Интернациональный долг
лицом. Прижав ее ладошки к члену я начал подрачивать приближая его все ближе к губам. Глаза * моей девочки* округлились от удивления и не понимания происходящего. Объясняя что надо делать и как сосать, обхватил голову и подвел член к ее рту. Хатум попыталась что то сказать, а в результате хуй вошел между ее нежных губок. Процесс приобщения к цивилизации пошел. *Гульчетай* сосала не умело, но старалась, я ебал ее в рот стараясь углубляться, а когда стал кончать, засунул член до глотки, она задергалась давясь и кашляя, слезы потекли по ее щекам и как только рот освободился от хуя по ее губам и подбородку потекла сперма вперемешку со слюной. Наука эта была освоена быстро и в дальнейшем *моя радость* работала ртом классно, глотала без проблем.
Хатум была ласкова, старалась во всем угодить, вечно что то щебетала на своем языке. Бывало так, что она задерживалась у меня почти на весь день, убиралась в комнатке, стирала, начальство мое особо не выебывалось, а я все больше интересовался ее сестрой и видно было, что это настораживало ее.
Прошло три дня после последней встречи, а меня никто не вызывал на КПП, пять и опять тишина, я уже начал подумывать, что * моя девочка* обиделась, но на следующий день прибежал дневальный и сказал, что ко мне пришли.
Я не поверил своим глазам, их было двое. Моя Хатум привела с собой сестру.
Пройдя ко мне в комнатку я занялся сервировкой стола, Хатум, что то щебеча, мне помогала. Сестра ее сидела молча, закутанная платком. Когда все было готово и пришло время трапезы я стал объяснять, что сестренке надо показать личико, т. е. снять платок. Наступила напряженная пауза, потом *моя Гюльчетай* что то встревожено пыталась мне объяснить, показывая на лицо и руки, я кивал как будто все понимаю. Не забыть тот момент, когда Хюрем покалеченными пальцами левой руки, а на правой кисти у нее вообще их не было, сняла платок. Лицо и шея девушки были в шрамах от ожогов. Как я понял из объяснений, в детстве у нее в руках взорвалось какое то ВУ (взрывное устройство).
После трапезы меня ожидало еще одно шокирующее событие, моя Хатум пересадив сестренку на кровать и показывая не нее, заискивающе улыбаясь, пыталась что то объяснить. Я понял, Хатум предлагала мне сестру. Моему удивлению не было предела, но все это лирика, нужно было по быстрому принять решение. Подумав, я пришел к выводу что ничего не теряю, предлагают, бери.
Раздевая Хюрем, я еще с трудом верил в этот сюрреализм. Под платьем оказалась простая хэбэшная сорочка, сняв ее обнажились не большие груди с крупными коричневыми сосками, мои руки слегка дрожали. Поставив девушку на ноги стянул штаны вместе с трусами. Если бы не обожженное лицо, можно было подумать, что это подросток, в данной ситуации определить возраст было трудно. Ее прекрасное тело, грудки, черный бархатный лобок, сводили с ума, член рвался наружу. Положив Хюрем на кровать и сняв с себя штаны с трусами я не сразу решил ее ебать. Раздвинув ноги стал рассматривать ее восхитительную штучку. Пизда у нее была очень красивая, сплошной разрез с верху вниз, без выпирающего клитора и висячих половых губ, раздвинув их обнажились маленький розовый клитор, дырочка для писанья, ниже вход в вместилище сладострастия и похоти. Прильнув к этому великолепию ртом я стал алкать эту сладость, сосать клитор, лизать и целовать всю пизду целиком, язычком пытаясь проникнуть внутрь, раздвинув вход я увидел плотную, с маленькой дыркой, целку, щекоча ее языком девушка молча вздрагивала. Хатум смотрела на происходящее изумленными глазами, с ней я такого не проделывал. Меня пробивала дрожь огромного желания и нетерпения. Раздвинув пошире ноги моей девственнице я направил хуй во вход ее влагалища. Но упершись в целку он не как не мог пройти дальше.
