Благие намерения
Молчание давило на уши, тишина меж ними оглушала. И Илье хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы разрушить это отчуждение, возникшее меж ним и Димкой.
«А что ты хотел?» - ехидно поинтересовался внутренний голос. «Цветов и шампанского? А может, к Марку ещё и Диму в постель?»
На глаза наворачивались слёзы, но он не плакал. Они просто время от времени растворяли мир и за их пеленой, ничего не возможно было разобрать.
Вина давила непомерным грузом. Сгибала, как тонкую ветку, наклоняя к самой земле.
«Как я мог?! Как мог уступить? Почему не дрался? Почему позволил Марку всё?» - упрекал себя Илья.
«И ещё наслаждался», - шелестело в нём утверждение. «Тебе ведь хорошо было. И ты не сможешь опровергнуть это».
Было. Было хорошо. И это больше всего мучило. Как он мог реагировать на другие прикосновения? Почему это проклятое тело ответило?
«Тут всё просто Ватсон, физиология!» - насмешничал кто в нём.
Илья сглотнул, бросил взгляд на мужчину рядом с собой. Дима вёл машину уверенно, зло и быстро, очень быстро. В салоне стояла хрупкая, словно первая наледь тишина. Страшно было от этой тишины до жути. А вдруг, там под этой наледью - пропасть, которую никакими силами не преодолеть? Что тогда?
«Вернёшься к мамочке под крылышко и будешь жить дальше. Ничего страшного не произойдёт. Люди расстаются, знаешь ли».
Илья это знал. Да, люди расстаются. Ведь расстались же мать с отцом. Тихо мирно разошлись, когда он ещё не родился. Не сошлись характерами. Всё просто. Но за этой кажущейся простотой стояло мамино одиночество и его безотцовщина. Пустота, которую так никто и не смог заполнить. Потому что люди не всегда принимают помощь. Ведь были у мамы кандидаты в мужья и вроде неплохие были мужчины, а не случилось, так и не смогла никого принять, так и осталось у неё сердце закрыто для других мужчин.
Вдруг, и у него в жизни не случится ничего больше, если Дима не сможет простить?
Сердце замирало от недоброго предчувствия, и в центре груди расползался внутренний холод.
«Как я мог? Я ведь люблю Диму, всей душой люблю», - снова вопрошал себя Илья.
«Хорош ныть! Противно слушать!» - хлёстко, словно наотмашь бил внутренний голос. «Ты что, пуп земли? Какой-то супер-пупер особенный? Ты человек. ЧЕ-ЛО-ВЕК. И этим всё сказано. Вас таких миллионы, кто-то лучше, кто-то хуже, но люди они и в Африке люди».
Прав был голос. Прав во всём. Он самый обычный, заурядный, каких - миллионы.
«Но любовь…» - слабо возражал он.
«О, любовь великая сила!» - веселился голос. «Она может всё!»
«А со мной почему не смогла? Почему дала возбудиться от рук нелюбимого?»
«Ну… надоел ты мне! Если так интересно знать, копай глубже, может и узнаешь правду. А хочешь не возбуждаться от прикосновений других, люби сильнее. Чао, и успехов в раскопках!»
И всё. Внутри Ильи всё смолкло.
Люби сильнее, да? Значит в этом всё дело? Он не достаточно сильно любит? Поэтому позволил Марку взять себя?
От слова «взять» в душе поднялось возмущение, словно смерч пронёсся, разметая в разные стороны доводы защиты и оправдания. И мерзко стало от самого себя.
Ведь были мыслишки, что раз он столкнулся со смертью и выжил, то стал в чём-то лучше, чем все другие. Хоть немного, но чище. Бывало, думалось, что не каждый взрослый достойно выйдет из такого испытания, а он вот вышел, не сломался. А соответственно и летать может, а не по земле ползать. И вот теперь, вдруг, такой тычок по самолюбию, будто носом в собственное дерьмецо жизнь макнула. Показав, что он всего лишь человек, самый заурядный. Хороший урок, запоминающийся.
