Как Иван-царевич любовь свою отыскал. Часть 4
Накинул Иван-царевич плащ-невидимку, подхватил любимую свою супругу на руки, спрятав её под полами плаща, да и вышел вон. И двинулся он по коридорам замка, спеша вынести Василису к желанной свободе, да отыскать сундук с погибелью Кощеевой.
- Скажи, ласточка моя, где у Кощея сад? – спросил он Василису.
- Зачем тебе, Ванюша?
Рассказал царевич ей, что хочет смерть Кощея достать.
- Ой, Ванечка, неправду Горыныч сказал тебе, - неожиданно заявила Василиса.
- Как это? – Иван аж застыл на месте и сильнее сжал жену в своих руках.
- А так, сокол мой, носит Кощей на груди оберег. Точно глаз его, тёмно-синий, глубокий. И однажды он похвалился мне, что, дескать, в этом-то обереге и спрятана его погибель.
- И ты ему веришь?! – Иван с сомнением смотрел на Василису.
- Верю, Ванечка, верю. Я же сама эту иглу видела.
- Это что же, выходит, смерть всё-таки в игле?
- Да, милый, смерть – в игле, а сама-то игла ‒ в камне драгоценном. Он ещё тогда сказывал мне, что ежели стану я его женой, то он мне доверит хранить тот кулон и беречь его пуще глаза. Дескать, никто лучше супруги не сохранит его. И знаешь, Ваня, - Василиса задумалась на мгновение, - сдаётся мне, что не злодей он…
Признание жены так ошарашило царевича, что он остановился.
- Да, что ты такое говоришь?! Кощей – не злодей?! Василиса, да в своём ли ты уме?
- Ванечка, сокол мой, не гневись! Он, конечно, злой и … - Василиса опустила голову, - но … Его ведь никто не любит, понимаешь?
- Ага! Его никто не любит и поэтому он стал супостатом! Василиса, ты под чарами его! Нет, надо скорее выносить тебя из проклятого места, - и царевич прибавил шагу.
- Ваня, Ванюша, вот всегда ты торопишься! – зашептала ему жена. – Да посуди сам, ежели человека никто не любит, так он же на целый свет зло таить начинает, счастью чужому завидует... Слышала я, что была у него любовь когда-то. Да только он не сберёг то, что имел, растерял. Не разглядел счастья своего.
- Ну… не знаю… - Ивана одолевали сомнения, слова Василисы показались ему разумными.
Однако уж больно по-бабьи всё это выходило. Влюблённый Кощей! Да разве ж может быть такое?! Нет, уж его голубушка чересчур мягка сердцем. Вроде и не дура баба, да только в корень не зрит. «Игла, может статься, и в кулоне, - прикидывал царевич, - но про доброту его – всё сказочки для детей малых. Всякое во свете деется, но не такое».
- А почему же тогда Горыныч соврал? – спросил он.
- Не знаю… Может, он просто не знал про самоцвет. Кощей ведь мог иглу из сундука вынуть и в камень перепрятать, - предположила Василиса. – Ванюша, а у меня план есть, как иглу добыть, - вдруг сказала она, лукаво улыбаясь.
- Говори, - улыбнулся в ответ царевич.
Приблизившись ротиком к уху мужа, зашептала, жарко опаляя его своим дыханием. Едва удержался Иван, чтобы не облобызать её прямо здесь, под сводами Кощеевого замка.
- Нет, ни за что! – отрезал он, услышав план Василисы.
- Ну, Ванюша, Ванюшенька, - заканючила она, - почему же нет? Чем плох мой план?
- Всем. И не перечь! А не то осерчаю и отшлёпаю по задочку твоему, - пригрозил строгий муж, сводя брови.
- Ну…
- Нет! Ты жена мне, али кто?
- Жена, милый, жена…
- Вот. А посему слушать должна. И не перечить! А сделаем мы иначе.
