Деревянное сердце
только сейчас по-настоящему оценил смысл пари. Понял, насколько эмоции развязали язык. Стало противно.
- Думаю, что такое «секс» вам разъяснять не нужно, - отметил напоследок Тоха. - Все по-взрослому. Ну и без свистежа. Не получилось - признался, получилось - никому не трещать вокруг.
Сразу после этого я, попрощавшись, ушел. С еще больше отягощенным от обязательства сердцем.
Мы живем вдвоем с отцом. Как и у Аленки, мои родители развелись. Мать ушла к какому-то чуваку, и они уехали за границу. Я захотел остаться с папой, и лишь иногда читал присылаемые мамой будто из другого мира письма. Я никогда не поддерживал ее решение, хотя она все время корила отца за недостаточные доходы. Папа - дизайнер-конструктор, который ищет применение своему таланту, но пока безрезультатно.
- Все в порядке? - спросил отец. Я кивнул, но он по лицу сына понял, что никакого порядка в его душе нет. Спросил, не поссорился ли я с Аленкой. Нет, все ок, ответил я. Тогда папа поделился новостью.
- Одного инвестора, похоже, заинтересовал мой проект. Сегодня была презентация, и предварительно его расчеты устраивают. Все может получиться, сынок.
Отец все годы работал над идеей детского игроленда, который хотел построить в нашем городе. Я изучил проект - площадку, идею, и признаюсь - это было придумано здорово. Все, чем я хотел заниматься - это помочь папе его реализовать. Не только ради денег и славы, а и ради мамы. Она должна была понять, кого потеряла.
- Точно получится, - поддерживаю отца. Рано радоваться, но факт привлечения инвестора вселял надежду. У меня поднялось настроение.
- С Аленкой все вправду хорошо? - он всегда интересовался, как протекают наши отношения.
- Да отлично, говорю тебе.
Тогда папа отлучился и через минуту принес, держа за нитку какой-то маленький темный предмет. Амулет, деревянный, в виде сердечка, уже потемневший от времени, лег в мою ладонь. Красивая резная работа. В руке потеплело от касания этого миниатюрного сердца.
- Возьми, - сказал папа.
- Зачем? - оставалось переспросить мне.
- Подаришь своей первой женщине, - попросил мой отец. - Понимаешь, о чем я говорю? - Я лишь кивнул в ответ.
- Я вырезал его еще в твоем возрасте. Для одной девчонки. Моей первой девушки, - глядя в окно произнес папа. Я понимал остроту накативших на него воспоминаний, и только молча слушал. - Моя первая серьезная любовь.
- А как оно снова оказалось у тебя? - спрашиваю я.
- Все банально просто, - ответил отец. - Она мне его вернула. В восемнадцать лет я ушел в армию, а когда возвратился, она была уже замужем... Не дождалась.
- Жалеешь о ней? - почему-то переспросил я.
Папа лишь покачал головой.
- Не смысла жалеть о той, которая тебя разлюбила. И все, чего я хочу, чтобы твоя любовь осталась с тобой до конца. Береги ее. С самого начала. Обещаешь?
- Конечно, папа.
Я сжал деревянное сердечко в ладони. Мысленно поклялся, что та, которая овладела моим, живым сердцем, его получит. Даже если мне придется прыгнуть с девятого этажа...
... Мы с Аленкой после свидания целуемся в ее парадном. Прошло несколько дней, и теперь, воспользовавшись темнотой позднего вечера, а также отсутствием рядом хоть одной души, обнимаем друг друга. Я нежно целую ее.
- Я вчера серьезно поговорила с мамой, - отозвалась вдруг моя любимая. Ее синие глаза блестели в темноте. В них читалась решимость. - Сказала, что в Москву не поеду.
- А она? - только и оставалось переспросить мне.
- Не важно, - ответила Аленка. - Важно то, что я хочу быть с тобой.
