Шантаж
— Люсьенна положила руку ей на плечо. — До августа еще далеко. Успеешь поступить. Родишь, малыша мне отдашь, а сама учись, работай, устраивай свою личную жизнь...
— Тетя Люся, вы что? Это же...
— Я ж говорю, врач знакомый, все сделает так, будто это я беременная, а ты мне помогаешь... На работе отпуск возьмешь месяце на четвертом по уходу за больным родственником — справку тоже доктор сделает... в роддом ляжем вместе, а когда родишь, ребенка на меня запишем. И замуж выйдешь без проблем — и других деток себе нарожаешь, ты ж молодая еще...
Таня смотрела на соседку и не верила своим ушам. Это ведь действительно выход!..
* * *
— Тебя как зовут-то?
— Таня...
— Красивое имя... Присаживайся, чего стоишь?
— Анатолий Евгеньевич... — голова секретарши просунулась в приоткрытую дверь.
— Света, после... Я сейчас занят..
Девушка понимающе кивнула и скрылась в приемной.
— Ну-с?
— В... вот... — девушка в легком ситцевом сарафане нежной расцветки смотрелась в глубоком кресле со светлой замшевой обивкой как дорогое украшение на шелковой подушечке. Она протягивала ему лист А4 с отпечатанным в стандартном вордовском формате резюме.
Он принял листок и небрежно бросил его на стол, а сам уселся в кресло напротив своей посетительницы.
— Чаю? Кофе?
Девушка вдруг залилась румянцем и опустила глаза, еле заметно мотнув головой.
Но ее глаза мало интересовали моложавого директора по производству. Он смотрел ниже на трепетно вздрагивавшие под тонкой тканью сарафана бугорки. Второй, хотя нет, пожалуй, третий. А может, и больше. На глаз не определить — на ощупь проще...
— Как твоя фамилия?
— Колосова... — пролепетала юная посетительница.
Анатолий Евгеньевич приподнял брови:
— А назвали в честь мамы?
— Нет, в честь тети... — ей было нечем дышать, хотя кабинет был довольно просторным. Но ей хотелось вскочить на ноги и распахнуть двери и окна, впустить сюда свежий воздух. Или самой выбежать наружу — на волю...
— Будешь работать личным помощником моего зама, — заключил он. — Только предупреждаю — тебе придется выполнять и мои поручения.
Девушка коротко кивнула и уже собралась подняться.
— Погоди, — это короткое слово заставило ее сжаться в комок. — Я ведь должен проверить... твою компетенцию, — он сально улыбнулся. — А то бумажки писать все горазды...
Таня побледнела, но с места не двинулась.
Анатолий Евгеньевич медленно поднялся, обошел вокруг стола, будто специально растягивая удовольствие от предвкушения. Девушка чуть ли не физически ощущала, как холодный липкий страх карабкался от ее лодыжек вверх. Когда директор остановился рядом с ее креслом, невидимые щупальца уже охватили ее всю, пригвоздив к креслу и вызывая болезненно-приятную пульсацию там, куда она пока не решилась никого впустить.
Он беспардонно положил ладонь ей на коленку и приподнял юбку сарафана.
— Не надо... пожалуйста... — прошептала она.
Но рука будущего начальника уже во всю орудовала у нее между ног.
— Да что ты так стесняешься? — шумно сопел директор.
— Анатолий Евгеньевич... — дверь снова приоткрылась.
— Занят! — рявкнул он, не глядя на свою секретаршу.
— Там... Аркадий Андреевич... — громким шепотом сообщила Света. — Срочно...
Анатолий Евгеньевич пробормотал какое-то ругательство и поднялся с колен.
Таня судорожно поправила платье и встала с кресла.
— Мы сообщим вам о нашем решении, — буркнул он через плечо, тяжело опершись на стол.
— До свидания, — с ехидной ухмылкой бросила ей в спину секретарша...
* * *
— Толик, меня не интересует, где и с кем ты развлекаешься, — голос жены звенел как остывший металл, — но я тебя, кажется, предупреждала — если я об этом узнаю...
В трубке раздались короткие гудки. Анатолий Евгеньевич медленно вытер галстуком пот со лба.
— Сучка...
* * *
— Сереженька...
— Да, мам? — он заглянул в комнату слишком быстро. Ей даже показалось, что сын все время, пока она искала фотографию, стоял за дверью.
— Я должна... — она попыталась встать, но тут же закашлялась.
— Лежи, лежи, — он придержал ее плечи, но в глаза не посмотрел.
— Я должна... рассказать тебе... — тяжело дыша и вытирая выступившую на губах кровь, она протянула ему руку с зажатой в ней старой фотографией.
Он принял из ее рук изображение молоденькой худенькой девушки с длинной темно-русой косой и красивыми светлыми глазами.
— Это твоя мама... — задыхаясь, произнесла женщина.
— Ты моя мама, — твердо возразил Сергей и поджал губы.
