Как Таня к немцам попала
не возиться лишнее время, а наскоро всех посжигать как евреев!»- думал Хейко осматривая набрякшими кровью глазами горенку с щелястым полом, беленой печкой и остовом от вчерашнего пира на столе и струганных табуретах, всюду валялись бутыли из-под самогона, оставляя мутные остро пахнущие лужицы и огрызки зелени. «Сами в свиней скоро обратимся к дьяволу в этом дерьме!» - сморщился Хейко обувая сапоги.
С улицы доносились смех и покрикиванья квартировавшихся в соседней горенке от Хейко Детлефа и его пятерых его ближайших
приятелей. «До сих пор так глаз и не сомкнули, ублюдки, убожество!- проворчал Хейко прислушавшись к крикам в вперемешку с гнусавыми попытками исполнения русских песен, кроме этих глумливых старательных воплей в Тимофеевке стояло по раннему тихо, лишь слонялись с ведрами молчаливые заросшие щетиной чужие денщики с ножами за ремнем штанов. «Ээй, Вилли!» - гортанно крикнул он в окно «Долгоногая ты каланча, какого черта ты там застыл на дороге как трахнутая Лотова жена, или в твоих ушах сам по себе звучит Вагнер?» гоготнул он собственному остроумию. Застегнутый во фрунт Вилли, тонкий и бледный стоял и протирал свои маленькие круглые очки, его щеки то алели, то вновь мертвенно бледнели, застывая некрасивыми пестрыми пятнами, что всегда огорчало щепетильного до болезненности к своей внешности молодого немца.
«Хейко, хватит дрыхнуть, чертов сурок! Или ты все полируешь сапоги, дабы уподобиться красавчику и франту Эриху? Они у этого ублюдка такие зеркальные, что на солнце выдают огонь как линза!»- донесся до его слуха зычный радостный вопль другого приятеля коренастого длинноносого рыжего Отто, невысокий Отто был не такой симпатичный как Хейко и Вилли, слишком невзрачная его внешность пользовалась скромным успехом у немецких фройляйн.
Но весельчак Отто с лихвой вознаградил свое воздержание в борделях перед отправкой на фронт, а уж в русских деревнях и вовсе вошел во вкус сладкой женской плоти, насилуя баб, особо не разбирая старая она или девка пугливая, ему было все едино, на кого навалиться с нетерпеливым похрюкиваньем и сжимая короткими, покрытыми белесыми волосами пальцы на горле своей жертвы, короткий и толстый член Отто вламывался без стука в невинные отверстия легко, словно он хлипкую дверь пинком вышибал, наскоро удовлетворял желание и любил задушить свою жертву, разумеется после того, как ею потешатся друзья, Хейко брезгал девками, предпочитал уже готовую влажную женскую вагину, он просто обожал раздирать ее скрюченными пальцами, вламываясь с напором в узкий непривычный к такому обращению анус.
Вилли любил избивать баб, порка была его коронным номером, именно он полосовал девок вымоченными в солевом растворе ружейными шомполами под одобрительный смех и аплодисменты Хейко. Четвертый же их закадычный приятель Эрих был нрава тихого, ругань и смех не любил, это был красивый ладный парень с классическим римским профилем древнего центуриона, бледно-голубыми, словно выцветшими красивыми глазами и белоснежной улыбкой, несмотря на скверную по необходимости гигиену, темные волосы были острижены коротко, форма всегда опрятна и сапоги поражали сиянием, в любую минуту Эрих мог вытащить из кармана черную щеточку и начать внимательно вычищать ногти, от души жале о родном Франкфурте-на-Майне. Эрих был брезглив, не особо любил заниматься физическим контактом с женщинами, приятели горячо подозревали, что Эрих вообще возможно гомосексуалист, но предпочитали помалкивать, хотя бы потому, что в совместных истязаниях он принимал участие с шибким удовольствием, мог отрезать бабам соски и заставлять их же глотать собственные окровавленные ошметки под хохот Хейко.
Вот именно с такими людьми и пришлось познакомиться нашей деревенской красавице Тане, хоть и упрятала напуганная внезапным появлением дочери в сараюшке, но та не усидела и таки побегла к своему Мишке проклятому, любила девка парня, боялась, что убили его, не могла устоять, чтоб не повидать хотя бы разок рано утречком на заре, когда улица такая обманно пустынная, а чертовы фрицы либо спят, либо пьяными нетвердыми голосами из последних сил выпевают неудобопроизносимые слова песни. Танька напряженно огляделась по сторонам и прикрыв стареньким платочком сияющие золотистые волосы аккуратно ступая на цыпочках босиком выскользнула из сарайчика, не обеспокоив приболевшей матери, серая длинная юбка по щиколотки и темная бумазейная кофточка, внимание в такую пору уж ей явно было ник чему, лишь бы до милого добраться, держаться за его шею руками крепко-крепко и не выпускать хоть под угрозой немедленного расстрела. Пригибаясь у заборчиков Таня побежала по пыльной улочке, знакомый цепной пес соседа Митрофана приветливо помахал девке пушистым хвостом и глухо дружески от души гавкнул. «Тшшшш, дурак! - испугалась Таня, присев на корточки.
