целочки, пешечки вы мои ладейные. Юдит и Жужа Полгар, близняшки-сестры-недавашки. Больно надо мне тут с вами… Так много мужчин вокруг, и так мало времени!
Рассыпчатые мадьяры оживают, слыша знакомые имена. Тропарёв:
– Больно тебе еще будет.
Немцов скрывается за ширмой у выхода. Тропарёв:
– Ненавижу суку!
– Ничего, Тропарёв, и на его улице будут похороны…
Я захлебываюсь хлоркой:
– Тропарёв, ты посмотри на себя. Вылитая Жужа! Двухметровая глистапёрая Жужа!
Тропарёв топит меня. Глотка всасывают хлор – я и в воде продолжаю ржать.
– Ну что, кто из нас Жужа? – Тропарёв доволен своей победой.
– Стой! Идем отсюда! Быстро!
– Что случилось? – Тропарёв растерянно моргает длинными ресницами, – Извини, я ж шутя.
– Тихо! Кажется, я нашел ход!
Мы несемся в гостиницу, расталкивая очумевших от бабьего лета мадьяров. Те, что в «Геллерте», вообще по углам попрятались, когда мы выбегали из бассейна, выкрикивая непонятные русские слова.
– Так я и думал! Вот, смотри. Мадьяр наверняка записал ферзя на е5. Конь твой повисает, но это фигня. Он подключит башню, ты сдашь ему лошадь, а сам вот сюда, понял?
– Вечный шах?
– Да, Тропарёв! – ору и вешаюсь на жирафьей шее.
Прибегает Мастер. Бедняга подумал, что мы тут из Немцова Зою Космодемьянскую делаем. Не найдя Немцова, находит нас в обнимку.
– Извините.
Тропарёв:
– Да нет, Мастер, нет, не то! Митяй ничью нашел!
Показываю. Мастер с дрожью в голосе:
– Запомните, пацаны, на этом свете есть вещь поважнее всех этих бирюлек.
Сметает фигуры с доски:
– Стойте друг за друга.
Плачет. Тропарёв тоже. Я моргаю часто-часто.
Противозачаточный мадьяр, похоже, и анализ не делал, веря в то, что Тропарёв сдастся без доигрывания. Олежка ничего не забыл (этого мы с Мастером боялись больше всего). Мадьяр сидел, офонаревший, когда Тропарёв подозвал судью и попросил зафиксировать трехкратное повторение ходов.
Я не знаю, кто из нас был самый счастливый, когда Тропарёву вручали удостоверение международного мастера. Зато могу сказать точно, кто грыз от зависти ногти.
Обратная дорога. Поддавки с Тропарёвым.
– Митяй, а давай, заключим взаимовыгодный договор, а? Я тебя научу быть непобедимым в поддавки, а ты за это поработаешь над моими дебютами?
– Согласен, а то ты так всю жизнь на флажке и провисишь, тратя по два часа на поиски ферзя. А ещё… ещё я займусь твоей физподготовкой, ты у меня в день по два часа на турнике висеть будешь, понял, глист?
Легкий подзатыльник.
– Ну, каланча, ща ты у меня получишь!
Часом позже самый большой мой недостаток – девственность – был устранен тропарёвским достоинством…
Я оставил активные шахматы и поступил в институт физкультуры на «пед». Каждое утро будильник звонит в шесть. Кто рано встает, тому Тропарёв дает… На тормошение моей каланчи и приведение ее в вертикальное положение уходит ровно десять минут. Потом пять кэмэ пробежка. Потом турник и гири. Тропарёв у меня теперь качок. Ну ...не совсем качок, но уже и не глист в томате. Потом бабка: «Извольте ручку позолотить, а то вечером свои хуи сосать будете вместо ужина». Потом у меня институт, а у Тропарёва восемь часов теории. По написанной мною программе. Прихожу – проверяю. Жизнь прекрасна, в какой бы позиции она ни проводилась…
Совместное введение хозяйства прерывается, когда мы едем с Тропарёвым на турнир. Пожалуй, единственный случай в мировой практике шахмат, когда тренер моложе ученика. На людях он меня называет только Мастером. И не мудрено – дома я продолжаю его обыгрывать. Особенно в поддавки.
Бабка снова запыхтит «беломориной», заставит нас присесть на дорожку, подопрет руками толстые щеки и затянет свою извечную песню: «Во-о-от, приедете через три недели, а я тут буду валяться, дохлая и вонючая». Но сегодня она выдаст другое:
– Во-о-от, вы нашли друг друга, и не нужна я вам стала, старая перечница…
Я встану, заброшу на плечо Тропарёва свою спортивную сумку и начну возмущаться:
– Ну ни фига себе, как это не нужна?! А кто нас обстирывать будет, позвольте спросить? Ты ж, карга старая, с нас аванс на три года вперед взяла!
Тропарёв встанет, забросит на свободное плечо свою спортивную сумку и подытожит:
– Стухни, старая лесба.