«Позволил взять одному, потом можно позволить и другому, а там и так далее, по нарастающей. И оправдание готово: почему нет? Физиология требует» - размышлял над ситуацией Илья.
«Только тогда, чем лучше скотов будем мы, люди?»
Ничем не лучше. Зато просто станет жить, легко, если следовать этим скотским законам. Зачем засорять мозги моралью? Да кому она нужна, эта древнось и эти пафосные законы? Как легко и просто живётся, если говоришь: люблю и тут же, без раздумий, подставляешься для другого. А что, сегодня люблю, а завтра нет, разлюбил уже. И это называется любовь?
Только теперь до Ильи дошло, в чём разница между любовью и влюблённостью. Влюблённость – это лёгкая и ни к чему не обязывающая дымка. Мимолётная эйфория, которая развеивается в мгновение ока. Сегодня люблю, а завтра я уже по соседу сохну. А любовь – это на всю жизнь и просто так от неё не отмахнуться. Ведь если он порушил всё меж ними с Димой, то, что ему потом делать? Как жить с этой невостребованной любовью? Куда её тогда девать?
Илья готов был завыть от горя. Он не знал, что любовь бывает так жестока и мстительна. Сейчас она буквально на куски его рвала и упивалась его болью, наказывала за боль, которую причинил любимому.
«Я не хотел», - оправдывался Илья и сам понимал, насколько жалки его слова. Совсем как детском саду: «простите Марь Иванна, я не хотел писать. Само вышло».
Марк приставал. Ну и захотелось попробовать чего-то ещё, новенького. Ведь захотелось?
А теперь что? Люди как конфеты? Эта не понравилась, можно к старому вкусу вернуться?
Чем больше он думал, тем хуже ему становилось. Не находил он оправдания своим действиям. Выходило, что виноват он перед Димой, виноват так, что не оправдаться.
Жалко ему было всех их. И Димку жалко, потому что простить измену не каждый сможет. Нафиг ему такое «счастье», которое нужно из чужих коек вытаскивать? Да и как верить теперь ему, Илье? Он бы не верил, случись с ним такое.
И Марка было жаль. Влюбился мужик в пацана, а тот зелёный, жизни не знает, как щенок - к любой ноге бежит, только позови. Зубы боится показать и на чужую руку решившую приласкать, не скалится. А надо было бы.
И себя было жалко. Он не знал, что в любви всё так сложно. Так запутано и больно.
И что ему теперь делать? Как оправдываться перед Димкой? И стоит ли, оправдываться?
Он не знал, о чём думает преданный им любимый, даже предположить было страшно, что за мысли сейчас бродили в Диминой голове. За всю дорогу до дома они не произнесли ни слова. И только в гараже, Дима со всей силы, не сдерживаясь, наотмашь, ударил его по щеке.
У Ильи перед глазами пронеслась длинная, красивая, искристая комета. Голову от удара мотнуло в сторону, рот тут же заполнился солоноватой кровью и он сглотнул её, приложил ладонь к загоревшейся щеке, провёл языком по зубам. Зубы были целы, просто кожу щеки сильно ободрало о зубы, отсюда и кровь.
- Ну и как, хорошо было с Марком? Понравилось? – поинтересовался Димка. Он снова сглотнул набежавшую в рот кровь.
- Прости.
- Б***ь, ты думаешь, сказал волшебное слово и всё?! - заорал на него мужчина. - Ты можешь представить, чего мне стоило сдержаться там, когда я увидел вас спящих голыми в обнимку?!
- Прости меня, я не хотел…
Дима ничего не слышал, не хотел слышать. Отмахнулся от Ильи как от назойливой мухи и замолчал. И эта тишина страшная и хрупкая как пустая скорлупа, пугала сильнее громкого крика. Он встретился взглядом с глазами любовника, и его бросило в холод, от страдания и муки в голубых
«А что ты хотел?» - ехидно поинтересовался внутренний голос. «Цветов и шампанского? А может, к Марку ещё и Диму в постель?»
