Мой любимый тиран. Часть 1
кроме рабства.
Сегодня ей и другим пленницам приказали обойти поле боя и собрать все более-менее ценное, что можно было найти. Солдаты с пиками прошли здесь раньше, добивая оставшихся в живых. Алессия тихо присела над телом юноши, пораженного мечом в живот — наверное он умер быстро, так как на его лице не было застывшей маски боли, а лишь удивление и надежда. Нежно проведя рукой по широко раскрытым, голубым глазам, она закрыла тяжелые веки, шепча молитву земле с просьбой принять его. Потом разжав его судорожно сжатые пальцы, вытащила простой кинжал и положила в большую сумку. Сняла браслет-оберег с кусочками янтаря с запястья. Браслет был сплетен из светлых женских волос, видимо любимая или мать пытались таким образом — древней, забытой ворожбой защитить его. Ему это не помогло.
Заметив рядом с телом, прижатый его рукой, тоненький цветок василька, она на мгновение замерла, пораженная его хрупкой красотой. Грязными, тонкими пальцами бережно дотронулась до лепестков цветка, наслаждаясь давно забытым чувством умиротворения и радости. Цветок был редкого нежно-розового цвета. Он словно просил пожалеть его, помочь ему. Алессия с трудом подавила поднявшийся в горле комок — она не будет плакать, слезами ничему не поможешь, только оставаясь сильной, она, возможно, сумеет пережить все это и как-то помочь младшим братьям и сестре в их неволе. Резко отпрянув, она поднялась и с силой наступила ногой на нежный цветок, убивая его — на этой земле не осталось больше места ни красоте, ни невинности.
Внезапно ее внимание привлек странный, гортанный звук. Она испуганно огляделась, пытаясь понять его происхождение — неужели солдаты кого-то пропустили? Она боялась найти выжившего человека из ее народа, ведь тогда ей бы пришлось либо самой добить его из жалости, либо позвать солдат, чтобы они сделали это. Хрупкое равновесие в ее израненной душе давалось ей слишком тяжело, чтобы выдержать это. Звук повторился. Он был протяжным, хриплым, но вряд ли мог исходить от человека. Приглядевшись, девушка заметила перевернутую телегу, звук доносился как будто от туда. Подойдя ближе, она с опаской заглянула за нее — там, жалобно подрагивая длинными ногами, на боку лежала серебристая лошадь. На ее лбу зияла огромная рана, видимо от сразившей ее булавы. Лошадка была не из породистых — обычная, рабочая лошадь — выносливая и покладистая, которых множество паслось когда-то на разграбленных ныне землях. Кобыла резко задрожала всем телом, напряглась и снова издала тот полустон-полуржание, что привлекли внимание девушки. Ее полуприкрытые глаза жалобно смотрели на человека, умоляя о помощи. Судорога снова прошла по ее телу, задние ноги беспомощно забились, выдавая вперед вздувшийся живот бедного животного. Она была беременна и наверное очнулась, когда умирающее тело стало исторгать жеребенка в мир, пытаясь дать ему хоть малейший шанс выжить.
— Было бы милосерднее перерезать ей глотку прямо сейчас, — неожиданно прозвучал грубый голос. Алессия испуганно оглянулась — позади стоял один из воинов-захватчиков. Судя по снаряжению, он не был простым солдатом, да и жесткий взгляд темных глаз выдавал привычку командовать. Его обнаженный меч блестел в лучах заходящего солнца, пот струился по вискам, стекая по смуглой коже. Как и все иберийцы он был высок, широк в плечах, волосы были коротко острижены, лицо чисто выбрито.
Кобыла снова протяжно заржала, сотрясаясь от очередной сватки. Алессия, опомнившись, поспешно опустила глаза. Руки ее сжимались и разжимались в кулачки — она разрывалась между страхом привлечь к себе внимание воина и нестерпимо сильным желанием помочь раненному животному.
Воин подошел и опустился на колени возле головы лошади. Бережно поглаживая ее по дрожащей шее, он зашептал какие-то успокаивающие слова на своем горловом языке, доставая кинжал из-за пояса.
— Постойте, — неожиданно для себя воскликнула Алессия, — пожалуйста!
Воин удивлённо обернулся на неприметную девушку — та в отчаянии и глубоком эмоциональном волнении заламывала руки, борясь с собственной смелостью.
— Пожалуйста, господин, — заговорила девушка на иберийском, фразами которым научилась за последние недели, надеясь разжалобить его, — дайте ей разродиться.
— Жеребенок все равно не жилец, — безразлично пожал плечами он, поднося кинжал к горлу лошади.
— Нет, господин, — кинулась на колени Алессия, перехватывая его руку, в ужасе от обуявшего ее безумия, — пожалуйста... Я выхожу его... я умею... я знаю как... у моего отца были лошади... — солгала она.
Воин в недоумении смотрел на грязное, бесформенное создание, посмевшее перечить ему. Лицо девушки раскраснелось, светло зеленые глаза блестели от едва сдерживаемых слез. Что-то в этих глазах показалось ему странно знакомым и он не спеша опустил кинжал, поддаваясь мимолетному импульсу, о котором наверняка потом пожалеет.
