Дима
с нее глаз.
- Ты с какого факультета? - ее смущение начало перерастать в любопытство.
- Фи... фило... логический... - пролепетала я.
- А курс какой? - она смотрела на меня теперь с недоверием.
- В... первый... - чуть не соврала я.
- Круто, - она вдруг резко отвернулась от меня, - значит, будем в одной группе учиться. - Она придвинулась к зеркалу всем телом и начала ногтем расправлять слипшиеся реснички. При этом ее грудь, ее шикарная грудь, о которой мне можно только мечтать, упруго уперлась в гладкую поверхность. Я невольно сглотнула слюнки. - Меня Алиной зовут. А тебя?
- Оля, - на горестном выдохе ответила я.
- Да ладно, красивое имя! Чего ты? - она развернулась ко мне лицом и присела передо мной на корточки. Но даже в таком положении она была чуть выше меня.
У меня на глазах выступили слезы.
- Оль, перестань, - она улыбнулась, и на ее накрашенных ресницах тоже блеснула слеза. Она прижала мою голову к своему плечу и всхлипнула.
- Ты... такая... красивая... - сквозь всхлипы проговорила я, - а я? Ты... ты правильно... сказала... моль...
- Да ну, я же пошутила, - она пыталась говорить бодрым голосом, но я-то чувствовала, что ее тоже душили рыдания.
- Кто это тут сырость разводит? - грянул над нашими головами строгий мужской голос.
Я подняла глаза и обомлела - над нами, склонившись, стоял наш преподаватель. Он снисходительно улыбался.
Алинка тоже подняла голову.
- Девушки, пара началась десять минут назад, - продолжал улыбаться он, - и хотя это ваша первая пара, поблажек вам не будет.
Мы дружно кивнули и заторопились к лестнице на третий этаж. Преподаватель с прежней улыбкой неспешно последовал за нами...
Мда, университет это вам не школа. Здесь никто не станет подтягивать твои хвосты, заботиться о том, чтобы у тебя было поменьше н-ок, двоек и других неприятностей. Преподавателю, по большому счету, все равно, понял ты что-то из его лекции или нет, услышал или ушами прохлопал. В сессию, изволь, отвечай на вопросы, пиши контрольные, курсовые, сдавай зачеты, а если что-то где-то как-то - пеняй сам на себя.
В этом плане в очень выгодном положении находятся, как ни странно, дети учителей. Мы с детства привыкли к тому, что мама вроде есть, но на самом деле ее нет, а, значит, полагаться во всем можно только на себя. Что за все свои проступки и оплошности, мы отвечаем сами. Что мама в лучшем случае проигнорирует, а в худшем еще и добавит со свойственной учителям безапелляционностью.
Оказалось, что в моей группе, помимо меня и Алины, учатся еще двадцать пять человек. В принципе, не так много - после вступительных, я думала, нас будет больше. Но самое отвратительное заключается в том, что в нашей группе нет ни одного мальчика. Конечно, я не строила себе иллюзий по поводу толпы разгоряченных загорелых и мускулистых самцов, среди которых я - единственная девушка. Факультет, знаете ли, не тот. Но хотя бы одного или двоих каких-нибудь прыщавых заучек могли к нам взять. А на экзаменах, кстати, были мальчики, и в списках на поступление я даже видела несколько мужских имен, но, видимо, не судьба.
Алина оказалась на редкость интересной собеседницей. Правда, едва в поле ее зрения появлялись «штаны» (как она презрительно называла иногда мальчишек), она тут же начинала глупо хихикать, нести какой-то вздор и вообще вести себя, как больная в последней стадии маразма. Она считала, что при ее внешности быть умной совсем необязательно. «Но его ж, ум этот, никуда не денешь», - частенько жаловалась она мне, - «вот и приходится отводить душу с себе подобными»...
Прошел месяц. О досадном инциденте на линейке я, разумеется, никому не рассказывала. Даже Алинке, хотя в последнее время мы сильно сдружились. И все чаще я сожалела о том, что не догадалась спросить имя того парня. Хотя, с другой стороны, я все яснее понимала, что он меня забыл, едва я скрылась в дверях корпуса университета. Еще и посмеялся, небось, над моей неловкостью...
У Алинки был день рождения, и выпадал он на выходной. Из нашей группы к себе в общагу (да-да, наша роскошная роза жила на этой помойке) она пригласила только меня.
- Подарков не надо, - сказала она мне накануне, - ты, главное, сама приходи.
Ну, я и пришла. В кой-то веки вовремя. Даже немного раньше назначенного времени. И знаете, кого я встретила возле будки вахтера? Точнее, встретила это громко сказано. Я его чуть не сбила с ног! Ну да, того самого парня, который держал меня на плечах на линейке.
Первая мысль была: «Ходят тут всякие, под ноги не смотрят». А вторая, когда я подняла глаза и наткнулась на его насмешливый взгляд: «Ни хрена себе!» Я покраснела, наверное, как переспелый арбуз, и провалилась в черную дыру...
