После аборта
Под его пальцами вспыхнуло острое, смешанное с болью возбуждение.
- Пожалуйста, не надо, я сейчас описаюсь.
- Давай! - он ловко ввел тампон в увлажненную вагину и подставил судно.
- Я так не могу!
- Псс-псс-псс-псс-псссс!
Из нее полилось. Это было ужасно. Он с издевательской усмешкой наслаждался ее растерянным видом.
- Ну, а теперь пора баиньки. Пойдем, я тебя уложу. Но сначала - сладкий трамадольчик, чтоб сладкая девочка сладко спала. Сейчас. Ложись попой кверху, - воткнув иглу, он пояснил, - это детский опиум - специально для тебя - наслаждайся. - Затем, поддерживая, довел ее до палаты, помог лечь, укрыл одеялом и прошептал: «До завтра, любовь моя». Даже сквозь трамадоловую завесу Марина почувствовала страх.
На следующий день Марине стало намного лучше. Она вымылась в общем душе, в столовой поела каши. Снова легла. Огромная палата жила своей жизнью, говорила, двигалась. Но звук уходил под высокие своды, слышен был лишь равномерный успокаивающий гул. Марина снова стала засыпать, но тут начался общий осмотр. Больных вызывали по очереди. Когда она оказалась в смотровой, то сразу увидела Вячеслава Сергеевича, который беседовал с каким-то пожилым доктором. «Интересно, а он вообще отсюда уходит?»
- Вот, Александр Иванович, случай, о котором я вам говорил. Марина, подойдите, пожалуйста!
Доктор осмотрел ее очень профессионально, никакой неловкости не возникло, а его молодой коллега наблюдал происходящее с внимательным и почтительным видом. Марина догадалась: он пригласил своего профессора. Затем врачи отослали ее, не удостоив объяснений. День протекал. Обед, процедуры, постоянные уколы. Сестрички были невероятно ласковы, но в глубине их прекрасных глаз горела искорка лукавства. Они знали. Они смеялись. Марина слышала, как рядом в коридоре они говорили: «Вячеслава Сергеевич сегодня третьи сутки будет дежурить - всё других заменяет». Марине было жутко: «Чего он хочет от меня? Вокруг такие красавицы, все в него влюблены - выбирай любую! Неужели у него могут быть какие-то подростковые комплексы или незавершенные гештальты? И никакого влечения с его стороны я не ощущаю... Или он так хорошо скрывает? Нет. Точно нет. Тут что-то другое. Но что? Непонятно. Он ждет ночи. Что же будет ночью?»
Когда все ушли, когда все легли, когда все стихло, в огромном дверном проеме, наполненом зеленоватым светом, появился он - какой высокий! - и позвал за собой. Охваченная неизъяснимым трепетом, Марина пошла за ним босиком, придерживая на груди больничный халат. Он привел ее в процедурную и молча указал на кушетку. Она сидела тихо как мышка, боясь шелохнуться, боясь посмотреть, что он ей готовит. Он обернулся с холодным изумлением:
- Что же ты? Раздевайся, ложись. Ноги раздвинь!
Палец погрузился в в анус, проталкивая скользкую свечу, там и остался. Другая латексная рука ввела в вагину пропитанный тампон и стала ее мастурбировать. Никогда еще Марина не чувствовала себя таким презренным грязным комком плоти! И никогда еще так сильно не возбуждалась! Ее тело было открыто и доступно этому человеку, власть которого не имела пределов тогда, когда он был вооружен острой сталью... К счастью, она этого не помнила. Возбуждение нарастало, становясь невыносимым. Ее била крупная дрожь. Едва сдерживая крики, она стала мучительно извиваться. В тот же момент врач наградил ее горячей пощечиной.
- Не дергайся! - зашипел он, - Привязать?
- Ах, не могу! Пожалуйста! Прошу тебя! Возьми меня!
- Нельзя!
- Я так не кончу.
- Кончишь.
Пытка продолжалась. Реальность стала уплывать. Она едва ощущала ремни фиксации, которые жестоко впивались в тело. Боль от пощечин лишь на мгновение облегчала муку неудовлетворенной страсти. Она кричала в голос. Она просила, рыдала, умоляла.
- Слава! Миленький! Дай хоть пососать у тебя!
Боже, неужели он сжалился?! Он быстро развязал ремни и притянул к себе ее голову. У него был большой и возбужденный. Марина впервые сосала член в кондоме, как шлюха, но она уже ни на что не обижалась. Вдруг он резко отстранился.
