догадках, куда он мог подеваться и что мне сейчас следует предпринять. И вдруг ... Голову словно зажали в тиски! Нет! Только не это!
Я помчался, туда, назад, к толпе, расталкивая отдыхающих и сбивая не успевших отскочить толстых теток. Я рычал и бился, прокладывая себе путь вперед, уже точно зная, что там увижу...
Палыч стоял на коленях перед телом Сашки. В его ладони была Сашкина рука, которую он медленно гладил. Смотрел он куда-то в сторону, его губы шевелились. Все вокруг замерли, и в полном безмолвии стал слышен его свистящий шепот: - Уже никогда, мой мальчик ...
Появились два санитара с носилками и стали деловито укладывать на них Сашку. Мешала его рука, зажатая в ладонях Палыча. С трудом они высвободили её. Палыч как будто очнулся, наклонился, поцеловал Сашку в лоб, встал и поплелся прямо сквозь заросли, не разбирая дороги. Он прошел в метре от меня. Я втянул голову, но это было лишним - он и так бы ничего не увидел. Это были глаза сумасшедшего ...

8.Сашка и Палыч

Была кромешная тьма, когда я вполз в его номер. Я не черта не видел. Было тихо и страшно, но не от этого я дрожал: где-то там, впереди, билась в агонии искалеченная душа Палыча, которую я боялся доконать.
Глаза привыкли к темноте, и я увидел эту глыбу, валяющуюся на ковре. Он лежал на спине, мотал головой из стороны в сторону и мычал мотив какой-то колыбельной. Я полз и полз, подбираясь все ближе, пока не наткнулся на пустую бутылку. Он пьян. Может так и лучше.
Я тронул его за плечо. Он затих, приоткрыл один глаз, уставился. Его рука медленно ощупала мое лицо. Он глубоко вздохнул: - Ну, и как там, в раю, Сашка? - Потом замахал руками, как бы отгоняя наваждение, и опять замер.
- Голова болит, Палыч! Мне бы укольчик! - Я говорил спокойно, буднично, а он дико таращил на меня глаза. Потом суетливо стал подниматься: - Это мы сейчас, быстренько, в один момент! - И вдруг с диким криком: - Са-а-а-шка-а-а! - набросился на меня. Он сжимал мои плечи, руки, то отстраняясь, чтобы удостоверится, что все это наяву, то яростно стискивая в объятиях. Рычание перемешалось с безумным хохотом. Потом вдруг сгреб меня, прижал так, что я еле мог дышать, и забился в рыданиях ...
... Мы лежали на ковре. Уже давно утихли судорожные всхлипы, ровнее стало его дыхание. И только руки все также крепко сжимали, защищая от всех бед мира. И в абсолютной тишине я ясно услышал: - Ты у меня есть! И будешь всегда! Тебя мне вернул бог! Я ничего не понимаю, но так, наверное, бывает. Но когда-нибудь, Сашка, ты мне всё-всё расскажешь ...
Черта с два! Я твердо знал только одно, что с этого момента Сашка у него останется навсегда.