Только твоя, любимый, только твоя... Глава 7 (Заключительная)
— Что — любовь? — с улыбкой произнес парень.
— Ты не веришь в любовь с первого взгляда? — задала Марина вопрос, который вертелся у нее в голове с того самого момента, как набрала у себя в телефоне номер, записанный его рукой на стене, напротив ее комнаты.
Спросила, уже почти наверняка зная, что он ей ответит.
— Нет. — просто и с улыбкой произнес он.
Вот так.
Марина отвернулась от молодого человека, чтобы он не увидел грусти на ее милом личике — и посмотрела вдаль. Они успели уйти уже достаточно далеко от мест, где были слышны людские голоса и шум южного городка. Теперь вдали виднелись лишь огни, да долетали редкие, едва уловимы звуки.
Где-то там, подумала Марина, сидит в комнате Юля, раздосадованная тем, что, вопреки ее советам, подруга все-таки пошла на свидание с «этим беспардонным уродом».
А еще дальше, за тысячу с лишним километров от этого моря, живет привычной жизнью ее город. Встречаются и расстаются ее друзья и знакомые. Смеются, плачут, учатся, гуляют по клубам, проводят вечера наедине с мерцающим монитором — или увлеченно трахаются, позабыв про стыд и контрацепцию.
А еще дальше, через почти двести километров от города, стоит ее поселок. Там живут ее родители. Там они периодически собираются на природе со своими одноклассниками. Там у нее прошли почти все самые беззаботные деньки: случилась первая детская любовь, самые первые подростковые глупости и первые победы.
Там она, глядя на своих подруг, которые уже с пятнадцати лет не знали большего интереса, чем удачно лечь «под того самого мальчика», пообещала себе хранить девственность до совершеннолетия.
Оттуда она уехала учиться в город, где и отпраздновала в по-зимнему морозном ноябре свои «взрослые восемнадцать». А после там, в городе, она встретила своего... своего бывшего.
Своего «экс-». Которому подарила свою девственность. Которого, постепенно утрачивая стеснение, ласкала на разные лады, подчиняясь его желаниям. Которому сотни раз признавалась в любви.
От которого так сильно, так отчаянно, до сумасшествия хотела детей. С которым мечтала вместе состариться — и вместе умереть, чтобы ни дня, ни мгновения ни прожить друг без друга.
А потом, в этом же самом городе, они расстались. Чтобы вновь сойтись, спустя каких-то пару недель. И затем вновь расстаться — на полгода. И снова, после сумбурных отношений, после неопределенности и скандалов — разойтись.
Потом, в этом же городе, она встретила другого, порядочного мальчика, от которого чуть было не залетела — и забеременела бы, разбирайся он в своих реакциях чуть лучше. Именно тогда — тогда, а не с бывшим — она реально поняла, что это такое: ощущать собственное предназначение, быть — совершенно бессознательно — готовой дать новую жизнь. И нет уже иного пути, кроме девяти месяцев и рождения малыша — или преступного аборта, альтернативой которому выступает оперативное (и от того чуть менее преступное) медикаментозное вмешательство...
А еще чуть погодя она бросила несостоявшегося отца своих детей — чтобы снова, в очередной раз, вернуться к бывшему.
И потом, после нескольких месяцев, вновь расстаться — уже навсегда... »
Марина на мгновение прервалась, рассказывая сидящему напротив бывшему те самые, прикрытые вуалью скромности, но вполне красноречивые подробности своего летнего отдыха.
А он слушал: яд уже начал свое действие, медленно выкручивая из Марининого «экс-» остатки внутреннего сопротивления перед умеренно-откровенным повествованием, обезоруживающим, возбуждающим ревность и болезненную похоть, щедро подпитываемую его личными комплексами и теми очагами душевной слабости, о которых Марина узнала за эти, как оказалось, не совсем бесполезные три года их дурацких «люблю-не люблю».
Девушка отчетливо вспомнила, как она стояла и смотрела на первые звезды, чувствуя себя вновь совершенно одинокой и брошенной на краю южного пляже, у самой кромки так ею любимого, но тогда совершенно бесполезного и бессмысленного моря.
Вспомнила. На пару секунд прикрыла свои зеленые глазки, отгоняя ненужные эмоции прошлого. И, вновь обезоруживающе улыбнувшись, продолжила свой рассказ, глядя прямо в глаза своему бывшему...
«Сильные и теплые ладони мягко легли Марине на голые плечи. Ее дыхание участилось, а сердечко вновь забилось, затрепетало, в ожидании чего-то... чего-то прекрасного... или ужасного.
Молодой человек развернул ее к себе — и она встретилась с его взглядом, который теперь почти гипнотизировал ее, не оставляя ей ни шанса на случайную мысль, лишнюю эмоцию и отвлеченное желание.
