Гроза
вам надо? - недружелюбно спросила кассирша.
- Пока не знаю. Куда есть билеты.
- Не морочьте голову!
- Не буду. Только вы скажите, куда есть билеты. На сегодня. На сейчас.
- «На сейчас»? - ехидно перепела кассирша. - На сейчас есть Владивосток-Киев, до Киева два СВ. Только что сдали. Будем брать?
- До Киева?! Черт подери...
В Киеве у него жила тетка. Милая, добрая тетя Женя. И было еще одно обстоятельство...
- Черт подери. Надь, тебе сколько лет?
- Шестнадцать.
- Когда будет семнадцать?
- Через неделю...
- Паспорт есть?
- Ну да, ко...
- С собой есть?
- Ээээ... есть. Есть точно.
- Давай сюда!
Неплюев рычал, как тигр. Кассирша совсем уж дико смотрела на него, и тот без лишних слов сунул ей кипу денег с паспортами:
- Вот. Давайте два. Черт, остается только двадцатник... Ну и хрен. Давайте, давайте!
- Отправление через двадцать минут, - сказала кассирша, вручая ему две бумажки.
- А... а вы что, и мне... и меня... - вдруг заволновалась Надя.
- Нет, оставлю тебя здесь, чтобы ты тут под поезда прыгала, Анна Каренина, - рычал Неплюев, ведя ее за руку к перрону.
- Но как... как же...
- А вот так. Увезу тебя, как бандероль, в Киев. Ты мой багаж, ясно?
Надя уже улыбалась во весь рот и сжимала Неплюеву руку, хоть еще не верила и не поняла:
- Почему в Киев?
- Потому что туда есть билеты. И потому что там тетя Женя. А еще потому... потому... - Неплюев выскочил с Надей под ливень, но тут же юркнул обратно, - потому, что на Украине брачный возраст - семнадцать лет. Только там, больше нигде в Союзе. В семнадцать уже можно расписываться, - говорил он, обнимая обалдевшую Надю.
- И... и вы хотите...
- Считай, что я сделал тебе предложение. Руки и сердца. Надеюсь, оно принимается?... Так, - дернулся Неплюев, - мотаем на поезд. А то прошляпим. Погнали?
- Погнали! - завизжала Надя.
- ЭЭЭЭЭааа! - завопил Неплюев, обожженный ливнем.
- ИИИИИыыы! - вторила ему Надя.
Пока они бегали, визжали и искали вагон - успели вымокнуть, как цуцики. Вот, наконец, проводник-хохол, ступеньки, тамбур... непривычно чистый коврик, зеркала... двухместное купе, цветочки на столе...
- Прибыли, - припечатал Неплюев, рухнув на полку. - На временное место жительства.
Надя стояла, как столб. С нее капала вода.
- Ну?
Неплюев изогнулся, заглядывая ей в глаза, - и тут же сгреб ее, завалил на себя и впился губами ей в нос и в глаза.
Он вдруг весь как-то зарозовел, набух, захлюпал носом - и Надя взвыла от счастья, изгибаясь в его руках.
- Чай, кохвэ жела... - обескураженный проводник застыл на пороге. Неплюев, не глядя, махнул на него рукой.
Через пять минут, когда поезд уже ехал по дождю, они сидели голышом - Неплюев, и на нем Надя, оседлавшая его.
Она прижалась носом к его носу, грудями к его груди, и Неплюев морщился, как мальчишка перед ревом. Он не двигался в ней, а просто его кол пронизывал Надину плоть до самой утробы, лобок к лобку - так ближе, так плотнее. Надя сидела, надетая на него, держала двумя ладонями его голову, целовала в нос, в глаза и куда попало - и говорила, говорила без умолку, путаясь, захлебываясь в словах и в счастливом смехе.
Неплюев слушал, глядя ей в глаза, потом охнул-застонал, когда его кол вдруг разбрызнулся в Наде горячим фонтаном...
- Ой... А... второго не будет? - запнулась Надя.
- Чего второго?
- Ну... ребенка.
- Надюш. У тебя по биологии сколько было?
- Пя-ать, - обиженно протянула Надя.
- Точно?
Неплюев старался говорить строго, но все-таки хрюкнул от смеха, и Надя вместе с ним. Смеялась она так, что он чуть не впрыснул в нее вторую порцию.
Потом она устала говорить, и они просто сидели, глядя на молнии, полыхавшие за окном. Потом она обвисла на Неплюеве, уронила голову ему на плечо, окутав его волосами, и тот замер, чтобы не разбудить ее. Потом осторожно достал куртку, набросил Наде на спину, отполз с ней к дверной стене, облокотился и закрыл глаза.
Надино тепло и дыхание, сладость ее плоти, обтянувшей хер, ласковость ее рук проникли в него, проросли внутри и сплелись там со заоконным громом, с шумом дождя и колес.
Расставив ноги пошире, чтобы не упасть, Неплюев крепче обнял свою драгоценность - и разрешил себе уснуть...
Они прожили в Киеве больше десяти лет. В середине 1990-х г. г. их убили бандиты. Дочь Неплюевых осталась у тети Жени, потом уехала в Америку. От нее я и знаю эту историю, которую она в свое время узнала от тети Жени. Она говорит, что мама так всю жизнь и называла отца по имени-отчеству и на «вы».