На глаза наворачивались слёзы, но он не плакал. Они просто время от времени растворяли мир и за их пеленой, ничего не возможно было разобрать.
Вина давила непомерным грузом. Сгибала, как тонкую ветку, наклоняя к самой земле.
«Как я мог?! Как мог уступить? Почему не дрался? Почему позволил Марку всё?» - упрекал себя Илья.
«И ещё наслаждался», - шелестело в нём утверждение. «Тебе ведь хорошо было. И ты не сможешь опровергнуть это».
Было. Было хорошо. И это больше всего мучило. Как он мог реагировать на другие прикосновения? Почему это проклятое тело ответило?
«Тут всё просто Ватсон, физиология!» - насмешничал кто в нём.
Илья сглотнул, бросил взгляд на мужчину рядом с собой. Дима вёл машину уверенно, зло и быстро, очень быстро. В салоне стояла хрупкая, словно первая наледь тишина. Страшно было от этой тишины до жути. А вдруг, там под этой наледью - пропасть, которую никакими силами не преодолеть? Что тогда?
«Вернёшься к мамочке под крылышко и будешь жить дальше. Ничего страшного не произойдёт. Люди расстаются, знаешь ли».
Илья это знал. Да, люди расстаются. Ведь расстались же мать с отцом. Тихо мирно разошлись, когда он ещё не родился. Не сошлись характерами. Всё просто. Но за этой кажущейся простотой стояло мамино одиночество и его безотцовщина. Пустота, которую так никто и не смог заполнить. Потому что люди не всегда принимают помощь. Ведь были у мамы кандидаты в мужья и вроде неплохие были мужчины, а не случилось, так и не смогла никого принять, так и осталось у неё сердце закрыто для других мужчин.
Вдруг, и у него в жизни не случится ничего больше, если Дима не сможет простить?
Сердце замирало от недоброго предчувствия, и в центре груди расползался внутренний холод.
«Как я мог? Я ведь люблю Диму, всей душой люблю», - снова вопрошал себя Илья.
«Хорош ныть! Противно слушать!» - хлёстко, словно наотмашь бил внутренний голос. «Ты что, пуп земли? Какой-то супер-пупер особенный? Ты человек. ЧЕ-ЛО-ВЕК. И этим всё сказано. Вас таких миллионы, кто-то лучше, кто-то хуже, но люди они и в Африке люди».
Прав был голос. Прав во всём. Он самый обычный, заурядный, каких - миллионы.
«Но любовь…» - слабо возражал он.
«О, любовь великая сила!» - веселился голос. «Она может всё!»
«А со мной почему не смогла? Почему дала возбудиться от рук нелюбимого?»
«Ну… надоел ты мне! Если так интересно знать, копай глубже, может и узнаешь правду. А хочешь не возбуждаться от прикосновений других, люби сильнее. Чао, и успехов в раскопках!»
И всё. Внутри Ильи всё смолкло.
Люби сильнее, да? Значит в этом всё дело? Он не достаточно сильно любит? Поэтому позволил Марку взять себя?
От слова «взять» в душе поднялось возмущение, словно смерч пронёсся, разметая в разные стороны доводы защиты и оправдания. И мерзко стало от самого себя.
Ведь были мыслишки, что раз он столкнулся со смертью и выжил, то стал в чём-то лучше, чем все другие. Хоть немного, но чище. Бывало, думалось, что не каждый взрослый достойно выйдет из такого испытания, а он вот вышел, не сломался. А соответственно и летать может, а не по земле ползать. И вот теперь, вдруг, такой тычок по самолюбию, будто носом в собственное дерьмецо жизнь макнула. Показав, что он всего лишь человек, самый заурядный. Хороший урок, запоминающийся.