Но ей не повезло. Раздался звучный крик на немецком: «Кто тут, черт бы вас побрал?!» И передергивая затвор из-за избенки выскочил Вилли, при виде напуганной насмерть красивой девки Вилли радостно осклабился, глаза его сверкнули: «Да тут приятный сюрприз, как мы поглядим» - пробормотал он, делая позывной пронзительный свист «Эй, Хейко, Отто, старина Эрих, вы жаловались, что красивые фройляйн все остались в Германии, а что вы скажете глядя на эту русскую бабу?» «Стоять, стой на месте!» - крикнул он Тане, заметив как она дернулась спастись, судорожно затянув концы платка у полных грудей в вырезе тонкой кофточки. И со смехом навел на нее дуло винтовки, показывая, что все, птичка-то попалась и крепко. Таня затравлено озиралась из стороны в сторону, заметив приближающихся троих остальных приятелей. «Эгегеей, Вилли, да у тебя губа не дура» - одобрил Отто не долго думая хватая девку за руку и насильно влепив в губы сморщившейся от отвращения Таньке смачный болезненный поцелуй. «Черт побери, а красотка!- процедил Хейко, покачиваясь на носках сапог, сорви ты эти грязные тряпки, под ними не разберешь сроду ничего!» - приказал он. Эрих с презрительной усмешкой протянул ухоженную руку и сорвал с Таниной головы платок, заставив золотистую волну волос раскинуться по плечам. Немцы дружно присвистнули от удивления.
«Вот это красотка так красотка, повезло, тем хуже для нее!- с удовлетворением проговорил Вилли. «Слышишь, молчи, молчать, молчать, если хочешь жить надо молчать, поняла!»- как мог показал жестами ее действия Тане и для убедительности показал ей прямо к носу страшное черное дуло. Танька, зажмурившись от страха, несколько раз обреченно кивнула. Немцы с усмешкой переглянулись, коротко посовещавшись. «Берем девку и тащим подальше в лес, пока вся эта орава не проснулась! - решил Хейко «Я не настроен делиться, а вы?» «Ты прав, Хейко!»- подмигнул Отто. «С какой стати отдавать нашу добычу, я сам ей займусь сегодня!»- сказал Эрих, покусывая губы. «Решили!» кинул Вилли. В грудь Тане уперлась винтовка. «Встать! Иди вперед, тихо, пошла, назад не смотреть, иди!» - повелительно приказал ей Хейко, немецкую речь Таня не понимала, но интонации и взгляд был вполне красноречив. С обреченным стоном и согнувшись
С улицы доносились смех и покрикиванья квартировавшихся в соседней горенке от Хейко Детлефа и его пятерых его ближайших
приятелей. «До сих пор так глаз и не сомкнули, ублюдки, убожество!- проворчал Хейко прислушавшись к крикам в вперемешку с гнусавыми попытками исполнения русских песен, кроме этих глумливых старательных воплей в Тимофеевке стояло по раннему тихо, лишь слонялись с ведрами молчаливые заросшие щетиной чужие денщики с ножами за ремнем штанов. «Ээй, Вилли!» - гортанно крикнул он в окно «Долгоногая ты каланча, какого черта ты там застыл на дороге как трахнутая Лотова жена, или в твоих ушах сам по себе звучит Вагнер?» гоготнул он собственному остроумию. Застегнутый во фрунт Вилли, тонкий и бледный стоял и протирал свои маленькие круглые очки, его щеки то алели, то вновь мертвенно бледнели, застывая некрасивыми пестрыми пятнами, что всегда огорчало щепетильного до болезненности к своей внешности молодого немца.
«Хейко, хватит дрыхнуть, чертов сурок! Или ты все полируешь сапоги, дабы уподобиться красавчику и франту Эриху? Они у этого ублюдка такие зеркальные, что на солнце выдают огонь как линза!»- донесся до его слуха зычный радостный вопль другого приятеля коренастого длинноносого рыжего Отто, невысокий Отто был не такой симпатичный как Хейко и Вилли, слишком невзрачная его внешность пользовалась скромным успехом у немецких фройляйн.
Но весельчак Отто с лихвой вознаградил свое воздержание в борделях перед отправкой на фронт, а уж в русских деревнях и вовсе вошел во вкус сладкой женской плоти, насилуя баб, особо не разбирая старая она или девка пугливая, ему было все едино, на кого навалиться с нетерпеливым похрюкиваньем и сжимая короткими, покрытыми белесыми волосами пальцы на горле своей жертвы, короткий и толстый член Отто вламывался без стука в невинные отверстия легко, словно он хлипкую дверь пинком вышибал, наскоро удовлетворял желание и любил задушить свою жертву, разумеется после того, как ею потешатся друзья, Хейко брезгал девками, предпочитал уже готовую влажную женскую вагину, он просто обожал раздирать ее скрюченными пальцами, вламываясь с напором в узкий непривычный к такому обращению анус.