- Послушай, - проговорил он, тяжело дыша, - Я тебе вставлю, если ты будешь лежать спокойно. Спокойно! Никакой резких движений, поняла?!
Марина видела, что он торопливо меняет презерватив. Он вошел неглубоко, сводя с ума, дразня еще больше. «Только бы принять его в себя целиком, прижаться к основанию губами, оплести ногами!»
- Сука! Не насаживайся! Нельзя тебе глубоко! Не понимаешь? Дура!
Ни окрики, ни пощечины не могли ее остановить. Наконец, устав уворачиваться от неистовой матки, он перехватил член рукою.
- Вот тебе ограничитель, блядь! Делай что хочешь!
Она бешенно извивалась, размалывая клитор на кулаке, но не могла придти к концу, и только когда он притиснул ее с высоко задранными коленями, и, кусая соски, жестоко оттрахал, она стала кончать. Кончала долго, с воплями. Кончил и он. Рыдая от счастья, целуя руки, она благодарила его. Он погладил ее по голове:
- По-моему, ты здорова. Иди спать.
На следующий день Марину осмотрел целый консилиум врачей, и среди них был пожилой профессор. А после обеда ее стали выписывать. Вячеслав Сергеевич, ироничный и непроницаемый, давал ей последние напутствия. Сначала он подробнейшим образом расписал схему лечения, а потом перешел к рекомендациям.
- Предохраняться только презервативами. Первые две недели - никаких половых контактов, разве только на полухуй. У вас короткое влагалище. Поза «женщина сверху» вам противопоказана, если только половой член партнера в эрегированном состоянии не превышает 12 сантиметров. То же самое относится к позе раком. В остальных позициях - смотря по ощущениям. Анальный секс, как врач, практиковать не рекомендую. Советую ограничиться введением небольших хорошо увлажненных предметов. Ни в коем случае не пользуйтесь вибратором - он может спровоцировать рак...
- Слава, когда я тебя увижу?
Он медленно встал из-за стола.
- Хочешь меня увидеть? Хочешь меня увидеть, шлюха?! Хочешь еще пиздостраданий? Хочешь опять сюда попасть? Мало тебе, блядь? Да ты хоть знаешь, что я из тебя вытаскивал? Сколько суток после операции ты без сознания валялась? Что такое пузырчатый занос, ты знаешь? Нет? Так пошла отсюда на хуй! Чтоб я тебя больше никогда здесь не видел!
- Пожалуйста, не надо, я сейчас описаюсь.
- Давай! - он ловко ввел тампон в увлажненную вагину и подставил судно.
- Я так не могу!
- Псс-псс-псс-псс-псссс!
Из нее полилось. Это было ужасно. Он с издевательской усмешкой наслаждался ее растерянным видом.
- Ну, а теперь пора баиньки. Пойдем, я тебя уложу. Но сначала - сладкий трамадольчик, чтоб сладкая девочка сладко спала. Сейчас. Ложись попой кверху, - воткнув иглу, он пояснил, - это детский опиум - специально для тебя - наслаждайся. - Затем, поддерживая, довел ее до палаты, помог лечь, укрыл одеялом и прошептал: «До завтра, любовь моя». Даже сквозь трамадоловую завесу Марина почувствовала страх.
На следующий день Марине стало намного лучше. Она вымылась в общем душе, в столовой поела каши. Снова легла. Огромная палата жила своей жизнью, говорила, двигалась. Но звук уходил под высокие своды, слышен был лишь равномерный успокаивающий гул. Марина снова стала засыпать, но тут начался общий осмотр. Больных вызывали по очереди. Когда она оказалась в смотровой, то сразу увидела Вячеслава Сергеевича, который беседовал с каким-то пожилым доктором. «Интересно, а он вообще отсюда уходит?»
- Вот, Александр Иванович, случай, о котором я вам говорил. Марина, подойдите, пожалуйста!
Доктор осмотрел ее очень профессионально, никакой неловкости не возникло, а его молодой коллега наблюдал происходящее с внимательным и почтительным видом. Марина догадалась: он пригласил своего профессора. Затем врачи отослали ее, не удостоив объяснений. День протекал. Обед, процедуры, постоянные уколы. Сестрички были невероятно ласковы, но в глубине их прекрасных глаз горела искорка лукавства. Они знали. Они смеялись. Марина слышала, как рядом в коридоре они говорили: «Вячеслава Сергеевич сегодня третьи сутки будет дежурить - всё других заменяет». Марине было жутко: «Чего он хочет от меня? Вокруг такие красавицы, все в него влюблены - выбирай любую! Неужели у него могут быть какие-то подростковые комплексы или незавершенные гештальты? И никакого влечения с его стороны я не ощущаю... Или он так хорошо скрывает? Нет. Точно нет. Тут что-то другое. Но что? Непонятно. Он ждет ночи. Что же будет ночью?»