Вытащили меня оттуда резкий запах нашатыря, холодная вода, которую кто-то плеснул мне в лицо, и встревоженный голос Алины:
- Оль, ну как ты?
- Уже лучше, - ответила я, хотя чернота вокруг только начала рассеиваться.
Я лежала на кровати. Алина стояла надо мной с пузырьком с нашатырем и со стаканом воды. А у меня в ногах сидел... он! Черная дыра чуть снова не засосала меня, но у Алинки реакция оказалась лучше, чем я предполагала - ватка со спиртом метнулась к моему носу раньше, чем все краски в мире превратились в одинаковый черный цвет.
- Димуль, покарауль ее, - обратилась она к парню, - а я пока пойду на стол накрою. Это у нее точно голодный обморок...
И Алина, грациозно покачивая бедрами, вышла из комнаты.
- Значит, Дима? - спросила я робко.
- Вообще-то Владимир, - он подсел ближе ко мне, а я вдруг пожалела, что меня положили поверх одеяла. - Но можешь называть меня Димой, если тебе так больше нравится.
Он придвинулся еще ближе, и по мере его приближения я чувствовала, как мои щеки загорались все ярче и ярче.
- А ты Оля, я помню, - его рука вдруг легла мне на живот.
Я судорожно вздохнула.
- Знаешь, - его щеки вдруг тоже налились румянцем, - я ведь потом всю ночь уснуть не мог. Все думал о тебе. Вспоминал, какая ты маленькая, хрупкая и мягкая, - его рука медленно поползла по моему животу по кругу.
А я лежала, боясь пошевелиться. Но все же заметила, как что-то медленно, но верно набухало у него в штанах.
Его прикосновения были несказанно нежными, и у меня внизу живота снова начал надуваться шарик. Вот его пальцы скользнули вдоль пояса моих джинсов, задержались на мгновение чуть ниже пупка. Шарик стал больше. Еще чуть-чуть и он снова лопнет. Я покраснела, как вареный рак. Мне вдруг стало тяжело дышать, на лбу выступила испарина. А он продолжал гладить мой живот, чуть-чуть приподнимая футболку.
- Димуль? - раздался из коридора голос Алины. Он поспешно убрал руку с моего живота и закинул ногу на ногу. Но предательская краска залила его лицо до самых корней волос. - Вы че тут делаете, ребят? - Алинка остановилась на пороге с большим тортом в руках и смотрела на нас в полном недоумении. - Вы че такие красные?
- Не, Алин, все нормально... - через силу улыбнулся Дима.
Она подошла к столу, возле которого как раз и стояла кровать, на которой я лежала, поставила на него торт, окинула нас
- Ты с какого факультета? - ее смущение начало перерастать в любопытство.
- Фи... фило... логический... - пролепетала я.
- А курс какой? - она смотрела на меня теперь с недоверием.
- В... первый... - чуть не соврала я.
- Круто, - она вдруг резко отвернулась от меня, - значит, будем в одной группе учиться. - Она придвинулась к зеркалу всем телом и начала ногтем расправлять слипшиеся реснички. При этом ее грудь, ее шикарная грудь, о которой мне можно только мечтать, упруго уперлась в гладкую поверхность. Я невольно сглотнула слюнки. - Меня Алиной зовут. А тебя?
- Оля, - на горестном выдохе ответила я.
- Да ладно, красивое имя! Чего ты? - она развернулась ко мне лицом и присела передо мной на корточки. Но даже в таком положении она была чуть выше меня.
У меня на глазах выступили слезы.
- Оль, перестань, - она улыбнулась, и на ее накрашенных ресницах тоже блеснула слеза. Она прижала мою голову к своему плечу и всхлипнула.
- Ты... такая... красивая... - сквозь всхлипы проговорила я, - а я? Ты... ты правильно... сказала... моль...
- Да ну, я же пошутила, - она пыталась говорить бодрым голосом, но я-то чувствовала, что ее тоже душили рыдания.
- Кто это тут сырость разводит? - грянул над нашими головами строгий мужской голос.
Я подняла глаза и обомлела - над нами, склонившись, стоял наш преподаватель. Он снисходительно улыбался.
Алинка тоже подняла голову.
- Девушки, пара началась десять минут назад, - продолжал улыбаться он, - и хотя это ваша первая пара, поблажек вам не будет.
Мы дружно кивнули и заторопились к лестнице на третий этаж. Преподаватель с прежней улыбкой неспешно последовал за нами...
Мда, университет это вам не школа. Здесь никто не станет подтягивать твои хвосты, заботиться о том, чтобы у тебя было поменьше н-ок, двоек и других неприятностей. Преподавателю, по большому счету, все равно, понял ты что-то из его лекции или нет, услышал или ушами прохлопал. В сессию, изволь, отвечай на вопросы, пиши контрольные, курсовые, сдавай зачеты, а если что-то где-то как-то - пеняй сам на себя.
В этом плане в очень выгодном положении находятся, как ни странно, дети учителей. Мы с детства привыкли к тому, что мама вроде есть, но на самом деле ее нет, а, значит, полагаться во всем можно только на себя. Что за все свои проступки и оплошности, мы отвечаем сами. Что мама в лучшем случае проигнорирует, а в худшем еще и добавит со свойственной учителям безапелляционностью.