Член напряжен, и Аленка - впервые за наши отношения, расстегнула мне ширинку брюк. Я обомлел от такой неожиданности. Нет-нет, против я точно не был, но сам факт...
- Хочешь, я потрогаю его? - прошептала она. Заметил, что голос ее звучит по-другому, сипло. Моя девочка возбуждена, понимаю я. Прочитала согласие в моих глазах. Теплая аккуратная ручка с дрожью вползла мне в трусы. Член напрягся и просяще заныл. Она обхватила его и вытащила наружу. С девичьим любопытством осмотрела, провела рукой вниз, оголяя головку. Я едва не застонал от удовольствия. Никто еще не касался моей нижней плоти, и это - самое первое касание любимой, вознесло меня в состояние восторга. Алена стала водить по нему, а я запустил ладонь ей под юбку, обхватив мягкую девичью попку. Великолепная, горячая, гладкая, она была лучшим, что мне доводилось держать в руке. Она не сопротивлялась. Я пошел вниз, к промежности. Она не останавливала.
- Я хочу тебя, - произношу ей, зарывшись лицом в ее пахнущим волосах.
- Выпускной вечер в техникуме, - вдруг сказала она тихо. - Все случится в ту ночь. Ты не против?
Я не верю своим ушам. Не против ли я? Она шутит? Радость тотчас сменилась нервной волной. Справлюсь ли, не будет ли ей слишком больно? Вверху, на каком-то этаже хлопнула дверь. Мы быстро поправили одежды, мой член вернулся в свое укрытие. Мимо прошла какая-то тетка, но мы продолжали обниматься, не стесняясь ничего. Запах Аленкиных волос парализовал меня, и мы так и стояли, прижавшись друг к другу. На щеке и губах было мокро. Это была ее влага, которую я еще минуты назад глотал, жадно впившись в Аленкины губы. Я представил ночь выпускного вечера, и понял - это будет наша ночь, самая долгая - до бесконечности. Вообразил изумительную шейку Алены с висящим деревянным сердечком. И, пожалуй, мне не придется прыгать...
* * * * *
Все дни мы готовились к защите диплома. Наконец, защита прошла, и мы договорились в субботу погулять в парке. Днем, в выглаженной рубашке и новых брюках, я звонил в Аленкину дверь. Послышались неспешные шаги.
За порогом стояла Ирина Сергеевна. В тонком домашнем халатике, аккуратно накрашена, как всегда выглядела превосходно.
- Алены нет дома, Владик, - сказала она.
Выяснилось, что Аленка вдруг уехала к бабушке, которая приболела. У Сомовых нет домашнего телефона. И она не смогла меня предупредить.
- Но хорошо, то ты зашел, - продолжила Ирина Сергеевна. - Оборвалась картина в зале, вылетел гвоздь. Поможешь забить?
Расстроенный тем, что не увижу сегодня Аленку, запросто соглашаюсь компенсировать потерянный вечер пользой для мамы любимой девушки. Прохожу с ней в зал, где лежит знакомая картина с пейзажем на полу, припертая к стене. Ирина Сергеевна увлекается живописью, рисует сама, и картин в их квартире хватает. Став на табуретку, в два счета прибиваю гвоздь.
- Вот что значит мужик в доме, - одобрительно произносит Ирина Сергеевна. Она лукаво улыбается или мне кажется? - Теперь повесь картину.
Я цепляю ее на гвоздь, максимально аккуратно.
- Чуть выше справа... еще, - командует из-за спины хозяйка. - Все равно косовато. Слезай, поправлю сама.
Я уступаю ей место на табуретке. Она уверенно ставит на нее стопу, и происходит то, что заставляет меня замереть. Распахиваются полы халатика, оголяя стройные, такие же как у ее дочери ноги! Белоснежные, точеные ножки видны практически до трусиков. Ловлюсь на мысли, что прикипел к ним взглядом, становится стыдно, и я заставляю себя переключиться на картину.