***
Яга сидела перед зеркалом и молча перебирала украшения в шкатулке. Вот гурмыцкое ожерелье ‒ дар красавца купца, из-за морей привезённый. Розовый крупный жемчуг оттеняет нежную кожу шеи красавицы. А вот на ладони лежит синий баус. До сих пор помнит она глаза того, кто похитил её сердце. А теперь только и осталось у неё, что вот этот кулон с чудесным сапфиром. Смотрит она в него и как наяву видит.
Широкое ложе. Два тела сплелись в жарких объятиях.
- Моя! Только моя будешь! – шепчет пылкий любовник, лобзая пышную грудь. Ненасытные губы блуждают по прекрасному телу рыжеволосой юной чаровницы. Плоский живот опаляют их прикосновения. Стонет дева, трепещет, вплетает пальцы в волосы любимого. А поцелуи перемещаются всё ниже. Вот он ласкает внутреннюю сторону широких бёдер, разводит их. На мгновение замирает и смотрит ей в глаза. Изумрудный взгляд красавицы затуманен, уста алые горят, как и её цветок меж ног.
- Милый, я сгораю…- признаётся дева.
- Сейчас, ведьмушка моя сладкая, сейчас, - его язык скользит по лону точно на качелях ‒ снизу-вверх, сверху-вниз, заставляя деву стенать и выгибаться.
Тонкие пальцы впиваются ему в волосы. А голодный язык устремляется глубже: уже проникает в горячий грот рыжеволосой прелестницы. Она кричит и начинает двигать бёдрами, стараясь пропустить язык любовника дальше. И взорвавшись в безумном освобождении, одаривает его рот сладким любовным напитком.
Вдруг громкий стук в двери прервал сладостное видение Бабы Яги. Изба закудахтала, заквохтала и заплясала на месте.
- А ну, стой! – поморщившись, вскричала ведьма. – Кого там нелёгкая принесла? – спросила недовольно. - Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
- Открывай, Яга, некогда мне с тобой по попусту воду в ступе толочь, присказки твои выслушивать! – послышался женский голос.
- Ишь ты, какая прыткая! – проворчала ведьма.
Открыв скрипучую дверь, удивлённо застыла на месте.
- Вот дела так дела! Люди добрые, гляньте! Совсем наша сорока хватку теряет! По лесу сама Василиса идёт, такая новость, а она – ни сном, ни духом. Ну, проходи, проходи, сердешная!
- Здравствуй, Баба Яга, - в избушку лесной ведьмы вошла Василиса собственной персоной.
Лицо её запылилось, волосы из косы выбились, сарафан помялся.
- Входи, входи, - засуетилась Яга. – Чайку с дороги? Вижу, притомилась ты.
- Некогда чаи распивать! – отрезала Василиса. – По делу я.
- Ага, вижу, - Яга улыбнулась и подмигнула зелёным глазом, кокетливо поправила платок, - ко мне иначе не захаживают. С Иваном что?
От этого её вопроса из глаз красавицы хлынули слёзы, сквозь рыдания она стала рассказывать.
- Пропал мой Ванюша! Совсем пропал! Ежели ты не поможешь, сгинет он у Кощея.
- А ну, прекрати реветь! – прикрикнула хозяйка избы. – Говори толком. Тебя-то спас, живёхонька. Так что у вас произошло?
- Он… он… сказал, чтобы я его дожидалась… Плащ дал, а сам вернулся во дворец. И не пришёл… Я видела, как стража поволокла его куда-то. А я кинулась на берег… Там нас Горыныч должен был забрать и перенести с острова. Он меня не хотел переносить… Но я уговорила. И решила к тебе отправиться… Ванечку спасать надо!
Внезапно она резко замолчала и с изумлением уставилась на шкатулку с украшениями.
- Откуда это у тебя? – спросила, нахмурившись.
- Что? А это, - ведьма улыбнулась, - так, цацки…Ну, сама же понимаешь, женщина я интересная… Поклонников много, подарочки дарят…
- Нет! Вот это, - Василиса шагнула и взяла в руки кулон красоты невиданной, – вот это откуда у тебя?
