Вот как бывает...
Она сидела за столом и думала.... О чем думала? Да неважно это. Гораздо важнее то, что в соседней комнате сидел он, ее раб, просто вещь, которая могла пригодиться. Но видимо не судьба он серьезно провинился перед ней, и его ждало серьезное наказание. Она медленно допила кофе и закурила. Ей некуда спешить, ведь это он сейчас сидит в комнате на стуле, боясь, шевелится, и вызвать гнев на себя еще больший. Он знал: Его Госпожа бывает очень сурова, а иногда даже жестока, в такие моменты. Но он был готов на все, только бы она не выгнала его. К тому времени как она докурила, он извелся. Хотя и понимал, что Она специально тянет время, мучая его и испытывая на прочность нервы. Докурив, она зашла в комнату с не затушенным окурком, он понял, что сейчас будет. Она игриво провела огоньком возле его груди, вокруг торса и прижала окурок к правой лопатке. Он зашипел, как змея, которой насупили на хвост.
Хотя понимал, что лучше молчать до последнего, Ей нравится стойкость и сила, за них она может простить многое и возможно облегчит его страдания. Ему нравилось успокаивать себя такими мыслями, готовя тело и сознание к боли на грани бытия. Пока он успокаивал боль и приходи в себя, она взяла стек. Он ненавидел стек, даже кнут ему нравился больше, но выбора не было. Первые пару десятков ударов были легкими, даже нежными, но он знал это только начало. Игра призванная успокоить его разум и расслабить тело. И Она добилась своего, он действительно расслабился, удар обжег его грудь. Это было чертовски больно, но он может вытерпеть гораздо большее. И снова удар, затем они посыпались на него: жестокие беспощадные не терпящие возражения. В какой-то момент он понял, что не может больше терпеть-с его губ начали слетать вначале стоны после крик, а затем хрипы раненого зверя. В этот момент она прекратила, понимая, что за грань выходить не стоит. Он зашептал слова благодарности, но она уже не слушала его пытаясь отдышаться от нахлынувшего на нее возбуждения. Придя в себя, она вошла в комнату снова; на этот раз она взяла со столика горящую свечу. Он мысленно улыбнулся это ее любимая забава, но это почти не больно, даже приятно. Нет, он не был мазохистом, и боль не доставляла ему удовольствие, но спорить с госпожой он не мог. Это противоречило всем его рабским привычкам. Как только он додумал свою мысль, на избитое тело закапал воск, но через несколько мгновений ей надоело медленно покрывать его тело белыми каплями, и она вылила на него одно мгновение все, что оставалось в свечке. Он взвыл, скорее от неожиданности, чем от жара, а она засмеялась. Засмеялась так, что он был готов пережить последние 20 минут сотни, тысячи раз. Закрыв глаза, он попытался отдышаться, но когда открыл их, понял, что не стоило этого делать. Она подходила к нему с большой охапкой крапивы, где только нашла в это время года. Крапива-это уже серьезно. Она даже не стала бить, просто водила ею по измученному телу раба. Она думала о том, как он хорош, особенно в моменты, когда борется сам с собой и с болью и в каком-то роде даже с ней. И пошла против правил. Естественно против своих правил, чужих она не признавала, она решила простить его. Но ему об этом не стоит знать. Она заперла его в клетке 70*70см, расставила на верхних прутах свечки, и вышла, потушив свет...
Хотя понимал, что лучше молчать до последнего, Ей нравится стойкость и сила, за них она может простить многое и возможно облегчит его страдания. Ему нравилось успокаивать себя такими мыслями, готовя тело и сознание к боли на грани бытия. Пока он успокаивал боль и приходи в себя, она взяла стек. Он ненавидел стек, даже кнут ему нравился больше, но выбора не было. Первые пару десятков ударов были легкими, даже нежными, но он знал это только начало. Игра призванная успокоить его разум и расслабить тело. И Она добилась своего, он действительно расслабился, удар обжег его грудь. Это было чертовски больно, но он может вытерпеть гораздо большее. И снова удар, затем они посыпались на него: жестокие беспощадные не терпящие возражения. В какой-то момент он понял, что не может больше терпеть-с его губ начали слетать вначале стоны после крик, а затем хрипы раненого зверя. В этот момент она прекратила, понимая, что за грань выходить не стоит. Он зашептал слова благодарности, но она уже не слушала его пытаясь отдышаться от нахлынувшего на нее возбуждения. Придя в себя, она вошла в комнату снова; на этот раз она взяла со столика горящую свечу. Он мысленно улыбнулся это ее любимая забава, но это почти не больно, даже приятно. Нет, он не был мазохистом, и боль не доставляла ему удовольствие, но спорить с госпожой он не мог. Это противоречило всем его рабским привычкам. Как только он додумал свою мысль, на избитое тело закапал воск, но через несколько мгновений ей надоело медленно покрывать его тело белыми каплями, и она вылила на него одно мгновение все, что оставалось в свечке. Он взвыл, скорее от неожиданности, чем от жара, а она засмеялась. Засмеялась так, что он был готов пережить последние 20 минут сотни, тысячи раз. Закрыв глаза, он попытался отдышаться, но когда открыл их, понял, что не стоило этого делать. Она подходила к нему с большой охапкой крапивы, где только нашла в это время года. Крапива-это уже серьезно. Она даже не стала бить, просто водила ею по измученному телу раба. Она думала о том, как он хорош, особенно в моменты, когда борется сам с собой и с болью и в каком-то роде даже с ней. И пошла против правил. Естественно против своих правил, чужих она не признавала, она решила простить его. Но ему об этом не стоит знать. Она заперла его в клетке 70*70см, расставила на верхних прутах свечки, и вышла, потушив свет...