Она мотнула головой и в изнеможении повалилась на подушки.
— Не я... я не могу...
— Мать не та, кто родила... — он не договорил и отвернулся, чтобы скрыть вдруг выступившие на глазах слезы.
— Это твоя мама... — словно в бреду проговорила женщина. — Таня... Колосова...
— К... как? — переспросил он и схватил последнюю ампулу из коробочки, что стояла на тумбочке у кровати.
— Колосова... — он старался сдержать дрожь в руках, набирая шприц. — Ей было всего девятнадцать... Она не смогла поступить... и устроилась на завод... завод дал ей комнату здесь... мы были соседками... — сын затянул жгут на ее плече. — Она стала встречаться с этим Толиком... а он... когда она поняла, что беременна, он ее бросил... а она ему даже не сказала... я предложила ей... в общем, чтобы ребенка записали на меня...
— А она? — Сергей хмурился, давя на непослушный поршень.
— Во время родов... у нее открылось кровотечение... Ее не смогли... спасти... — больная задышала ровнее, и последние слова скрутились в тугой жгут.
— Спи, мам...
Он долго сидел в кухне с зеркалом и фотографией. Сходство действительно есть. Но кто же тогда этот Толик?..
* * *
— Ты меня звал? — девушка застыла в дверях кабинета.
Жалюзи были опущены, на столе стояла большая ваза с фруктами, а Сергей разливал дорогое шампанское по высоким дежурным фужерам.
— Что-то случилось? — Таня прикрыла за собой дверь и вдруг ощутила его руку на своей талии.
Он мягко развернул ее к себе лицом. На ее щечках показался румянец. Он сделал глоток из фужера, который держал в другой руке и прильнул к ее губам. Кисловатая колючая жидкость проникла в ее рот вместе с его языком, и ноги у нее подкосились.
— Я люблю тебя, — прошептал он прямо ей в рот и прижал ее к себе — крепко и нежно.
Как они оказались стоящими у стола, как он поднял ее юбку, как спустил трусики, она не помнила. Не помнила она и того, как он уложил ее животом на стол, как вошел. На самом деле в чувство ее привела только первая теплая волна, поднявшаяся снизу живота и медленно накрывшая все ее тело. Во второй волне она уже чувствовала мелкие искорки, приятными щекотками пробегавшие по коже. А от третьей она уже билась в судорогах, выгибалась под ним, стараясь дотянуться до его губ. Но он был так недостижимо далек, что всякий раз она снова валилась на стол, царапая его ногтями в исступлении...
— Завтра ты встречаешься
— Тетя Люся, вы что? Это же...
— Я ж говорю, врач знакомый, все сделает так, будто это я беременная, а ты мне помогаешь... На работе отпуск возьмешь месяце на четвертом по уходу за больным родственником — справку тоже доктор сделает... в роддом ляжем вместе, а когда родишь, ребенка на меня запишем. И замуж выйдешь без проблем — и других деток себе нарожаешь, ты ж молодая еще...
Таня смотрела на соседку и не верила своим ушам. Это ведь действительно выход!..
* * *
— Тебя как зовут-то?
— Таня...
— Красивое имя... Присаживайся, чего стоишь?
— Анатолий Евгеньевич... — голова секретарши просунулась в приоткрытую дверь.
— Света, после... Я сейчас занят..
Девушка понимающе кивнула и скрылась в приемной.
— Ну-с?
— В... вот... — девушка в легком ситцевом сарафане нежной расцветки смотрелась в глубоком кресле со светлой замшевой обивкой как дорогое украшение на шелковой подушечке. Она протягивала ему лист А4 с отпечатанным в стандартном вордовском формате резюме.
Он принял листок и небрежно бросил его на стол, а сам уселся в кресло напротив своей посетительницы.
— Чаю? Кофе?
Девушка вдруг залилась румянцем и опустила глаза, еле заметно мотнув головой.
Но ее глаза мало интересовали моложавого директора по производству. Он смотрел ниже на трепетно вздрагивавшие под тонкой тканью сарафана бугорки. Второй, хотя нет, пожалуй, третий. А может, и больше. На глаз не определить — на ощупь проще...
— Как твоя фамилия?
— Колосова... — пролепетала юная посетительница.
Анатолий Евгеньевич приподнял брови:
— А назвали в честь мамы?
— Нет, в честь тети... — ей было нечем дышать, хотя кабинет был довольно просторным. Но ей хотелось вскочить на ноги и распахнуть двери и окна, впустить сюда свежий воздух. Или самой выбежать наружу — на волю...
— Будешь работать личным помощником моего зама, — заключил он. — Только предупреждаю — тебе придется выполнять и мои поручения.
Девушка коротко кивнула и уже собралась подняться.
— Погоди, — это короткое слово заставило ее сжаться в комок. — Я ведь должен проверить... твою компетенцию, — он сально улыбнулся. — А то бумажки писать все горазды...