В тёмно-синей глубине камня виделись какие-то клубящиеся вихри. Казалось, в сапфире что-то постоянно меняется и один вихрь сменяется другим. Всё это великолепие было оправлено в изящную золотую вязь и подвешено на крупной золотой цепи.
- Скажи, ласточка моя, где у Кощея сад? – спросил он Василису.
- Зачем тебе, Ванюша?
Рассказал царевич ей, что хочет смерть Кощея достать.
- Ой, Ванечка, неправду Горыныч сказал тебе, - неожиданно заявила Василиса.
- Как это? – Иван аж застыл на месте и сильнее сжал жену в своих руках.
- А так, сокол мой, носит Кощей на груди оберег. Точно глаз его, тёмно-синий, глубокий. И однажды он похвалился мне, что, дескать, в этом-то обереге и спрятана его погибель.
- И ты ему веришь?! – Иван с сомнением смотрел на Василису.
- Верю, Ванечка, верю. Я же сама эту иглу видела.
- Это что же, выходит, смерть всё-таки в игле?
- Да, милый, смерть – в игле, а сама-то игла ‒ в камне драгоценном. Он ещё тогда сказывал мне, что ежели стану я его женой, то он мне доверит хранить тот кулон и беречь его пуще глаза. Дескать, никто лучше супруги не сохранит его. И знаешь, Ваня, - Василиса задумалась на мгновение, - сдаётся мне, что не злодей он…
Признание жены так ошарашило царевича, что он остановился.
- Да, что ты такое говоришь?! Кощей – не злодей?! Василиса, да в своём ли ты уме?
- Ванечка, сокол мой, не гневись! Он, конечно, злой и … - Василиса опустила голову, - но … Его ведь никто не любит, понимаешь?
- Ага! Его никто не любит и поэтому он стал супостатом! Василиса, ты под чарами его! Нет, надо скорее выносить тебя из проклятого места, - и царевич прибавил шагу.
- Ваня, Ванюша, вот всегда ты торопишься! – зашептала ему жена. – Да посуди сам, ежели человека никто не любит, так он же на целый свет зло таить начинает, счастью чужому завидует... Слышала я, что была у него любовь когда-то. Да только он не сберёг то, что имел, растерял. Не разглядел счастья своего.
- Ну… не знаю… - Ивана одолевали сомнения, слова Василисы показались ему разумными.
Однако уж больно по-бабьи всё это выходило. Влюблённый Кощей! Да разве ж может быть такое?! Нет, уж его голубушка чересчур мягка сердцем. Вроде и не дура баба, да только в корень не зрит. «Игла, может статься, и в кулоне, - прикидывал царевич, - но про доброту его – всё сказочки для детей малых. Всякое во свете деется, но не такое».
- А почему же тогда Горыныч соврал? – спросил он.
- Не знаю… Может, он просто не знал про самоцвет. Кощей ведь мог иглу из сундука вынуть и в камень перепрятать, - предположила Василиса. – Ванюша, а у меня план есть, как иглу добыть, - вдруг сказала она, лукаво улыбаясь.
- Говори, - улыбнулся в ответ царевич.
Приблизившись ротиком к уху мужа, зашептала, жарко опаляя его своим дыханием. Едва удержался Иван, чтобы не облобызать её прямо здесь, под сводами Кощеевого замка.
- Нет, ни за что! – отрезал он, услышав план Василисы.
- Ну, Ванюша, Ванюшенька, - заканючила она, - почему же нет? Чем плох мой план?
- Всем. И не перечь! А не то осерчаю и отшлёпаю по задочку твоему, - пригрозил строгий муж, сводя брови.
- Ну…
- Нет! Ты жена мне, али кто?
- Жена, милый, жена…
- Вот. А посему слушать должна. И не перечить! А сделаем мы иначе.
***
Яга сидела перед зеркалом и молча перебирала украшения в шкатулке. Вот гурмыцкое ожерелье ‒ дар красавца купца, из-за морей привезённый. Розовый крупный жемчуг оттеняет нежную кожу шеи красавицы. А вот на ладони лежит синий баус. До сих пор помнит она глаза того, кто похитил её сердце. А теперь только и осталось у неё, что вот этот кулон с чудесным сапфиром. Смотрит она в него и как наяву видит.