На моем счету было около двадцати баб, из них три целки, особых проблем не было, только с одной пришлось не много повозиться, ну а эта никак не поддавалась. Девочка сжалась, вздрагивала и слегка вскрикивала при каждой моей попытке, видно было что она испытывает сильную боль. Я был в мыле и решил пойти другим путем. Перевернув Хюрем на живот, положив поперек кровати и опустив коленки на пол, прижав, стал вводить хуй в пизду сзади, дергаться не было возможности. Девушка скулила от боли. Поебывая и давя все сильней целка все таки порвалась, Хюрем вскрикнув затихла, а член ворвался внутрь.
Хотя я и утомился, но ебал с неимоверным наслаждением. Кончив и вынув окровавленный хуй, из пизды по ее бедрам, капая на пол, потекла сперма вперемешку с кровью.
Так началась моя групповая половая жизнь вплоть до отъезда на новое место службы. Через несколько месяцев и у Хюрем, ее возраст я узнал, но промолчу, тоже округлился и начал расти животик, Хатум опять успокоила объяснив, что ее муж сестру объявил своей женой, так что проблем нет, главное в нашем деле, по прежнему — продукты.
Сестры приходили реже, в основном вдвоем. Была уже зима, холодно. Ебал я чаще младшею, у нее срок был поменьше. Солдаты мне сварили тележку с колесиками от медицинской тележки и *моим афганочкам* стало легче.
Подходил срок окончания моего пребывания в Афганистане. Хюрем и Хатум для меня были уже родными, женами, они носили под сердцем моих детей которых мне никогда не увидеть. Когда я им объяснил, что скоро уезжаю, их глаза выражали мучительную тоску они плакали навзрыд, я не мог сдерживать своих слез.
Подошел день моего отъезда, как сейчас помню момент расставания. Провожая их в последний раз у КПП слезы текли по моим щекам, я едва сдерживал рыдания, мои милые Хатум и Хюрем плача и постоянно оглядываясь, катили тележку сделанную солдатами, которые молча стояли невдалеке вместе с дежурным офицером старлеем Колей, он пообещал им помогать, наблюдая за происходящим и никто не посмел подъебывать.
Прошло почти три десятилетия, а меня все не покидает щемяще-тоскливое чувство выполненного интернационального долга.
Хатум была ласкова, старалась во всем угодить, вечно что то щебетала на своем языке. Бывало так, что она задерживалась у меня почти на весь день, убиралась в комнатке, стирала, начальство мое особо не выебывалось, а я все больше интересовался ее сестрой и видно было, что это настораживало ее.
Прошло три дня после последней встречи, а меня никто не вызывал на КПП, пять и опять тишина, я уже начал подумывать, что * моя девочка* обиделась, но на следующий день прибежал дневальный и сказал, что ко мне пришли.
Я не поверил своим глазам, их было двое. Моя Хатум привела с собой сестру.
Пройдя ко мне в комнатку я занялся сервировкой стола, Хатум, что то щебеча, мне помогала. Сестра ее сидела молча, закутанная платком. Когда все было готово и пришло время трапезы я стал объяснять, что сестренке надо показать личико, т. е. снять платок. Наступила напряженная пауза, потом *моя Гюльчетай* что то встревожено пыталась мне объяснить, показывая на лицо и руки, я кивал как будто все понимаю. Не забыть тот момент, когда Хюрем покалеченными пальцами левой руки, а на правой кисти у нее вообще их не было, сняла платок. Лицо и шея девушки были в шрамах от ожогов. Как я понял из объяснений, в детстве у нее в руках взорвалось какое то ВУ (взрывное устройство).
После трапезы меня ожидало еще одно шокирующее событие, моя Хатум пересадив сестренку на кровать и показывая не нее, заискивающе улыбаясь, пыталась что то объяснить. Я понял, Хатум предлагала мне сестру. Моему удивлению не было предела, но все это лирика, нужно было по быстрому принять решение. Подумав, я пришел к выводу что ничего не теряю, предлагают, бери.
