С любовью. Твоя П. Часть 2
она разошлась с мужем, ее глаза погрустнели.
— У нас не было детей. Ты знаешь, Саша, когда их нет, любой брак — тоньше соломинки.
Я не уточняю, в ком была причина, настолько лично это откровение. Смотрю на Инну, сидящую напротив меня в кресле, и словно вижу ту юную Инну Александровну, мою «классную». Она немногим изменилась, и так же по-женски притягательна. Она вдруг внимательно смотрит мне в глаза, будто изучает заново, затем привстает и подходит ко мне. Дрожь прокатывает по телу, разливая горячую волну. Я приподнимаюсь, и за секунды Инна упирается головкой мне в грудь, словно ища поддержки и утешения, а я в ответ обнимаю ее.
— Ты стал такой большой и сильный, настоящий мужик, — вымолвила она. Инна приподнимает взгляд, блестящий, как брызги волн, и, вижу (мне не кажется), взволнованный. Не выдерживаю сам и впиваюсь поцелуем в ее губы. Она отвечает своим языком, словно ждала его
— Постель — там, — игривым и сиплым голосом подсказывает она, указывая на соседнюю комнату, а у меня от ее слов член затвердевает, как камень. Я быстро подхватываю Инну под мягкую попку и поднимаю на руки.
Мы в ее постели. Уже не помню, как оба оказались без одежды и отдались силе взаимных ласок, безудержно и торопливо. Она прижимает мое лицо к своей пышной голой груди, давая возможность покрывать ее поцелуями, позволяет облизать свои затвердевшие соски и перейти туда, ниже. Путь сверху-вниз, который я обычно проходил с девушками, с Инной — особенный. У меня не было секса с женщинами старше себя. Она громко вскрикивает, когда я принимаюсь за ее клитор, обдает меня влагой и знакомым ароматом желания. Забираюсь языком в ее пещерку, в ответ Инна выгибается, и я начинаю водить им у нее внутри. Она стонет, а вскоре останавливает меня, отталкивая голову рукой.
— Ложись на меня, — шепчет она. Инна не хочет кончать так, понимаю я, молниеносно поднимаюсь и прыгаю на нее, словно в необъятный океан. Она поглощает меня, раз за разом, делая встречные движения тазом, пока я, дыша ей на ушко, блуждаю членом у нее внутри. Ладони гладят ее выпуклую попку, ее бедра спелой сформированной женщины, давая горячий импульс телу. Затем она оказывается сверху, и все продолжается. Я уже не чувствую в ней учительницу, а занимаюсь любовью с желанной партнершей. Получаю ласковые одобряющие меня слова, говорю похожие ей. Обмен словами, движениями, теплым потом... Так продолжается, пока Инна снова не ныряет под меня, прижимает крепко, и по ее усилившимся вздохам знаю, что она близка к финишу. Инна кончает, издав резкий выдох, а член плотно облегает кольцом сократившейся дырочки. Я продолжаю входить в нее сверху, а она, ощутив, что я готов вылиться, давит руками на мои ягодицы, не выпуская наружу.
— В меня!... — вдруг вскрикивает она, зажимая мои бедра ногами, от этого страстного возгласа я не выдерживаю и спускаю ей вовнутрь...
... Инна гладит мою щеку, когда я, удовлетворенный и тихий, даже подавленный, лежу на спине в ее постели. Половая связь с бывшим педагогом, сюжет для сплетен, бывших одноклассников. Но мне очень хорошо. И плевать, как это смотрится со стороны. Не хочется никак реагировать на то, что случилось, во всяком случае, сейчас. Нет сил. Я просто молчу, лишь ловлю звук стучащего близко женского сердца.
— Он не мог иметь детей, — сообщает вдруг Инна, будто пытаясь объясниться. Я приподнимаю голову. — Потом просто взял и ушел. Хотел, чтобы я устроила свою жизнь. Вышла замуж, родила ребенка.