Вдруг женщина делает неловкое движение,
- Думаю, что такое «секс» вам разъяснять не нужно, - отметил напоследок Тоха. - Все по-взрослому. Ну и без свистежа. Не получилось - признался, получилось - никому не трещать вокруг.
Сразу после этого я, попрощавшись, ушел. С еще больше отягощенным от обязательства сердцем.
Мы живем вдвоем с отцом. Как и у Аленки, мои родители развелись. Мать ушла к какому-то чуваку, и они уехали за границу. Я захотел остаться с папой, и лишь иногда читал присылаемые мамой будто из другого мира письма. Я никогда не поддерживал ее решение, хотя она все время корила отца за недостаточные доходы. Папа - дизайнер-конструктор, который ищет применение своему таланту, но пока безрезультатно.
- Все в порядке? - спросил отец. Я кивнул, но он по лицу сына понял, что никакого порядка в его душе нет. Спросил, не поссорился ли я с Аленкой. Нет, все ок, ответил я. Тогда папа поделился новостью.
- Одного инвестора, похоже, заинтересовал мой проект. Сегодня была презентация, и предварительно его расчеты устраивают. Все может получиться, сынок.
Отец все годы работал над идеей детского игроленда, который хотел построить в нашем городе. Я изучил проект - площадку, идею, и признаюсь - это было придумано здорово. Все, чем я хотел заниматься - это помочь папе его реализовать. Не только ради денег и славы, а и ради мамы. Она должна была понять, кого потеряла.
- Точно получится, - поддерживаю отца. Рано радоваться, но факт привлечения инвестора вселял надежду. У меня поднялось настроение.
- С Аленкой все вправду хорошо? - он всегда интересовался, как протекают наши отношения.
- Да отлично, говорю тебе.
Тогда папа отлучился и через минуту принес, держа за нитку какой-то маленький темный предмет. Амулет, деревянный, в виде сердечка, уже потемневший от времени, лег в мою ладонь. Красивая резная работа. В руке потеплело от касания этого миниатюрного сердца.
- Возьми, - сказал папа.
- Зачем? - оставалось переспросить мне.
- Подаришь своей первой женщине, - попросил мой отец. - Понимаешь, о чем я говорю? - Я лишь кивнул в ответ.
- Я вырезал его еще в твоем возрасте. Для одной девчонки. Моей первой девушки, - глядя в окно произнес папа. Я понимал остроту накативших на него воспоминаний, и только молча слушал. - Моя первая серьезная любовь.
- А как оно снова оказалось у тебя? - спрашиваю я.
- Все банально просто, - ответил отец. - Она мне его вернула. В восемнадцать лет я ушел в армию, а когда возвратился, она была уже замужем... Не дождалась.
- Жалеешь о ней? - почему-то переспросил я.
Папа лишь покачал головой.
- Не смысла жалеть о той, которая тебя разлюбила. И все, чего я хочу, чтобы твоя любовь осталась с тобой до конца. Береги ее. С самого начала. Обещаешь?
- Конечно, папа.
Я сжал деревянное сердечко в ладони. Мысленно поклялся, что та, которая овладела моим, живым сердцем, его получит. Даже если мне придется прыгнуть с девятого этажа...
... Мы с Аленкой после свидания целуемся в ее парадном. Прошло несколько дней, и теперь, воспользовавшись темнотой позднего вечера, а также отсутствием рядом хоть одной души, обнимаем друг друга. Я нежно целую ее.
- Я вчера серьезно поговорила с мамой, - отозвалась вдруг моя любимая. Ее синие глаза блестели в темноте. В них читалась решимость. - Сказала, что в Москву не поеду.
- А она? - только и оставалось переспросить мне.
- Не важно, - ответила Аленка. - Важно то, что я хочу быть с тобой.