Раздевая Хюрем, я еще с трудом верил в этот сюрреализм. Под платьем оказалась простая хэбэшная сорочка, сняв ее обнажились не большие груди с крупными коричневыми сосками, мои руки слегка дрожали. Поставив девушку на ноги стянул штаны вместе с трусами. Если бы не обожженное лицо, можно было подумать, что это подросток, в данной ситуации определить возраст было трудно. Ее прекрасное тело, грудки, черный бархатный лобок, сводили с ума, член рвался наружу. Положив Хюрем на кровать и сняв с себя штаны с трусами я не сразу решил ее ебать. Раздвинув ноги стал рассматривать ее восхитительную штучку. Пизда у нее была очень красивая, сплошной разрез с верху вниз, без выпирающего клитора и висячих половых губ, раздвинув их обнажились маленький розовый клитор, дырочка для писанья, ниже вход в вместилище сладострастия и похоти. Прильнув к этому великолепию ртом я стал алкать эту сладость, сосать клитор, лизать и целовать всю пизду целиком, язычком пытаясь проникнуть внутрь, раздвинув вход я увидел плотную, с маленькой дыркой, целку, щекоча ее языком девушка молча вздрагивала. Хатум смотрела на происходящее изумленными глазами, с ней я такого не проделывал. Меня пробивала дрожь огромного желания и нетерпения. Раздвинув пошире ноги моей девственнице я направил хуй во вход ее влагалища. Но упершись в целку он не как не мог пройти дальше.
На моем счету было около двадцати баб, из них три целки, особых проблем не было, только с одной пришлось не много повозиться, ну а эта никак не поддавалась. Девочка сжалась, вздрагивала и слегка вскрикивала при каждой моей попытке, видно было что она испытывает сильную боль. Я был в мыле и решил пойти другим путем. Перевернув Хюрем на живот, положив поперек кровати и опустив коленки на пол, прижав, стал вводить хуй в пизду сзади, дергаться не было возможности. Девушка скулила от боли. Поебывая и давя все сильней целка все таки порвалась, Хюрем вскрикнув затихла, а член ворвался внутрь.
Хотя я и утомился, но ебал с неимоверным наслаждением. Кончив и вынув окровавленный хуй, из пизды по ее бедрам, капая на пол, потекла сперма вперемешку с кровью.
Так началась моя групповая половая жизнь вплоть до отъезда на новое место службы. Через несколько месяцев и у Хюрем, ее возраст я узнал, но промолчу, тоже округлился и начал расти животик, Хатум опять успокоила объяснив, что ее муж сестру объявил своей женой, так что проблем нет, главное в нашем деле, по прежнему — продукты.
Сестры приходили реже, в основном вдвоем. Была уже зима, холодно. Ебал я чаще младшею, у нее срок был поменьше. Солдаты мне сварили тележку с колесиками от медицинской тележки и *моим афганочкам* стало легче.
Подходил срок окончания моего пребывания в Афганистане. Хюрем и Хатум для меня были уже родными, женами, они носили под сердцем моих детей которых мне никогда не увидеть. Когда я им объяснил, что скоро уезжаю, их глаза выражали мучительную тоску они плакали навзрыд, я не мог сдерживать своих слез.
Подошел день моего отъезда, как сейчас помню момент расставания. Провожая их в последний раз у КПП слезы текли по моим щекам, я едва сдерживал рыдания, мои милые Хатум и Хюрем плача и постоянно оглядываясь, катили тележку сделанную солдатами, которые молча стояли невдалеке вместе с дежурным офицером старлеем Колей, он пообещал им помогать, наблюдая за происходящим и никто не посмел подъебывать.
Прошло почти три десятилетия, а меня все не покидает щемяще-тоскливое чувство выполненного интернационального долга.