Внимательно слушаю ее признание.
— А я замуж больше не хочу. Хочу родить ребенка, и все, — взволнованно продолжала Инна. Она любила мужа, думаю я.
— Вы поэтому попросили в Вас... закончить? — вырывается у меня. Удивляюсь, как я легко на это реагирую, не нервничаю, не суечусь, а принимаю, как что-то абсолютно нормальное, даже нужное. Вдруг признаю, что не был бы шокирован, если бы Инна от меня забеременела по итогам сегодняшней ночи. Я сильно изменился за последние дни.
— Да, Сашенька. Ты подходишь, как отец моего ребенка... Нет, не думай, тебе не надо на мне жениться и даже признавать его своим... Никаких обязательств. Просто помоги мне забеременеть, больше ничего не нужно. Живи своей жизнью.
Вот для чего Инна отдалась мне. Это признание одинокой, несмотря на свою яркость, женщины, завораживает меня. Я молчу, а она воспринимает молчание как согласие.
— Будет такой же сильный, как и ты, — с ноткой мечтания продолжает она, глядя куда-то в потолок. Посчитал бы себя скотиной, если бы в эту минуту посмел ей перечить, говорить, что не готов стать отцом, что скоро умру и гнать прочий негатив. Глажу ее волосы и целую в шейку.
Мы сделали это еще дважды, и оба раза я спускал в нее, уже без дополнительной просьбы. Я принял ее желание, хотя и знаю, как невысоки шансы забеременеть в первый раз. На мои мысли она ответила.
— Вот и проверим мое везение, — и усмехнулась. Она сексуальна и умна одновременно. И одинока. Я счастлив тому, что я сделал ночью в борьбе с ее одиночеством. Мизер это либо максимум, покажет время, до которого я, скорей всего, не доживу.
— Инна Александровна, — решаюсь спросить я, удивляясь, что еще называю ее по отчеству и на «Вы». — Не знаете ли Вы, кто подарил мне на тот день рождения в школе боксерские перчатки?
Инна усмехнулась в ответ, погладила мне плечо.
— И призналась тебе, маленькому подростку, в любви?... И поцеловала в раздевалке? Знаю.
«Неужели она?»...
— Но не скажу, — и она по-озорному, как девчонка, рассмеялась. В душе она девчонка и есть.
— Почему? — настаиваю я, растерянно и недовольно.
— А почему для тебя так это важно? — спросила в ответ учительница.
Отвечаю как есть.
— Потому что те перчатки изменили мою судьбу.
— Потому что та девочка — а не перчатки, и не изменила — а помогла найти твою судьбу, — по-учительски поправляет меня она. — А что перчатки? Так, кусок кожи.
Я ошарашен ее формулировками. Но признаю, что спорить с ними невозможно.
— Инночка, — говорю я тихо, почти шепчу, словно стесняясь признания, — Ты всегда будешь моей любимой учительницей.
— А ты — моим любимым учеником, — отвечает она с улыбкой. — А про твою первую поклонницу не расскажу, потому что она так просила, — объясняет весело Инна поступок своей ученицы. — Она очень стеснялась. А захочет признаться, сама тебя найдет. А если не найдет, значит любовь прошла. А если прошла, значит, ее и не было.
Вот такая вот убийственная логика моего педагога. Что ж, пустое занятие — спорить с учительницей. Тем более, с такой... Инна страстно целует меня в губы. Упругая женская грудь возбуждающе щекочет меня. Я обнимаю ее и еще раз заваливаю в постель...
* * * *
Когда я вышел на рассвете от Инны Александровны, изнеможённый и удовлетворенный ночным свиданием, ОНО и случилось. Опять и навсегда...
Тьма... Ее боишься и уважаешь. Ее прислала авансом Смерть — мой последний соперник. И нужно держать удар, каким бы больным он не был. Меня, ослепшего, привезли в ту же клинику, где доктор-всезнайка поставил мне смертельный диагноз. Я все надеялся, что черное полотно
— У нас не было детей. Ты знаешь, Саша, когда их нет, любой брак — тоньше соломинки.
