Негритянка и наци. Часть 2. Глава 3
ягодицами, доносится этот голос. Соски немки затвердели, чуть ли не царапая пол, по которому следом за немкой тянулась дорожка ее выделений.
— Начнем наш урок смирения, — произнесла Мари, когда Гретхен подползла почти вплотную, — начнем с ног, — она приподняла ступню, встав на носок, — с пятки!
Припавшая к полу немка принялась покорно лизать подошвы мулатки, слегка покусывая затвердевшую кожу. Затем, повинуясь командам Мари, Гретхен поднялась выше, целуя икры и бедра. Мари медленно положила руки на ягодицы и раздвинула их, пропуская Гретхен к темному колечку ануса. Немка тут же запустила туда язык, стараясь проникнуть как можно глубже. В тот же миг черные ягодицы сомкнулись вокруг ее лица, а на затылок немки легла сильная ладонь, проталкивающая ее еще глубже. Гретхен исступленно лизала черную задницу, жадно вдыхая резкий запах, наслаждаясь и возбуждаясь от всей глубины своего унижения. Она лизала даже когда у нее почти кончился воздух, не замечая, что вот-вот задохнется задавленная черными ягодицами. Мари, пришлось за волосы вытягивать полузадохшуюся девушку из своей задницы. Задрав ее голову, Мари склонилась над своей жертвой.
— Открой рот! — приказала Мари и когда Гретхен повиновалась, смачно сплюнула в него, — глотай! Теперь еще!
Она выпрямилась, держа за волосы нацистку и притягивая ее к своей промежности.
— Открой пасть, сука! — скомандовала она, раздвигая пальцами половые губы. Тугая желтая струя ударила в лицо немки, разом наполнив доверху ее рот и перелившись на пол.
— Влага тела моего, — нараспев произносила Мари, — пусть обернется для тебя очистительным ливнем, смывающим былые заблуждения и гордыню. Силой Эрзули и Легбы и Дамбаллаха — презри все, что ты почитала, преклонись перед теми, кого презирала.
Медсестра-нацистка ничего не могла сказать, торопливо, захлебываясь, глотая мочу, стекавшую по подбородку на груди и живот. Когда поток иссяк, Мари посмотрела на немку сверху вниз. На нее глянули чистые голубые глаза, с собачьей преданностью уставившиеся на новую хозяйку. Перевоспитание Гретхен свершилось полностью.
— Ты испачкала пол, — ласково сказала ей Мари, — почисти его.
Гретхен тут же склонилась и принялась безропотно вылизывать пол, очищая его от лужиц мочи. Мари поставила ногу на женскую голову, направляя ее движения и посмотрела на сидевших на койках мулаток.
— Она ваша на эту ночь, — Мари убрала ногу с головы немки и пнула ее под зад, — развлекайтесь!
Она развалилась на своей койке, мастурбируя и наблюдая, как мулатки со смехом затаскивают медсестру на одну из коек. В свое время они услышали немало оскорблений от этой надменной стервы и теперь им не терпелось поквитаться с ней. Для начала они тоже по очереди помочились в рот нацистке, затем Гретхен старательно лизала черные ноги, киски и задницы. Ее таскали за волосы, пороли ремешком от медхалата, садились на лицо и выкручивали соски, выщипывали волоски из промежности. Немку заставили вылизать весь пол в комнате, периодически хлопая ее по заднице. Под конец, разошедшиеся черные девушки опрокинули одну из коек и заставили Гретхен трахнуть себя одной из ножек кровати. Все это время они обзывали немку самыми грязными ругательствами, которые им только пришли на ум. Глядя на все это и Мари несколько раз кончила от собственных пальцев.
Наконец, под утро, утомившиеся от секса мулатки отпустили Гретхен. Но перед тем как уйти, немка подползла к Мари и коснулась губами ее ног. Мари, ласково погладив ее по голове, разрешила ей уйти. В голубых глазах Гретхен мулатка прочла все, что ей нужно — у нее появилась очередная, на все согласная, белая рабыня.
Утром, во время очередного обхода, Мари и ее соседки нагло лапали немецкую медсестру, едва доктор Майер отворачивался. Затем Иветта, Анжела и Гретхен прошли в женский туалет, где мулатки смогли еще раз изощренно-унизительно поиметь нацистку. К вечеру Грехтен должна была сменить Сигрун, однако Мари велела немке задержаться на «верхней» смене — благо Майер снова напился и был только рад, если за пленницами присмотрят медсестры. Мари и прочие мулатки уже предвкушали сексуальное использование сразу двух белых девушек.
Однако к вечеру, Сигрун пришла не одна — вместе с ней пришли трое дюжих охранников — не немцев, обслуги из гаитян. Они тащили под руки черную девушку, выглядевшую как-то странно — впрочем Мари, выглянувшая было из комнаты, увидела ее только мельком, прежде чем негритянку занесли в сестринскую. Туда же поспешила Гретхен. Затем Мари пришлось спрятаться — по коридору, пошатываясь, шел Майер. В сестринской он, впрочем, не задержался — минут через десять он вышел, бросив мимоходом « справитесь и без меня» и прошел обратно, распространяя сильный запах спиртного. Дождавшись пока Майер уйдет к себе, Мари выскользнула из комнаты и быстрым шагом направилась к помещению для сестер. Еще подходя к двери, она услышала раздраженные возгласы Гретхен и мягкое увещеванье Сигрун, которым возражал молодой девичий голос.