- Пока не знаю. Куда есть билеты.
- Не морочьте голову!
- Не буду. Только вы скажите, куда есть билеты. На сегодня. На сейчас.
- «На сейчас»? - ехидно перепела кассирша. - На сейчас есть Владивосток-Киев, до Киева два СВ. Только что сдали. Будем брать?
- До Киева?! Черт подери...
В Киеве у него жила тетка. Милая, добрая тетя Женя. И было еще одно обстоятельство...
- Черт подери. Надь, тебе сколько лет?
- Шестнадцать.
- Когда будет семнадцать?
- Через неделю...
- Паспорт есть?
- Ну да, ко...
- С собой есть?
- Ээээ... есть. Есть точно.
- Давай сюда!
Неплюев рычал, как тигр. Кассирша совсем уж дико смотрела на него, и тот без лишних слов сунул ей кипу денег с паспортами:
- Вот. Давайте два. Черт, остается только двадцатник... Ну и хрен. Давайте, давайте!
- Отправление через двадцать минут, - сказала кассирша, вручая ему две бумажки.
- А... а вы что, и мне... и меня... - вдруг заволновалась Надя.
- Нет, оставлю тебя здесь, чтобы ты тут под поезда прыгала, Анна Каренина, - рычал Неплюев, ведя ее за руку к перрону.
- Но как... как же...
- А вот так. Увезу тебя, как бандероль, в Киев. Ты мой багаж, ясно?
Надя уже улыбалась во весь рот и сжимала Неплюеву руку, хоть еще не верила и не поняла:
- Почему в Киев?
- Потому что туда есть билеты. И потому что там тетя Женя. А еще потому... потому... - Неплюев выскочил с Надей под ливень, но тут же юркнул обратно, - потому, что на Украине брачный возраст - семнадцать лет. Только там, больше нигде в Союзе. В семнадцать уже можно расписываться, - говорил он, обнимая обалдевшую Надю.
- И... и вы хотите...
- Считай, что я сделал тебе предложение. Руки и сердца. Надеюсь, оно принимается?... Так, - дернулся Неплюев, - мотаем на поезд. А то прошляпим. Погнали?
- Погнали! - завизжала Надя.
- ЭЭЭЭЭааа! - завопил Неплюев, обожженный ливнем.
- ИИИИИыыы! - вторила ему Надя.
Пока они бегали, визжали и искали вагон - успели вымокнуть, как цуцики. Вот, наконец, проводник-хохол, ступеньки, тамбур... непривычно чистый коврик, зеркала... двухместное купе, цветочки на столе...
- Прибыли, - припечатал Неплюев, рухнув на полку. - На временное место жительства.
Надя стояла, как столб. С нее капала вода.
- Ну?
Неплюев изогнулся, заглядывая ей в глаза, - и тут же сгреб ее, завалил на себя и впился губами ей в нос и в глаза.
Он вдруг весь как-то зарозовел, набух, захлюпал носом - и Надя взвыла от счастья, изгибаясь в его руках.
- Чай, кохвэ жела... - обескураженный проводник застыл на пороге. Неплюев, не глядя, махнул на него рукой.
Через пять минут, когда поезд уже ехал по дождю, они сидели голышом - Неплюев, и на нем Надя, оседлавшая его.
Она прижалась носом к его носу, грудями к его груди, и Неплюев морщился, как мальчишка перед ревом. Он не двигался в ней, а просто его кол пронизывал Надину плоть до самой утробы, лобок к лобку - так ближе, так плотнее. Надя сидела, надетая на него, держала двумя ладонями его голову, целовала в нос, в глаза и куда попало - и говорила, говорила без умолку, путаясь, захлебываясь в словах и в счастливом смехе.
Неплюев слушал, глядя ей в глаза, потом охнул-застонал, когда его кол вдруг разбрызнулся в Наде горячим фонтаном...
- Ой... А... второго не будет? - запнулась Надя.
- Чего второго?
- Ну... ребенка.
- Надюш. У тебя по биологии сколько было?
- Пя-ать, - обиженно протянула Надя.
- Точно?
Неплюев старался говорить строго, но все-таки хрюкнул от смеха, и Надя вместе с ним. Смеялась она так, что он чуть не впрыснул в нее вторую порцию.
Потом она устала говорить, и они просто сидели, глядя на молнии, полыхавшие за окном. Потом она обвисла на Неплюеве, уронила голову ему на плечо, окутав его волосами, и тот замер, чтобы не разбудить ее. Потом осторожно достал куртку, набросил Наде на спину, отполз с ней к дверной стене, облокотился и закрыл глаза.
Надино тепло и дыхание, сладость ее плоти, обтянувшей хер, ласковость ее рук проникли в него, проросли внутри и сплелись там со заоконным громом, с шумом дождя и колес.
Расставив ноги пошире, чтобы не упасть, Неплюев крепче обнял свою драгоценность - и разрешил себе уснуть...
Они прожили в Киеве больше десяти лет. В середине 1990-х г. г. их убили бандиты. Дочь Неплюевых осталась у тети Жени, потом уехала в Америку. От нее я и знаю эту историю, которую она в свое время узнала от тети Жени. Она говорит, что мама так всю жизнь и называла отца по имени-отчеству и на «вы».