— Хорошо, — лишь сурово кивнул он, вглядываясь в перепуганное лицо девушки, — тогда нам предстоит работенка, — добавил он, похлопывая кобылу по плечу — та в ответ лишь содрогнулась и жалобно заржала.
Больше часа несчастное животное, собирая последние силы, пыталось выпустить свое дитя на свет. Воин нежно и бережно подбадривал ее, массировал живот, помогая малышу продвигаться. Последним усилием кобыла сделала толчок и, вытолкнув задние ножки жеребенка, затихла, потеряв сознание. Мужчина попытался потянуть и вытащить малыша, но безуспешно. Он обернулся к стоявшей рядом на коленях и все это время беспомощно глотавшей слезы Алессии.
— Тебе придется помочь, — заговорил он на ее языке с тяжелым, грубоватым акцентом, — если хочешь, чтобы он выжил.
— Что нужно делать? — как осиновый лист задрожала под его взглядом девушка.
— Тебе нужно... просунуть руку... вытащить его, — с трудом подбирая слова, попытался объяснить воин, глядя на застывшую в непонимании Алессию. По телу кобылы, под его руками в этот миг прошла долгая дрожь, она в последний раз всхрапнула и замолкла навеки.
— Быстрее, — перешел воин на свой язык, — кобыла издохла, у нас несколько минут, нужно вытащить жеребенка. Я не смогу, руки слишком большие, он слабый — поврежу. Ты должна. Понимаешь?
Девушка лишь кивнула и опустилась рядом с ним на колени. Воин стал быстро объяснять и жестикулируя показывать ей, как держать руки. Она смотрела невидящими глазами, едва ли понимая половину того, что он говорил. Все, что она видела, это тоненькие, покрытые слизью светлые ножки, слегка подергивающиеся в окровавленном материнском зове.
— Понимаешь? — встряхнул ее мужчина, — Иначе он умрет!
Алессия медленно протянула руки и сложив их лодочками, как он показывал, скользнула в влажный канал. Внутри было еще горячо и липко, плоть была как застывший кисель, казалось она может пронзить ее своими пальцами, и только легкие движения жеребенка давали ощущение направления.
— Ну, чувствуешь? Чувствуешь его спинку? — спрашивал мужчина рядом, подбадривая ее.
Алессия замотала головой, не в силах понять, как и что она должна почувствовать. Вдруг она натолкнулась на что-то твёрдое, крупное
Сегодня ей и другим пленницам приказали обойти поле боя и собрать все более-менее ценное, что можно было найти. Солдаты с пиками прошли здесь раньше, добивая оставшихся в живых. Алессия тихо присела над телом юноши, пораженного мечом в живот — наверное он умер быстро, так как на его лице не было застывшей маски боли, а лишь удивление и надежда. Нежно проведя рукой по широко раскрытым, голубым глазам, она закрыла тяжелые веки, шепча молитву земле с просьбой принять его. Потом разжав его судорожно сжатые пальцы, вытащила простой кинжал и положила в большую сумку. Сняла браслет-оберег с кусочками янтаря с запястья. Браслет был сплетен из светлых женских волос, видимо любимая или мать пытались таким образом — древней, забытой ворожбой защитить его. Ему это не помогло.
Заметив рядом с телом, прижатый его рукой, тоненький цветок василька, она на мгновение замерла, пораженная его хрупкой красотой. Грязными, тонкими пальцами бережно дотронулась до лепестков цветка, наслаждаясь давно забытым чувством умиротворения и радости. Цветок был редкого нежно-розового цвета. Он словно просил пожалеть его, помочь ему. Алессия с трудом подавила поднявшийся в горле комок — она не будет плакать, слезами ничему не поможешь, только оставаясь сильной, она, возможно, сумеет пережить все это и как-то помочь младшим братьям и сестре в их неволе. Резко отпрянув, она поднялась и с силой наступила ногой на нежный цветок, убивая его — на этой земле не осталось больше места ни красоте, ни невинности.
Внезапно ее внимание привлек странный, гортанный звук. Она испуганно огляделась, пытаясь понять его происхождение — неужели солдаты кого-то пропустили? Она боялась найти выжившего человека из ее народа, ведь тогда ей бы пришлось либо самой добить его из жалости, либо позвать солдат, чтобы они сделали это. Хрупкое равновесие в ее израненной душе давалось ей слишком тяжело, чтобы выдержать это. Звук повторился. Он был протяжным, хриплым, но вряд ли мог исходить от человека. Приглядевшись, девушка заметила перевернутую телегу, звук доносился как будто от туда. Подойдя ближе, она с опаской заглянула за нее — там, жалобно подрагивая длинными ногами, на боку лежала серебристая лошадь. На ее лбу зияла огромная рана, видимо от сразившей ее булавы. Лошадка была не из породистых — обычная, рабочая лошадь — выносливая и покладистая, которых множество паслось когда-то на разграбленных ныне землях. Кобыла резко задрожала всем телом, напряглась и снова издала тот полустон-полуржание, что привлекли внимание девушки. Ее полуприкрытые глаза жалобно смотрели на человека, умоляя о помощи. Судорога снова прошла по ее телу, задние ноги беспомощно забились, выдавая вперед вздувшийся живот бедного животного. Она была беременна и наверное очнулась, когда умирающее тело стало исторгать жеребенка в мир, пытаясь дать ему хоть малейший шанс выжить.