— Что тут происходит? — Мари вошла в комнату. Посреди нее стояла каталка, над которой склонились две медсестры, покрасневшие от усилий. На ней лежала молодая черная девушка — не мулатка, чистокровная негритянка, шестнадцати-семнадцати лет. Лицо ее, ранее, видимо, весьма симпатичное, сейчас уродовал большой синяк, настолько распухший, что почти скрывал правый глаз. Белую простыню покрывали пятна крови, сочившейся из разбитого носа. В эту простыню девушка и куталась, не желая показываться белым женщинам.
— Кто она такая? — Мари требовательно посмотрела на Сигрун.
— Девушка, снизу, — ответила датчанка, — не хочет говорить, что с ней.
— А то не понятно, что, — буркнула Грехтен, — опять Ганс руки распускал, похотливый кабан. Чем ты его опять рассердила?
— Опять? — приподняла бровь Мари.
— Да, — ответила Гретхтен, — своенравная девка, с гонором. Уже не первый раз ее так воспитывают, все без толку. Глупая и злобная дикарка, то есть ой... — немка осеклась, заметив как гневно сверкнули глаза Мари.
— Ясно, — процедила та, — ну-ка, оставьте нас вдвоем.
— Но Мари, — растерянно произнесла датчанка.
— Я сказала — брысь отсюда!
Сигрун и Гретхен переглянувшись, вышли из сестринской. Когда за ними закрылась дверь, Мари обернулась к девушке, смотревшую на нее с недоумением и с интересом.
— Как тебя зовут, дитя?
— Жюли, — осторожно произнесла негритянка.
— Они говорили правду, Жюли? — Мари села на стул рядом с попятившейся от нее гаитянки.
— А тебе то что, — буркнула негритянка, — ты вообще кто такая?
— Друг, — улыбнулась Мари.
— Здесь не может быть друзей, — убежденно сказала Жюли, — и то, что у тебя черная кожа ничего не значит. У тех уродов, что привели меня сюда она тоже черная. И у Макудаля.
— Они враги, — согласилась Мари, — а я хочу помочь тебе.
— Что, — рассмеялась Жюли, — хочешь уговорить меня раздвигать ноги перед этими ублюдками?
— Именно так, — сказала Мари. Жюли зашипела, как разъяренная кошка, ее
— Начнем наш урок смирения, — произнесла Мари, когда Гретхен подползла почти вплотную, — начнем с ног, — она приподняла ступню, встав на носок, — с пятки!
Припавшая к полу немка принялась покорно лизать подошвы мулатки, слегка покусывая затвердевшую кожу. Затем, повинуясь командам Мари, Гретхен поднялась выше, целуя икры и бедра. Мари медленно положила руки на ягодицы и раздвинула их, пропуская Гретхен к темному колечку ануса. Немка тут же запустила туда язык, стараясь проникнуть как можно глубже. В тот же миг черные ягодицы сомкнулись вокруг ее лица, а на затылок немки легла сильная ладонь, проталкивающая ее еще глубже. Гретхен исступленно лизала черную задницу, жадно вдыхая резкий запах, наслаждаясь и возбуждаясь от всей глубины своего унижения. Она лизала даже когда у нее почти кончился воздух, не замечая, что вот-вот задохнется задавленная черными ягодицами. Мари, пришлось за волосы вытягивать полузадохшуюся девушку из своей задницы. Задрав ее голову, Мари склонилась над своей жертвой.
— Открой рот! — приказала Мари и когда Гретхен повиновалась, смачно сплюнула в него, — глотай! Теперь еще!
Она выпрямилась, держа за волосы нацистку и притягивая ее к своей промежности.
— Открой пасть, сука! — скомандовала она, раздвигая пальцами половые губы. Тугая желтая струя ударила в лицо немки, разом наполнив доверху ее рот и перелившись на пол.
— Влага тела моего, — нараспев произносила Мари, — пусть обернется для тебя очистительным ливнем, смывающим былые заблуждения и гордыню. Силой Эрзули и Легбы и Дамбаллаха — презри все, что ты почитала, преклонись перед теми, кого презирала.
Медсестра-нацистка ничего не могла сказать, торопливо, захлебываясь, глотая мочу, стекавшую по подбородку на груди и живот. Когда поток иссяк, Мари посмотрела на немку сверху вниз. На нее глянули чистые голубые глаза, с собачьей преданностью уставившиеся на новую хозяйку. Перевоспитание Гретхен свершилось полностью.
— Ты испачкала пол, — ласково сказала ей Мари, — почисти его.
Гретхен тут же склонилась и принялась безропотно вылизывать пол, очищая его от лужиц мочи. Мари поставила ногу на женскую голову, направляя ее движения и посмотрела на сидевших на койках мулаток.