Член напряжен, и Аленка - впервые за наши отношения, расстегнула мне ширинку брюк. Я обомлел от такой неожиданности. Нет-нет, против я точно не был, но сам факт...
- Хочешь, я потрогаю его? - прошептала она. Заметил, что голос ее звучит по-другому, сипло. Моя девочка возбуждена, понимаю я. Прочитала согласие в моих глазах. Теплая аккуратная ручка с дрожью вползла мне в трусы. Член напрягся и просяще заныл. Она обхватила его и вытащила наружу. С девичьим любопытством осмотрела, провела рукой вниз, оголяя головку. Я едва не застонал от удовольствия. Никто еще не касался моей нижней плоти, и это - самое первое касание любимой, вознесло меня в состояние восторга. Алена стала водить по нему, а я запустил ладонь ей под юбку, обхватив мягкую девичью попку. Великолепная, горячая, гладкая, она была лучшим, что мне доводилось держать в руке. Она не сопротивлялась. Я пошел вниз, к промежности. Она не останавливала.
- Я хочу тебя, - произношу ей, зарывшись лицом в ее пахнущим волосах.
- Выпускной вечер в техникуме, - вдруг сказала она тихо. - Все случится в ту ночь. Ты не против?
Я не верю своим ушам. Не против ли я? Она шутит? Радость тотчас сменилась нервной волной. Справлюсь ли, не будет ли ей слишком больно? Вверху, на каком-то этаже хлопнула дверь. Мы быстро поправили одежды, мой член вернулся в свое укрытие. Мимо прошла какая-то тетка, но мы продолжали обниматься, не стесняясь ничего. Запах Аленкиных волос парализовал меня, и мы так и стояли, прижавшись друг к другу. На щеке и губах было мокро. Это была ее влага, которую я еще минуты назад глотал, жадно впившись в Аленкины губы. Я представил ночь выпускного вечера, и понял - это будет наша ночь, самая долгая - до бесконечности. Вообразил изумительную шейку Алены с висящим деревянным сердечком. И, пожалуй, мне не придется прыгать...
* * * * *
Все дни мы готовились к защите диплома. Наконец, защита прошла, и мы договорились в субботу погулять в парке. Днем, в выглаженной рубашке и новых брюках, я звонил в Аленкину дверь. Послышались неспешные шаги.
За порогом стояла Ирина Сергеевна. В тонком домашнем халатике, аккуратно накрашена, как всегда выглядела превосходно.
- Алены нет дома, Владик, - сказала она.
Выяснилось, что Аленка вдруг уехала к бабушке, которая приболела. У Сомовых нет домашнего телефона. И она не смогла меня предупредить.
- Но хорошо, то ты зашел, - продолжила Ирина Сергеевна. - Оборвалась картина в зале, вылетел гвоздь. Поможешь забить?
Расстроенный тем, что не увижу сегодня Аленку, запросто соглашаюсь компенсировать потерянный вечер пользой для мамы любимой девушки. Прохожу с ней в зал, где лежит знакомая картина с пейзажем на полу, припертая к стене. Ирина Сергеевна увлекается живописью, рисует сама, и картин в их квартире хватает. Став на табуретку, в два счета прибиваю гвоздь.
- Вот что значит мужик в доме, - одобрительно произносит Ирина Сергеевна. Она лукаво улыбается или мне кажется? - Теперь повесь картину.
Я цепляю ее на гвоздь, максимально аккуратно.
- Чуть выше справа... еще, - командует из-за спины хозяйка. - Все равно косовато. Слезай, поправлю сама.
Я уступаю ей место на табуретке. Она уверенно ставит на нее стопу, и происходит то, что заставляет меня замереть. Распахиваются полы халатика, оголяя стройные, такие же как у ее дочери ноги! Белоснежные, точеные ножки видны практически до трусиков. Ловлюсь на мысли, что прикипел к ним взглядом, становится стыдно, и я заставляю себя переключиться на картину.
Вдруг женщина делает неловкое движение,