Я не уточняю, в ком была причина, настолько лично это откровение. Смотрю на Инну, сидящую напротив меня в кресле, и словно вижу ту юную Инну Александровну, мою «классную». Она немногим изменилась, и так же по-женски притягательна. Она вдруг внимательно смотрит мне в глаза, будто изучает заново, затем привстает и подходит ко мне. Дрожь прокатывает по телу, разливая горячую волну. Я приподнимаюсь, и за секунды Инна упирается головкой мне в грудь, словно ища поддержки и утешения, а я в ответ обнимаю ее.
— Ты стал такой большой и сильный, настоящий мужик, — вымолвила она. Инна приподнимает взгляд, блестящий, как брызги волн, и, вижу (мне не кажется), взволнованный. Не выдерживаю сам и впиваюсь поцелуем в ее губы. Она отвечает своим языком, словно ждала его
— Постель — там, — игривым и сиплым голосом подсказывает она, указывая на соседнюю комнату, а у меня от ее слов член затвердевает, как камень. Я быстро подхватываю Инну под мягкую попку и поднимаю на руки.
Мы в ее постели. Уже не помню, как оба оказались без одежды и отдались силе взаимных ласок, безудержно и торопливо. Она прижимает мое лицо к своей пышной голой груди, давая возможность покрывать ее поцелуями, позволяет облизать свои затвердевшие соски и перейти туда, ниже. Путь сверху-вниз, который я обычно проходил с девушками, с Инной — особенный. У меня не было секса с женщинами старше себя. Она громко вскрикивает, когда я принимаюсь за ее клитор, обдает меня влагой и знакомым ароматом желания. Забираюсь языком в ее пещерку, в ответ Инна выгибается, и я начинаю водить им у нее внутри. Она стонет, а вскоре останавливает меня, отталкивая голову рукой.
— Ложись на меня, — шепчет она. Инна не хочет кончать так, понимаю я, молниеносно поднимаюсь и прыгаю на нее, словно в необъятный океан. Она поглощает меня, раз за разом, делая встречные движения тазом, пока я, дыша ей на ушко, блуждаю членом у нее внутри. Ладони гладят ее выпуклую попку, ее бедра спелой сформированной женщины, давая горячий импульс телу. Затем она оказывается сверху, и все продолжается. Я уже не чувствую в ней учительницу, а занимаюсь любовью с желанной партнершей. Получаю ласковые одобряющие меня слова, говорю похожие ей. Обмен словами, движениями, теплым потом... Так продолжается, пока Инна снова не ныряет под меня, прижимает крепко, и по ее усилившимся вздохам знаю, что она близка к финишу. Инна кончает, издав резкий выдох, а член плотно облегает кольцом сократившейся дырочки. Я продолжаю входить в нее сверху, а она, ощутив, что я готов вылиться, давит руками на мои ягодицы, не выпуская наружу.
— В меня!... — вдруг вскрикивает она, зажимая мои бедра ногами, от этого страстного возгласа я не выдерживаю и спускаю ей вовнутрь...
... Инна гладит мою щеку, когда я, удовлетворенный и тихий, даже подавленный, лежу на спине в ее постели. Половая связь с бывшим педагогом, сюжет для сплетен, бывших одноклассников. Но мне очень хорошо. И плевать, как это смотрится со стороны. Не хочется никак реагировать на то, что случилось, во всяком случае, сейчас. Нет сил. Я просто молчу, лишь ловлю звук стучащего близко женского сердца.
— Он не мог иметь детей, — сообщает вдруг Инна, будто пытаясь объясниться. Я приподнимаю голову. — Потом просто взял и ушел. Хотел, чтобы я устроила свою жизнь. Вышла замуж, родила ребенка.
Внимательно слушаю ее признание.
