.

И титьки их, уже довольно крупные, тоже разглядывал. Обе брюнетки, практически одинакового телосложения, одного роста. Только моя родная сестра чуть полнее. И задница пошире, и бедра покруче. А так не отличишь. Будто одна мать их рожала. Подглядывал я за ними не в первый раз. И, надеюсь, не в последний.

Когда мне приспичит в бане поссать, я никуда не хожу. Все равно вода все смоет. А эта городская шленда решила выскочить на улицу. Я не придал значения, когда она вышла в предбанник. А зря! Скрипнула дверь и моя кузина, в неглиже, завернула за угол. Она понадеялась на темное время, на то, что ее никто не увидит. И каково было ее удивление, когда она усмотрела своего братца, увлеченно уставившегося в окошко бани. Она не стала кричать, не стала ругаться, ничего не стала делать. Она просто вернулась в баню и что-то прошептала на ухо моей единоутробной. Не успел я ничего сообразить. Молодой, глупый. А уже и поздно чего-то соображать. Эти рассерженные фурии выскочили из бани в чем там и были, то есть полностью голыми, ухватили меня за руки за ноги и затащили в предбанник.

- Подсматриваешь?

Их тон не обещал ничего хорошего. Мысленно приготовился к самому худшему. По одиночке я с ними справлялся. А вот пара таких телок совместными усилиями просто напросто не оставляли мне никаких шансов.

- И что нам с тобой делать?

Я мог бы сказать словами героя "Нашей раши": Понять и простить. Но тогда по телевизору такой передачи просто не было. Да и все слова и мысли улетучились куда-то. И мне уже было не до разглядывания голых девочек, что стояли передо мной, уперев руки в боки. И не титьки их, не черненькие лобочки уже не привлекали. было одно желание - исчезнуть куда подальше. Только вот двери были закрыты на щеколду. А она у нас тугая, не враз и отопрешь. Да и одна из них стояла на проходе, блокируя возможные пути отхода преступника, застигнутого на месте преступления.

- Посмотреть захотел? На, смотри!

Обе, в месте, едва переглянувшись, встали напротив и продемонстрировали все свои прелести.

- Смотри, смотри! Завтра родители приедут, посмотрим, как матушка ремешком тебя пороть будет!

- Не надо маме!...

- Смотри, он еще и говорить умеет! А подсматривать надо?

- Я больше не буду-у...

- Чтобудем делать? - Это уже не мне. Это они меж собой.

- А давай, пусть он разденется. А мы посмотрим. Он же нас смотрел. Вот пусть сам голым походит.

Как это так? Добровольно раздеться перед девушками, старше меня почти на четыре года? Да ни в жизнь! Лучше иголки под ногти, пытки любые...

Хреновый из меня получился партизан. Сломили морально, а потом и физически. Как я не брыкался, как не отбивался, а меня завалили на пол и мигом оставили в костюме Адама. И особо не посопротивляешься. Они голые, мокрые, ухватиться не за что.

- Смотри, у него пиписка есть!

Вот уж открытие равное открытию Америки. У всех пацанов есть.

- А давай, мы его пытать будем!

- Не надо меня пытать!

Давнишняя игра в партизан и гестапо начала приобретать новые черты. Никогда в игре мы никого не раздевали, не пытали серьезно. А эти совсем страх потеряли, надеются, что я потом им поодиночке не отплачу.

- Стерпишь - матери ничего не расскажем. Не согласен - завтра все расскажем. Выбирай.

А что оставалось делать? Рука у матери тяжелая, да и не выбирает она особо. Что под руку попадет, тем и отвултозит. А как еще справится с безотцовщиной? К слову сказать, и старшая получала до недавнего времени не меньше меня. Заневестилась, подросла, вот мать и прекратила ее драть. И теперь все сладости доставались мне одному.

- Только не больно.

- Не бойся. Совсем не больно.

Меня, захваченного в плен разведчика, завели в баню и положили на лавку. Положили лицом вниз. Одна из сестер села мне на спину, а вторая веником звонко отшлепала по заднице. Такое терпеть было можно. Я и без того баню люблю. Люблю и париться. Но это было начало.

- Хочешь посмотреть?

- Что?

- А на что ты смотрел?

- На все...

- На что на все?

- Ну...Жопы Письки....Титьки...Все...

- Вот титьки, смотри.

Они выставили грудки вперед. небольшого размера, с темными сосками в ореоле такого же темного цвета. Только у моей родной сестры титьки покрупнее, немного свисают и как бы стараются сблизиться, прижаться друг к дружке. А у второй Людки титьки помельце и торчат в разные стороны, ровно у нашей козы Сары.

- Что еще смотрел? Писки? Покажем ему?

- И попробовать дадим!

Их осенила мысль и они тут же претворили ее в жизнь. Меня, преодалевая моральное и физическое сопротивление, завалили на пол. Одна из сестер села на живот, прижала мои руки, а вторая присела над моим лицом.

- Смотри, сотри! Ты же хотел? И пробуй.

С этими словами она присела ниже, так что ее раскрытая пизда накрыла мне рот и нос. Я забрыкался.

- Чего ты?

- Дышать нечем!

- Сейчас.

И пизда немного сместилась. Теперь она накрывала только рот.

- Целуй! И не вздумай укусить!

Они сидели лицом друг к дружке и любовались на то, как наказуемый целует пизду одной из них. А вторая ерзала по моему животу и наерзалась до тех пор, пока не сползла на лобок. А там ее поджидало открытие. Хуй стоял во всю и когда сестра сползла вниз по моему телу, он уперся ей в задницу.

- У него стоит!

И они вдвоем, отставив в сторону прочие дела, принялись рассматривать вставший хуй. Сдвигали с головки шкурку и снова натягивали ее. Щупали это окаменевшее тело. Играли, короче. Я стоически терпел. К тому же было приятно. Не сам, две девочки дрочили. Не совсем так, как надо, но ведь дрочили.

- А ты кого-нибудь ебал?

Мог бы и соврать, да у нас в деревне девки наперечет, враз расколят, как плохого агента.

- Не-ет...

Они переглянулись. Моя сестра вновь оседлала меня и прижала своей промежностью хуй к животу. Заскользила, заелозила по нему своей мокрой и горячей пиздой. Упершись руками в мою грудь, призакрыв глаза, прикусив губу, она двигала задом. И в какой-то момент, когда она немногго приподняла жопу, выскочивший из плена хуй подпрыгнул, встал, а когда она присела, он погрузился в теплоту ее тела. Она ойкнула, дернулась, вроде как пытаясь встать, но только плотнее прижалась ко мне и заскользила теперь уже сидя на хую.

- Ты что, ебешься? - Спросила двоюродная.

Сестра только мотнула в ответ головой. Не мешай, мол. Она прерывисто дышала, лицо, грудь и даже живот покраснели и в полутьме бани отливали багрянцем. А я ощутил на самом кончике, в самой головке какое-то щекотание.