«Позволил взять одному, потом можно позволить и другому, а там и так далее, по нарастающей. И оправдание готово: почему нет? Физиология требует» - размышлял над ситуацией Илья.
«Только тогда, чем лучше скотов будем мы, люди?»
Ничем не лучше. Зато просто станет жить, легко, если следовать этим скотским законам. Зачем засорять мозги моралью? Да кому она нужна, эта древнось и эти пафосные законы? Как легко и просто живётся, если говоришь: люблю и тут же, без раздумий, подставляешься для другого. А что, сегодня люблю, а завтра нет, разлюбил уже. И это называется любовь?
Только теперь до Ильи дошло, в чём разница между любовью и влюблённостью. Влюблённость – это лёгкая и ни к чему не обязывающая дымка. Мимолётная эйфория, которая развеивается в мгновение ока. Сегодня люблю, а завтра я уже по соседу сохну. А любовь – это на всю жизнь и просто так от неё не отмахнуться. Ведь если он порушил всё меж ними с Димой, то, что ему потом делать? Как жить с этой невостребованной любовью? Куда её тогда девать?
Илья готов был завыть от горя. Он не знал, что любовь бывает так жестока и мстительна. Сейчас она буквально на куски его рвала и упивалась его болью, наказывала за боль, которую причинил любимому.
«Я не хотел», - оправдывался Илья и сам понимал, насколько жалки его слова. Совсем как детском саду: «простите Марь Иванна, я не хотел писать. Само вышло».
Марк приставал. Ну и захотелось попробовать чего-то ещё, новенького. Ведь захотелось?
А теперь что? Люди как конфеты? Эта не понравилась, можно к старому вкусу вернуться?
Чем больше он думал, тем хуже ему становилось. Не находил он оправдания своим действиям. Выходило, что виноват он перед Димой, виноват так, что не оправдаться.
Жалко ему было всех их. И Димку жалко, потому что простить измену не каждый сможет. Нафиг ему такое «счастье», которое нужно из чужих коек вытаскивать? Да и как верить теперь ему, Илье? Он бы не верил, случись с ним такое.
И Марка было жаль. Влюбился мужик в пацана, а тот зелёный, жизни не знает, как щенок - к любой ноге бежит, только позови. Зубы боится показать и на чужую руку решившую приласкать, не скалится. А надо было бы.
И себя было жалко. Он не знал, что в любви всё так сложно. Так запутано и больно.
И что ему теперь делать? Как оправдываться перед Димкой? И стоит ли, оправдываться?
Он не знал, о чём думает преданный им любимый, даже предположить было страшно, что за мысли сейчас бродили в Диминой голове. За всю дорогу до дома они не произнесли ни слова. И только в гараже, Дима со всей силы, не сдерживаясь, наотмашь, ударил его по щеке.
У Ильи перед глазами пронеслась длинная, красивая, искристая комета. Голову от удара мотнуло в сторону, рот тут же заполнился солоноватой кровью и он сглотнул её, приложил ладонь к загоревшейся щеке, провёл языком по зубам. Зубы были целы, просто кожу щеки сильно ободрало о зубы, отсюда и кровь.
- Ну и как, хорошо было с Марком? Понравилось? – поинтересовался Димка. Он снова сглотнул набежавшую в рот кровь.
- Прости.
- Б***ь, ты думаешь, сказал волшебное слово и всё?! - заорал на него мужчина. - Ты можешь представить, чего мне стоило сдержаться там, когда я увидел вас спящих голыми в обнимку?!
- Прости меня, я не хотел…
Дима ничего не слышал, не хотел слышать. Отмахнулся от Ильи как от назойливой мухи и замолчал. И эта тишина страшная и хрупкая как пустая скорлупа, пугала сильнее громкого крика. Он встретился взглядом с глазами любовника, и его бросило в холод, от страдания и муки в голубых