— А я замуж больше не хочу. Хочу родить ребенка, и все, — взволнованно продолжала Инна. Она любила мужа, думаю я.
— Вы поэтому попросили в Вас... закончить? — вырывается у меня. Удивляюсь, как я легко на это реагирую, не нервничаю, не суечусь, а принимаю, как что-то абсолютно нормальное, даже нужное. Вдруг признаю, что не был бы шокирован, если бы Инна от меня забеременела по итогам сегодняшней ночи. Я сильно изменился за последние дни.
— Да, Сашенька. Ты подходишь, как отец моего ребенка... Нет, не думай, тебе не надо на мне жениться и даже признавать его своим... Никаких обязательств. Просто помоги мне забеременеть, больше ничего не нужно. Живи своей жизнью.
Вот для чего Инна отдалась мне. Это признание одинокой, несмотря на свою яркость, женщины, завораживает меня. Я молчу, а она воспринимает молчание как согласие.
— Будет такой же сильный, как и ты, — с ноткой мечтания продолжает она, глядя куда-то в потолок. Посчитал бы себя скотиной, если бы в эту минуту посмел ей перечить, говорить, что не готов стать отцом, что скоро умру и гнать прочий негатив. Глажу ее волосы и целую в шейку.
Мы сделали это еще дважды, и оба раза я спускал в нее, уже без дополнительной просьбы. Я принял ее желание, хотя и знаю, как невысоки шансы забеременеть в первый раз. На мои мысли она ответила.
— Вот и проверим мое везение, — и усмехнулась. Она сексуальна и умна одновременно. И одинока. Я счастлив тому, что я сделал ночью в борьбе с ее одиночеством. Мизер это либо максимум, покажет время, до которого я, скорей всего, не доживу.
— Инна Александровна, — решаюсь спросить я, удивляясь, что еще называю ее по отчеству и на «Вы». — Не знаете ли Вы, кто подарил мне на тот день рождения в школе боксерские перчатки?
Инна усмехнулась в ответ, погладила мне плечо.
— И призналась тебе, маленькому подростку, в любви?... И поцеловала в раздевалке? Знаю.
«Неужели она?»...
— Но не скажу, — и она по-озорному, как девчонка, рассмеялась. В душе она девчонка и есть.
— Почему? — настаиваю я, растерянно и недовольно.
— А почему для тебя так это важно? — спросила в ответ учительница.
Отвечаю как есть.
— Потому что те перчатки изменили мою судьбу.
— Потому что та девочка — а не перчатки, и не изменила — а помогла найти твою судьбу, — по-учительски поправляет меня она. — А что перчатки? Так, кусок кожи.
Я ошарашен ее формулировками. Но признаю, что спорить с ними невозможно.
— Инночка, — говорю я тихо, почти шепчу, словно стесняясь признания, — Ты всегда будешь моей любимой учительницей.
— А ты — моим любимым учеником, — отвечает она с улыбкой. — А про твою первую поклонницу не расскажу, потому что она так просила, — объясняет весело Инна поступок своей ученицы. — Она очень стеснялась. А захочет признаться, сама тебя найдет. А если не найдет, значит любовь прошла. А если прошла, значит, ее и не было.
Вот такая вот убийственная логика моего педагога. Что ж, пустое занятие — спорить с учительницей. Тем более, с такой... Инна страстно целует меня в губы. Упругая женская грудь возбуждающе щекочет меня. Я обнимаю ее и еще раз заваливаю в постель...
* * * *
Когда я вышел на рассвете от Инны Александровны, изнеможённый и удовлетворенный ночным свиданием, ОНО и случилось. Опять и навсегда...
Тьма... Ее боишься и уважаешь. Ее прислала авансом Смерть — мой последний соперник. И нужно держать удар, каким бы больным он не был. Меня, ослепшего, привезли в ту же клинику, где доктор-всезнайка поставил мне смертельный диагноз. Я все надеялся, что черное полотно