— Я не верю в любовь с первого взгляда, Мариночка... — медленно, потрясающе ласково, словно ребенку, произнес он своим низким, бархатным и безумно сексуальным голосом. — Но я верю в судьбу. В судьбу, которая свела нас вместе, звездочка моя.
По щеке Марина побежали слезы. Одним небесам ведомо, сколько противоположных, разрозненных, но одинаково сильных чувств смешались в этот миг в ее душе. Но с каждой слезинкой в ней оставалось все меньше сомнения, все меньше сожаления и страха. В эти мгновения она почувствовала себя самой счастливой, самой нужной и самой любимой...
— Почему ты плачешь? — впервые за всем время, в голосе ее незваного гостя и неожиданного возлюбленного прозвучал волнение, а на красивом лице отразилась нешуточная тревога. — Я чем-то тебя обидел?
Вместо ответа, Марина обвила руками шею парня — и притянула его к себе, стараясь самой прижаться к нему всем телом. Поцелуй был долгим, поначалу нежным и осторожным. Но затем его крепкие ладони легли ей на бедра, заскользили ниже, по упругой попочке, подбираясь к самому краю коротенького подола, забрались под него...
Марина застонала, сквозь поцелуй, и запустила свой юркий язычок в рот своему возлюбленному. Их языки сплелись в шуточном противостоянии.
В это время руки парня нежно массировали ягодицы Марины, порой скользя по бедрам, в опасной близости от полоски трусиков. Его движения были неспешными, размеренными — но в то же время страстными. От его ладоней, губ, от каждого его прикосновения исходила сила, ни с чем не сравнимая сила и уверенность, которой обладают лишь редкие мужчины, способные подарить женщине величайшее наслаждение.
Неожиданно, одна из рука парня выбралась из под коротенького платьица и, медленно скользя вверх по обтянутым тонкой тканью, изгибам молодого тела, подобралась к Марининой груди. Пальцы возлюбленного охватили упругую плоть под платьюшком, вызвав у девушки протяжный стон.
В это же время, пальцы другой руки парня, медленно отодвинув полоску трусиков, скользнули во влажное лоно Марины. Ее партнер медленно вводил один, два, а то и три пальца в текущую щелочку возбужденной до предела девушки, поглаживая там, внутри самые чувствительные места — и почти полностью вынимал уже обильно покрытые влагой пальцы.
Возлюбленные дразнил Марину, лаская ее гладко выбритую киску, массируя ее груди. Он понимал, что девушка находится уже на грани: она стонала, выгибалась навстречу трахающим ее пальцам, дрожала, словно сквозь ее тело, раз за разом проводили
— Ты не веришь в любовь с первого взгляда? — задала Марина вопрос, который вертелся у нее в голове с того самого момента, как набрала у себя в телефоне номер, записанный его рукой на стене, напротив ее комнаты.
Спросила, уже почти наверняка зная, что он ей ответит.
— Нет. — просто и с улыбкой произнес он.
Вот так.
Марина отвернулась от молодого человека, чтобы он не увидел грусти на ее милом личике — и посмотрела вдаль. Они успели уйти уже достаточно далеко от мест, где были слышны людские голоса и шум южного городка. Теперь вдали виднелись лишь огни, да долетали редкие, едва уловимы звуки.
Где-то там, подумала Марина, сидит в комнате Юля, раздосадованная тем, что, вопреки ее советам, подруга все-таки пошла на свидание с «этим беспардонным уродом».
А еще дальше, за тысячу с лишним километров от этого моря, живет привычной жизнью ее город. Встречаются и расстаются ее друзья и знакомые. Смеются, плачут, учатся, гуляют по клубам, проводят вечера наедине с мерцающим монитором — или увлеченно трахаются, позабыв про стыд и контрацепцию.
А еще дальше, через почти двести километров от города, стоит ее поселок. Там живут ее родители. Там они периодически собираются на природе со своими одноклассниками. Там у нее прошли почти все самые беззаботные деньки: случилась первая детская любовь, самые первые подростковые глупости и первые победы.
Там она, глядя на своих подруг, которые уже с пятнадцати лет не знали большего интереса, чем удачно лечь «под того самого мальчика», пообещала себе хранить девственность до совершеннолетия.
Оттуда она уехала учиться в город, где и отпраздновала в по-зимнему морозном ноябре свои «взрослые восемнадцать». А после там, в городе, она встретила своего... своего бывшего.
Своего «экс-». Которому подарила свою девственность. Которого, постепенно утрачивая стеснение, ласкала на разные лады, подчиняясь его желаниям. Которому сотни раз признавалась в любви.
От которого так сильно, так отчаянно, до сумасшествия хотела детей. С которым мечтала вместе состариться — и вместе умереть, чтобы ни дня, ни мгновения ни прожить друг без друга.
А потом, в этом же самом городе, они расстались. Чтобы вновь сойтись, спустя каких-то пару недель. И затем вновь расстаться — на полгода. И снова, после сумбурных отношений, после неопределенности и скандалов — разойтись.