— Она ваша на эту ночь, — Мари убрала ногу с головы немки и пнула ее под зад, — развлекайтесь!
Она развалилась на своей койке, мастурбируя и наблюдая, как мулатки со смехом затаскивают медсестру на одну из коек. В свое время они услышали немало оскорблений от этой надменной стервы и теперь им не терпелось поквитаться с ней. Для начала они тоже по очереди помочились в рот нацистке, затем Гретхен старательно лизала черные ноги, киски и задницы. Ее таскали за волосы, пороли ремешком от медхалата, садились на лицо и выкручивали соски, выщипывали волоски из промежности. Немку заставили вылизать весь пол в комнате, периодически хлопая ее по заднице. Под конец, разошедшиеся черные девушки опрокинули одну из коек и заставили Гретхен трахнуть себя одной из ножек кровати. Все это время они обзывали немку самыми грязными ругательствами, которые им только пришли на ум. Глядя на все это и Мари несколько раз кончила от собственных пальцев.
Наконец, под утро, утомившиеся от секса мулатки отпустили Гретхен. Но перед тем как уйти, немка подползла к Мари и коснулась губами ее ног. Мари, ласково погладив ее по голове, разрешила ей уйти. В голубых глазах Гретхен мулатка прочла все, что ей нужно — у нее появилась очередная, на все согласная, белая рабыня.
Утром, во время очередного обхода, Мари и ее соседки нагло лапали немецкую медсестру, едва доктор Майер отворачивался. Затем Иветта, Анжела и Гретхен прошли в женский туалет, где мулатки смогли еще раз изощренно-унизительно поиметь нацистку. К вечеру Грехтен должна была сменить Сигрун, однако Мари велела немке задержаться на «верхней» смене — благо Майер снова напился и был только рад, если за пленницами присмотрят медсестры. Мари и прочие мулатки уже предвкушали сексуальное использование сразу двух белых девушек.
Однако к вечеру, Сигрун пришла не одна — вместе с ней пришли трое дюжих охранников — не немцев, обслуги из гаитян. Они тащили под руки черную девушку, выглядевшую как-то странно — впрочем Мари, выглянувшая было из комнаты, увидела ее только мельком, прежде чем негритянку занесли в сестринскую. Туда же поспешила Гретхен. Затем Мари пришлось спрятаться — по коридору, пошатываясь, шел Майер. В сестринской он, впрочем, не задержался — минут через десять он вышел, бросив мимоходом « справитесь и без меня» и прошел обратно, распространяя сильный запах спиртного. Дождавшись пока Майер уйдет к себе, Мари выскользнула из комнаты и быстрым шагом направилась к помещению для сестер. Еще подходя к двери, она услышала раздраженные возгласы Гретхен и мягкое увещеванье Сигрун, которым возражал молодой девичий голос.
— Что тут происходит? — Мари вошла в комнату. Посреди нее стояла каталка, над которой склонились две медсестры, покрасневшие от усилий. На ней лежала молодая черная девушка — не мулатка, чистокровная негритянка, шестнадцати-семнадцати лет. Лицо ее, ранее, видимо, весьма симпатичное, сейчас уродовал большой синяк, настолько распухший, что почти скрывал правый глаз. Белую простыню покрывали пятна крови, сочившейся из разбитого носа. В эту простыню девушка и куталась, не желая показываться белым женщинам.
— Кто она такая? — Мари требовательно посмотрела на Сигрун.
— Девушка, снизу, — ответила датчанка, — не хочет говорить, что с ней.
— А то не понятно, что, — буркнула Грехтен, — опять Ганс руки распускал, похотливый кабан. Чем ты его опять рассердила?
— Опять? — приподняла бровь Мари.
— Да, — ответила Гретхтен, — своенравная девка, с гонором. Уже не первый раз ее так воспитывают, все без толку. Глупая и злобная дикарка, то есть ой... — немка осеклась, заметив как гневно сверкнули глаза Мари.
— Ясно, — процедила та, — ну-ка, оставьте нас вдвоем.
— Но Мари, — растерянно произнесла датчанка.
— Я сказала — брысь отсюда!
Сигрун и Гретхен переглянувшись, вышли из сестринской. Когда за ними закрылась дверь, Мари обернулась к девушке, смотревшую на нее с недоумением и с интересом.
— Как тебя зовут, дитя?
— Жюли, — осторожно произнесла негритянка.
— Они говорили правду, Жюли? — Мари села на стул рядом с попятившейся от нее гаитянки.
— А тебе то что, — буркнула негритянка, — ты вообще кто такая?
— Друг, — улыбнулась Мари.
— Здесь не может быть друзей, — убежденно сказала Жюли, — и то, что у тебя черная кожа ничего не значит. У тех уродов, что привели меня сюда она тоже черная. И у Макудаля.
— Они враги, — согласилась Мари, — а я хочу помочь тебе.
— Что, — рассмеялась Жюли, — хочешь уговорить меня раздвигать ноги перед этими ублюдками?
— Именно так, — сказала Мари. Жюли зашипела, как разъяренная кошка, ее