Наваждение. Часть 2
оказался, почему так медленно возвращалась ко мне чувствительность. Все просто — я умер. А она меня оживила. Зачем? Разве не очевидно?
— Конечно, ребенка от тебя я теперь не рожу — хватило же тебе фантазии спустить мне в прямую кишку свою последнюю порцию жизнеспособной спермы — зато у меня будешь ты. Всю вечность мы теперь будем неразлучны, — говорила она, обходя вокруг камня, на котором я лежал — я слышал, как перемещался источник ее голоса, ощущал тепло ее тела и даже различал шорохи ее шагов.
Затем она остановилась:
— Ты не хочешь ничего спросить?
Я качнул головой.
— Ты не хочешь на меня посмотреть?
Я снова качнул головой.
Она опустилась на колени рядом со мной и взяла меня за руку:
— Почему? Почему ты такой упрямый?
Я передернул плечами.
— Ведь теперь все это вообще не имеет значения! По большому счету, ты теперь не человек — у тебя не может быть своих желаний, чувств или стремлений...
— Тогда зачем было меня оживлять? Ведь раз у меня нет моих желаний, чувств и стремлений, значит, это уже не я. Чего ты добивалась? Моего тела? Делай теперь с ним что хочешь, но на большее не рассчитывай...
Она не ответила, поднялась и удалилась.
Я закрыл глаза. Мне действительно все равно, что теперь будет, но мысль о том, что она станет ласкать мое тело, заниматься с ним сексом или делать с ним еще что-то, была мне неприятна. Не то чтобы я не хотел этого — от одного воспоминания о том, какой она предстала передо мной в том магазине накануне моей смерти, у меня кровь приливала к паху. Но...
— Конечно, ребенка от тебя я теперь не рожу — хватило же тебе фантазии спустить мне в прямую кишку свою последнюю порцию жизнеспособной спермы — зато у меня будешь ты. Всю вечность мы теперь будем неразлучны, — говорила она, обходя вокруг камня, на котором я лежал — я слышал, как перемещался источник ее голоса, ощущал тепло ее тела и даже различал шорохи ее шагов.
Затем она остановилась:
— Ты не хочешь ничего спросить?
Я качнул головой.
— Ты не хочешь на меня посмотреть?
Я снова качнул головой.
Она опустилась на колени рядом со мной и взяла меня за руку:
— Почему? Почему ты такой упрямый?
Я передернул плечами.
— Ведь теперь все это вообще не имеет значения! По большому счету, ты теперь не человек — у тебя не может быть своих желаний, чувств или стремлений...
— Тогда зачем было меня оживлять? Ведь раз у меня нет моих желаний, чувств и стремлений, значит, это уже не я. Чего ты добивалась? Моего тела? Делай теперь с ним что хочешь, но на большее не рассчитывай...
Она не ответила, поднялась и удалилась.
Я закрыл глаза. Мне действительно все равно, что теперь будет, но мысль о том, что она станет ласкать мое тело, заниматься с ним сексом или делать с ним еще что-то, была мне неприятна. Не то чтобы я не хотел этого — от одного воспоминания о том, какой она предстала передо мной в том магазине накануне моей смерти, у меня кровь приливала к паху. Но...