Широкое ложе. Два тела сплелись в жарких объятиях.
- Моя! Только моя будешь! – шепчет пылкий любовник, лобзая пышную грудь. Ненасытные губы блуждают по прекрасному телу рыжеволосой юной чаровницы. Плоский живот опаляют их прикосновения. Стонет дева, трепещет, вплетает пальцы в волосы любимого. А поцелуи перемещаются всё ниже. Вот он ласкает внутреннюю сторону широких бёдер, разводит их. На мгновение замирает и смотрит ей в глаза. Изумрудный взгляд красавицы затуманен, уста алые горят, как и её цветок меж ног.
- Милый, я сгораю…- признаётся дева.
- Сейчас, ведьмушка моя сладкая, сейчас, - его язык скользит по лону точно на качелях ‒ снизу-вверх, сверху-вниз, заставляя деву стенать и выгибаться.
Тонкие пальцы впиваются ему в волосы. А голодный язык устремляется глубже: уже проникает в горячий грот рыжеволосой прелестницы. Она кричит и начинает двигать бёдрами, стараясь пропустить язык любовника дальше. И взорвавшись в безумном освобождении, одаривает его рот сладким любовным напитком.
Вдруг громкий стук в двери прервал сладостное видение Бабы Яги. Изба закудахтала, заквохтала и заплясала на месте.
- А ну, стой! – поморщившись, вскричала ведьма. – Кого там нелёгкая принесла? – спросила недовольно. - Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
- Открывай, Яга, некогда мне с тобой по попусту воду в ступе толочь, присказки твои выслушивать! – послышался женский голос.
- Ишь ты, какая прыткая! – проворчала ведьма.
Открыв скрипучую дверь, удивлённо застыла на месте.
- Вот дела так дела! Люди добрые, гляньте! Совсем наша сорока хватку теряет! По лесу сама Василиса идёт, такая новость, а она – ни сном, ни духом. Ну, проходи, проходи, сердешная!
- Здравствуй, Баба Яга, - в избушку лесной ведьмы вошла Василиса собственной персоной.
Лицо её запылилось, волосы из косы выбились, сарафан помялся.
- Входи, входи, - засуетилась Яга. – Чайку с дороги? Вижу, притомилась ты.
- Некогда чаи распивать! – отрезала Василиса. – По делу я.
- Ага, вижу, - Яга улыбнулась и подмигнула зелёным глазом, кокетливо поправила платок, - ко мне иначе не захаживают. С Иваном что?
От этого её вопроса из глаз красавицы хлынули слёзы, сквозь рыдания она стала рассказывать.
- Пропал мой Ванюша! Совсем пропал! Ежели ты не поможешь, сгинет он у Кощея.
- А ну, прекрати реветь! – прикрикнула хозяйка избы. – Говори толком. Тебя-то спас, живёхонька. Так что у вас произошло?
- Он… он… сказал, чтобы я его дожидалась… Плащ дал, а сам вернулся во дворец. И не пришёл… Я видела, как стража поволокла его куда-то. А я кинулась на берег… Там нас Горыныч должен был забрать и перенести с острова. Он меня не хотел переносить… Но я уговорила. И решила к тебе отправиться… Ванечку спасать надо!
Внезапно она резко замолчала и с изумлением уставилась на шкатулку с украшениями.
- Откуда это у тебя? – спросила, нахмурившись.
- Что? А это, - ведьма улыбнулась, - так, цацки…Ну, сама же понимаешь, женщина я интересная… Поклонников много, подарочки дарят…
- Нет! Вот это, - Василиса шагнула и взяла в руки кулон красоты невиданной, – вот это откуда у тебя?
В тёмно-синей глубине камня виделись какие-то клубящиеся вихри. Казалось, в сапфире что-то постоянно меняется и один вихрь сменяется другим. Всё это великолепие было оправлено в изящную золотую вязь и подвешено на крупной золотой цепи.