Оказалось, что в моей группе, помимо меня и Алины, учатся еще двадцать пять человек. В принципе, не так много - после вступительных, я думала, нас будет больше. Но самое отвратительное заключается в том, что в нашей группе нет ни одного мальчика. Конечно, я не строила себе иллюзий по поводу толпы разгоряченных загорелых и мускулистых самцов, среди которых я - единственная девушка. Факультет, знаете ли, не тот. Но хотя бы одного или двоих каких-нибудь прыщавых заучек могли к нам взять. А на экзаменах, кстати, были мальчики, и в списках на поступление я даже видела несколько мужских имен, но, видимо, не судьба.
Алина оказалась на редкость интересной собеседницей. Правда, едва в поле ее зрения появлялись «штаны» (как она презрительно называла иногда мальчишек), она тут же начинала глупо хихикать, нести какой-то вздор и вообще вести себя, как больная в последней стадии маразма. Она считала, что при ее внешности быть умной совсем необязательно. «Но его ж, ум этот, никуда не денешь», - частенько жаловалась она мне, - «вот и приходится отводить душу с себе подобными»...
Прошел месяц. О досадном инциденте на линейке я, разумеется, никому не рассказывала. Даже Алинке, хотя в последнее время мы сильно сдружились. И все чаще я сожалела о том, что не догадалась спросить имя того парня. Хотя, с другой стороны, я все яснее понимала, что он меня забыл, едва я скрылась в дверях корпуса университета. Еще и посмеялся, небось, над моей неловкостью...
У Алинки был день рождения, и выпадал он на выходной. Из нашей группы к себе в общагу (да-да, наша роскошная роза жила на этой помойке) она пригласила только меня.
- Подарков не надо, - сказала она мне накануне, - ты, главное, сама приходи.
Ну, я и пришла. В кой-то веки вовремя. Даже немного раньше назначенного времени. И знаете, кого я встретила возле будки вахтера? Точнее, встретила это громко сказано. Я его чуть не сбила с ног! Ну да, того самого парня, который держал меня на плечах на линейке.
Первая мысль была: «Ходят тут всякие, под ноги не смотрят». А вторая, когда я подняла глаза и наткнулась на его насмешливый взгляд: «Ни хрена себе!» Я покраснела, наверное, как переспелый арбуз, и провалилась в черную дыру...
Вытащили меня оттуда резкий запах нашатыря, холодная вода, которую кто-то плеснул мне в лицо, и встревоженный голос Алины:
- Оль, ну как ты?
- Уже лучше, - ответила я, хотя чернота вокруг только начала рассеиваться.
Я лежала на кровати. Алина стояла надо мной с пузырьком с нашатырем и со стаканом воды. А у меня в ногах сидел... он! Черная дыра чуть снова не засосала меня, но у Алинки реакция оказалась лучше, чем я предполагала - ватка со спиртом метнулась к моему носу раньше, чем все краски в мире превратились в одинаковый черный цвет.
- Димуль, покарауль ее, - обратилась она к парню, - а я пока пойду на стол накрою. Это у нее точно голодный обморок...
И Алина, грациозно покачивая бедрами, вышла из комнаты.
- Значит, Дима? - спросила я робко.
- Вообще-то Владимир, - он подсел ближе ко мне, а я вдруг пожалела, что меня положили поверх одеяла. - Но можешь называть меня Димой, если тебе так больше нравится.
Он придвинулся еще ближе, и по мере его приближения я чувствовала, как мои щеки загорались все ярче и ярче.
- А ты Оля, я помню, - его рука вдруг легла мне на живот.
Я судорожно вздохнула.
- Знаешь, - его щеки вдруг тоже налились румянцем, - я ведь потом всю ночь уснуть не мог. Все думал о тебе. Вспоминал, какая ты маленькая, хрупкая и мягкая, - его рука медленно поползла по моему животу по кругу.
А я лежала, боясь пошевелиться. Но все же заметила, как что-то медленно, но верно набухало у него в штанах.
Его прикосновения были несказанно нежными, и у меня внизу живота снова начал надуваться шарик. Вот его пальцы скользнули вдоль пояса моих джинсов, задержались на мгновение чуть ниже пупка. Шарик стал больше. Еще чуть-чуть и он снова лопнет. Я покраснела, как вареный рак. Мне вдруг стало тяжело дышать, на лбу выступила испарина. А он продолжал гладить мой живот, чуть-чуть приподнимая футболку.
- Димуль? - раздался из коридора голос Алины. Он поспешно убрал руку с моего живота и закинул ногу на ногу. Но предательская краска залила его лицо до самых корней волос. - Вы че тут делаете, ребят? - Алинка остановилась на пороге с большим тортом в руках и смотрела на нас в полном недоумении. - Вы че такие красные?
- Не, Алин, все нормально... - через силу улыбнулся Дима.
Она подошла к столу, возле которого как раз и стояла кровать, на которой я лежала, поставила на него торт, окинула нас