Таня побледнела, но с места не двинулась.
Анатолий Евгеньевич медленно поднялся, обошел вокруг стола, будто специально растягивая удовольствие от предвкушения. Девушка чуть ли не физически ощущала, как холодный липкий страх карабкался от ее лодыжек вверх. Когда директор остановился рядом с ее креслом, невидимые щупальца уже охватили ее всю, пригвоздив к креслу и вызывая болезненно-приятную пульсацию там, куда она пока не решилась никого впустить.
Он беспардонно положил ладонь ей на коленку и приподнял юбку сарафана.
— Не надо... пожалуйста... — прошептала она.
Но рука будущего начальника уже во всю орудовала у нее между ног.
— Да что ты так стесняешься? — шумно сопел директор.
— Анатолий Евгеньевич... — дверь снова приоткрылась.
— Занят! — рявкнул он, не глядя на свою секретаршу.
— Там... Аркадий Андреевич... — громким шепотом сообщила Света. — Срочно...
Анатолий Евгеньевич пробормотал какое-то ругательство и поднялся с колен.
Таня судорожно поправила платье и встала с кресла.
— Мы сообщим вам о нашем решении, — буркнул он через плечо, тяжело опершись на стол.
— До свидания, — с ехидной ухмылкой бросила ей в спину секретарша...
* * *
— Толик, меня не интересует, где и с кем ты развлекаешься, — голос жены звенел как остывший металл, — но я тебя, кажется, предупреждала — если я об этом узнаю...
В трубке раздались короткие гудки. Анатолий Евгеньевич медленно вытер галстуком пот со лба.
— Сучка...
* * *
— Сереженька...
— Да, мам? — он заглянул в комнату слишком быстро. Ей даже показалось, что сын все время, пока она искала фотографию, стоял за дверью.
— Я должна... — она попыталась встать, но тут же закашлялась.
— Лежи, лежи, — он придержал ее плечи, но в глаза не посмотрел.
— Я должна... рассказать тебе... — тяжело дыша и вытирая выступившую на губах кровь, она протянула ему руку с зажатой в ней старой фотографией.
Он принял из ее рук изображение молоденькой худенькой девушки с длинной темно-русой косой и красивыми светлыми глазами.
— Это твоя мама... — задыхаясь, произнесла женщина.
— Ты моя мама, — твердо возразил Сергей и поджал губы.
Она мотнула головой и в изнеможении повалилась на подушки.
— Не я... я не могу...
— Мать не та, кто родила... — он не договорил и отвернулся, чтобы скрыть вдруг выступившие на глазах слезы.
— Это твоя мама... — словно в бреду проговорила женщина. — Таня... Колосова...
— К... как? — переспросил он и схватил последнюю ампулу из коробочки, что стояла на тумбочке у кровати.
— Колосова... — он старался сдержать дрожь в руках, набирая шприц. — Ей было всего девятнадцать... Она не смогла поступить... и устроилась на завод... завод дал ей комнату здесь... мы были соседками... — сын затянул жгут на ее плече. — Она стала встречаться с этим Толиком... а он... когда она поняла, что беременна, он ее бросил... а она ему даже не сказала... я предложила ей... в общем, чтобы ребенка записали на меня...
— А она? — Сергей хмурился, давя на непослушный поршень.
— Во время родов... у нее открылось кровотечение... Ее не смогли... спасти... — больная задышала ровнее, и последние слова скрутились в тугой жгут.
— Спи, мам...
Он долго сидел в кухне с зеркалом и фотографией. Сходство действительно есть. Но кто же тогда этот Толик?..
* * *
— Ты меня звал? — девушка застыла в дверях кабинета.
Жалюзи были опущены, на столе стояла большая ваза с фруктами, а Сергей разливал дорогое шампанское по высоким дежурным фужерам.
— Что-то случилось? — Таня прикрыла за собой дверь и вдруг ощутила его руку на своей талии.
Он мягко развернул ее к себе лицом. На ее щечках показался румянец. Он сделал глоток из фужера, который держал в другой руке и прильнул к ее губам. Кисловатая колючая жидкость проникла в ее рот вместе с его языком, и ноги у нее подкосились.
— Я люблю тебя, — прошептал он прямо ей в рот и прижал ее к себе — крепко и нежно.
Как они оказались стоящими у стола, как он поднял ее юбку, как спустил трусики, она не помнила. Не помнила она и того, как он уложил ее животом на стол, как вошел. На самом деле в чувство ее привела только первая теплая волна, поднявшаяся снизу живота и медленно накрывшая все ее тело. Во второй волне она уже чувствовала мелкие искорки, приятными щекотками пробегавшие по коже. А от третьей она уже билась в судорогах, выгибалась под ним, стараясь дотянуться до его губ. Но он был так недостижимо далек, что всякий раз она снова валилась на стол, царапая его ногтями в исступлении...
— Завтра ты встречаешься