— Было бы милосерднее перерезать ей глотку прямо сейчас, — неожиданно прозвучал грубый голос. Алессия испуганно оглянулась — позади стоял один из воинов-захватчиков. Судя по снаряжению, он не был простым солдатом, да и жесткий взгляд темных глаз выдавал привычку командовать. Его обнаженный меч блестел в лучах заходящего солнца, пот струился по вискам, стекая по смуглой коже. Как и все иберийцы он был высок, широк в плечах, волосы были коротко острижены, лицо чисто выбрито.
Кобыла снова протяжно заржала, сотрясаясь от очередной сватки. Алессия, опомнившись, поспешно опустила глаза. Руки ее сжимались и разжимались в кулачки — она разрывалась между страхом привлечь к себе внимание воина и нестерпимо сильным желанием помочь раненному животному.
Воин подошел и опустился на колени возле головы лошади. Бережно поглаживая ее по дрожащей шее, он зашептал какие-то успокаивающие слова на своем горловом языке, доставая кинжал из-за пояса.
— Постойте, — неожиданно для себя воскликнула Алессия, — пожалуйста!
Воин удивлённо обернулся на неприметную девушку — та в отчаянии и глубоком эмоциональном волнении заламывала руки, борясь с собственной смелостью.
— Пожалуйста, господин, — заговорила девушка на иберийском, фразами которым научилась за последние недели, надеясь разжалобить его, — дайте ей разродиться.
— Жеребенок все равно не жилец, — безразлично пожал плечами он, поднося кинжал к горлу лошади.
— Нет, господин, — кинулась на колени Алессия, перехватывая его руку, в ужасе от обуявшего ее безумия, — пожалуйста... Я выхожу его... я умею... я знаю как... у моего отца были лошади... — солгала она.
Воин в недоумении смотрел на грязное, бесформенное создание, посмевшее перечить ему. Лицо девушки раскраснелось, светло зеленые глаза блестели от едва сдерживаемых слез. Что-то в этих глазах показалось ему странно знакомым и он не спеша опустил кинжал, поддаваясь мимолетному импульсу, о котором наверняка потом пожалеет.
— Хорошо, — лишь сурово кивнул он, вглядываясь в перепуганное лицо девушки, — тогда нам предстоит работенка, — добавил он, похлопывая кобылу по плечу — та в ответ лишь содрогнулась и жалобно заржала.
Больше часа несчастное животное, собирая последние силы, пыталось выпустить свое дитя на свет. Воин нежно и бережно подбадривал ее, массировал живот, помогая малышу продвигаться. Последним усилием кобыла сделала толчок и, вытолкнув задние ножки жеребенка, затихла, потеряв сознание. Мужчина попытался потянуть и вытащить малыша, но безуспешно. Он обернулся к стоявшей рядом на коленях и все это время беспомощно глотавшей слезы Алессии.
— Тебе придется помочь, — заговорил он на ее языке с тяжелым, грубоватым акцентом, — если хочешь, чтобы он выжил.
— Что нужно делать? — как осиновый лист задрожала под его взглядом девушка.
— Тебе нужно... просунуть руку... вытащить его, — с трудом подбирая слова, попытался объяснить воин, глядя на застывшую в непонимании Алессию. По телу кобылы, под его руками в этот миг прошла долгая дрожь, она в последний раз всхрапнула и замолкла навеки.
— Быстрее, — перешел воин на свой язык, — кобыла издохла, у нас несколько минут, нужно вытащить жеребенка. Я не смогу, руки слишком большие, он слабый — поврежу. Ты должна. Понимаешь?
Девушка лишь кивнула и опустилась рядом с ним на колени. Воин стал быстро объяснять и жестикулируя показывать ей, как держать руки. Она смотрела невидящими глазами, едва ли понимая половину того, что он говорил. Все, что она видела, это тоненькие, покрытые слизью светлые ножки, слегка подергивающиеся в окровавленном материнском зове.
— Понимаешь? — встряхнул ее мужчина, — Иначе он умрет!
Алессия медленно протянула руки и сложив их лодочками, как он показывал, скользнула в влажный канал. Внутри было еще горячо и липко, плоть была как застывший кисель, казалось она может пронзить ее своими пальцами, и только легкие движения жеребенка давали ощущение направления.
— Ну, чувствуешь? Чувствуешь его спинку? — спрашивал мужчина рядом, подбадривая ее.
Алессия замотала головой, не в силах понять, как и что она должна почувствовать. Вдруг она натолкнулась на что-то твёрдое, крупное