Потом, в этом же городе, она встретила другого, порядочного мальчика, от которого чуть было не залетела — и забеременела бы, разбирайся он в своих реакциях чуть лучше. Именно тогда — тогда, а не с бывшим — она реально поняла, что это такое: ощущать собственное предназначение, быть — совершенно бессознательно — готовой дать новую жизнь. И нет уже иного пути, кроме девяти месяцев и рождения малыша — или преступного аборта, альтернативой которому выступает оперативное (и от того чуть менее преступное) медикаментозное вмешательство...
А еще чуть погодя она бросила несостоявшегося отца своих детей — чтобы снова, в очередной раз, вернуться к бывшему.
И потом, после нескольких месяцев, вновь расстаться — уже навсегда... »
Марина на мгновение прервалась, рассказывая сидящему напротив бывшему те самые, прикрытые вуалью скромности, но вполне красноречивые подробности своего летнего отдыха.
А он слушал: яд уже начал свое действие, медленно выкручивая из Марининого «экс-» остатки внутреннего сопротивления перед умеренно-откровенным повествованием, обезоруживающим, возбуждающим ревность и болезненную похоть, щедро подпитываемую его личными комплексами и теми очагами душевной слабости, о которых Марина узнала за эти, как оказалось, не совсем бесполезные три года их дурацких «люблю-не люблю».
Девушка отчетливо вспомнила, как она стояла и смотрела на первые звезды, чувствуя себя вновь совершенно одинокой и брошенной на краю южного пляже, у самой кромки так ею любимого, но тогда совершенно бесполезного и бессмысленного моря.
Вспомнила. На пару секунд прикрыла свои зеленые глазки, отгоняя ненужные эмоции прошлого. И, вновь обезоруживающе улыбнувшись, продолжила свой рассказ, глядя прямо в глаза своему бывшему...
«Сильные и теплые ладони мягко легли Марине на голые плечи. Ее дыхание участилось, а сердечко вновь забилось, затрепетало, в ожидании чего-то... чего-то прекрасного... или ужасного.
Молодой человек развернул ее к себе — и она встретилась с его взглядом, который теперь почти гипнотизировал ее, не оставляя ей ни шанса на случайную мысль, лишнюю эмоцию и отвлеченное желание.
— Я не верю в любовь с первого взгляда, Мариночка... — медленно, потрясающе ласково, словно ребенку, произнес он своим низким, бархатным и безумно сексуальным голосом. — Но я верю в судьбу. В судьбу, которая свела нас вместе, звездочка моя.
По щеке Марина побежали слезы. Одним небесам ведомо, сколько противоположных, разрозненных, но одинаково сильных чувств смешались в этот миг в ее душе. Но с каждой слезинкой в ней оставалось все меньше сомнения, все меньше сожаления и страха. В эти мгновения она почувствовала себя самой счастливой, самой нужной и самой любимой...
— Почему ты плачешь? — впервые за всем время, в голосе ее незваного гостя и неожиданного возлюбленного прозвучал волнение, а на красивом лице отразилась нешуточная тревога. — Я чем-то тебя обидел?
Вместо ответа, Марина обвила руками шею парня — и притянула его к себе, стараясь самой прижаться к нему всем телом. Поцелуй был долгим, поначалу нежным и осторожным. Но затем его крепкие ладони легли ей на бедра, заскользили ниже, по упругой попочке, подбираясь к самому краю коротенького подола, забрались под него...
Марина застонала, сквозь поцелуй, и запустила свой юркий язычок в рот своему возлюбленному. Их языки сплелись в шуточном противостоянии.
В это время руки парня нежно массировали ягодицы Марины, порой скользя по бедрам, в опасной близости от полоски трусиков. Его движения были неспешными, размеренными — но в то же время страстными. От его ладоней, губ, от каждого его прикосновения исходила сила, ни с чем не сравнимая сила и уверенность, которой обладают лишь редкие мужчины, способные подарить женщине величайшее наслаждение.
Неожиданно, одна из рука парня выбралась из под коротенького платьица и, медленно скользя вверх по обтянутым тонкой тканью, изгибам молодого тела, подобралась к Марининой груди. Пальцы возлюбленного охватили упругую плоть под платьюшком, вызвав у девушки протяжный стон.
В это же время, пальцы другой руки парня, медленно отодвинув полоску трусиков, скользнули во влажное лоно Марины. Ее партнер медленно вводил один, два, а то и три пальца в текущую щелочку возбужденной до предела девушки, поглаживая там, внутри самые чувствительные места — и почти полностью вынимал уже обильно покрытые влагой пальцы.
Возлюбленные дразнил Марину, лаская ее гладко выбритую киску, массируя ее груди. Он понимал, что девушка находится уже на грани: она стонала, выгибалась навстречу трахающим ее пальцам, дрожала, словно сквозь ее тело, раз за разом проводили