Когда все ушли, когда все легли, когда все стихло, в огромном дверном проеме, наполненом зеленоватым светом, появился он - какой высокий! - и позвал за собой. Охваченная неизъяснимым трепетом, Марина пошла за ним босиком, придерживая на груди больничный халат. Он привел ее в процедурную и молча указал на кушетку. Она сидела тихо как мышка, боясь шелохнуться, боясь посмотреть, что он ей готовит. Он обернулся с холодным изумлением:
- Что же ты? Раздевайся, ложись. Ноги раздвинь!
Палец погрузился в в анус, проталкивая скользкую свечу, там и остался. Другая латексная рука ввела в вагину пропитанный тампон и стала ее мастурбировать. Никогда еще Марина не чувствовала себя таким презренным грязным комком плоти! И никогда еще так сильно не возбуждалась! Ее тело было открыто и доступно этому человеку, власть которого не имела пределов тогда, когда он был вооружен острой сталью... К счастью, она этого не помнила. Возбуждение нарастало, становясь невыносимым. Ее била крупная дрожь. Едва сдерживая крики, она стала мучительно извиваться. В тот же момент врач наградил ее горячей пощечиной.
- Не дергайся! - зашипел он, - Привязать?
- Ах, не могу! Пожалуйста! Прошу тебя! Возьми меня!
- Нельзя!
- Я так не кончу.
- Кончишь.
Пытка продолжалась. Реальность стала уплывать. Она едва ощущала ремни фиксации, которые жестоко впивались в тело. Боль от пощечин лишь на мгновение облегчала муку неудовлетворенной страсти. Она кричала в голос. Она просила, рыдала, умоляла.
- Слава! Миленький! Дай хоть пососать у тебя!
Боже, неужели он сжалился?! Он быстро развязал ремни и притянул к себе ее голову. У него был большой и возбужденный. Марина впервые сосала член в кондоме, как шлюха, но она уже ни на что не обижалась. Вдруг он резко отстранился.
- Послушай, - проговорил он, тяжело дыша, - Я тебе вставлю, если ты будешь лежать спокойно. Спокойно! Никакой резких движений, поняла?!
Марина видела, что он торопливо меняет презерватив. Он вошел неглубоко, сводя с ума, дразня еще больше. «Только бы принять его в себя целиком, прижаться к основанию губами, оплести ногами!»
- Сука! Не насаживайся! Нельзя тебе глубоко! Не понимаешь? Дура!
Ни окрики, ни пощечины не могли ее остановить. Наконец, устав уворачиваться от неистовой матки, он перехватил член рукою.
- Вот тебе ограничитель, блядь! Делай что хочешь!
Она бешенно извивалась, размалывая клитор на кулаке, но не могла придти к концу, и только когда он притиснул ее с высоко задранными коленями, и, кусая соски, жестоко оттрахал, она стала кончать. Кончала долго, с воплями. Кончил и он. Рыдая от счастья, целуя руки, она благодарила его. Он погладил ее по голове:
- По-моему, ты здорова. Иди спать.
На следующий день Марину осмотрел целый консилиум врачей, и среди них был пожилой профессор. А после обеда ее стали выписывать. Вячеслав Сергеевич, ироничный и непроницаемый, давал ей последние напутствия. Сначала он подробнейшим образом расписал схему лечения, а потом перешел к рекомендациям.
- Предохраняться только презервативами. Первые две недели - никаких половых контактов, разве только на полухуй. У вас короткое влагалище. Поза «женщина сверху» вам противопоказана, если только половой член партнера в эрегированном состоянии не превышает 12 сантиметров. То же самое относится к позе раком. В остальных позициях - смотря по ощущениям. Анальный секс, как врач, практиковать не рекомендую. Советую ограничиться введением небольших хорошо увлажненных предметов. Ни в коем случае не пользуйтесь вибратором - он может спровоцировать рак...
- Слава, когда я тебя увижу?
Он медленно встал из-за стола.
- Хочешь меня увидеть? Хочешь меня увидеть, шлюха?! Хочешь еще пиздостраданий? Хочешь опять сюда попасть? Мало тебе, блядь? Да ты хоть знаешь, что я из тебя вытаскивал? Сколько суток после операции ты без сознания валялась? Что такое пузырчатый занос, ты знаешь? Нет? Так пошла отсюда на хуй! Чтоб я тебя больше никогда здесь не видел!