Вилли любил избивать баб, порка была его коронным номером, именно он полосовал девок вымоченными в солевом растворе ружейными шомполами под одобрительный смех и аплодисменты Хейко. Четвертый же их закадычный приятель Эрих был нрава тихого, ругань и смех не любил, это был красивый ладный парень с классическим римским профилем древнего центуриона, бледно-голубыми, словно выцветшими красивыми глазами и белоснежной улыбкой, несмотря на скверную по необходимости гигиену, темные волосы были острижены коротко, форма всегда опрятна и сапоги поражали сиянием, в любую минуту Эрих мог вытащить из кармана черную щеточку и начать внимательно вычищать ногти, от души жале о родном Франкфурте-на-Майне. Эрих был брезглив, не особо любил заниматься физическим контактом с женщинами, приятели горячо подозревали, что Эрих вообще возможно гомосексуалист, но предпочитали помалкивать, хотя бы потому, что в совместных истязаниях он принимал участие с шибким удовольствием, мог отрезать бабам соски и заставлять их же глотать собственные окровавленные ошметки под хохот Хейко.
Вот именно с такими людьми и пришлось познакомиться нашей деревенской красавице Тане, хоть и упрятала напуганная внезапным появлением дочери в сараюшке, но та не усидела и таки побегла к своему Мишке проклятому, любила девка парня, боялась, что убили его, не могла устоять, чтоб не повидать хотя бы разок рано утречком на заре, когда улица такая обманно пустынная, а чертовы фрицы либо спят, либо пьяными нетвердыми голосами из последних сил выпевают неудобопроизносимые слова песни. Танька напряженно огляделась по сторонам и прикрыв стареньким платочком сияющие золотистые волосы аккуратно ступая на цыпочках босиком выскользнула из сарайчика, не обеспокоив приболевшей матери, серая длинная юбка по щиколотки и темная бумазейная кофточка, внимание в такую пору уж ей явно было ник чему, лишь бы до милого добраться, держаться за его шею руками крепко-крепко и не выпускать хоть под угрозой немедленного расстрела. Пригибаясь у заборчиков Таня побежала по пыльной улочке, знакомый цепной пес соседа Митрофана приветливо помахал девке пушистым хвостом и глухо дружески от души гавкнул. «Тшшшш, дурак! - испугалась Таня, присев на корточки.
Но ей не повезло. Раздался звучный крик на немецком: «Кто тут, черт бы вас побрал?!» И передергивая затвор из-за избенки выскочил Вилли, при виде напуганной насмерть красивой девки Вилли радостно осклабился, глаза его сверкнули: «Да тут приятный сюрприз, как мы поглядим» - пробормотал он, делая позывной пронзительный свист «Эй, Хейко, Отто, старина Эрих, вы жаловались, что красивые фройляйн все остались в Германии, а что вы скажете глядя на эту русскую бабу?» «Стоять, стой на месте!» - крикнул он Тане, заметив как она дернулась спастись, судорожно затянув концы платка у полных грудей в вырезе тонкой кофточки. И со смехом навел на нее дуло винтовки, показывая, что все, птичка-то попалась и крепко. Таня затравлено озиралась из стороны в сторону, заметив приближающихся троих остальных приятелей. «Эгегеей, Вилли, да у тебя губа не дура» - одобрил Отто не долго думая хватая девку за руку и насильно влепив в губы сморщившейся от отвращения Таньке смачный болезненный поцелуй. «Черт побери, а красотка!- процедил Хейко, покачиваясь на носках сапог, сорви ты эти грязные тряпки, под ними не разберешь сроду ничего!» - приказал он. Эрих с презрительной усмешкой протянул ухоженную руку и сорвал с Таниной головы платок, заставив золотистую волну волос раскинуться по плечам. Немцы дружно присвистнули от удивления.
«Вот это красотка так красотка, повезло, тем хуже для нее!- с удовлетворением проговорил Вилли. «Слышишь, молчи, молчать, молчать, если хочешь жить надо молчать, поняла!»- как мог показал жестами ее действия Тане и для убедительности показал ей прямо к носу страшное черное дуло. Танька, зажмурившись от страха, несколько раз обреченно кивнула. Немцы с усмешкой переглянулись, коротко посовещавшись. «Берем девку и тащим подальше в лес, пока вся эта орава не проснулась! - решил Хейко «Я не настроен делиться, а вы?» «Ты прав, Хейко!»- подмигнул Отто. «С какой стати отдавать нашу добычу, я сам ей займусь сегодня!»- сказал Эрих, покусывая губы. «Решили!» кинул Вилли. В грудь Тане уперлась винтовка. «Встать! Иди вперед, тихо, пошла, назад не смотреть, иди!» - повелительно приказал ей Хейко, немецкую речь Таня не понимала, но интонации и взгляд был вполне красноречив. С обреченным стоном и согнувшись