Гомоборцы. Часть 3

Лучи заходящего солнца косо бьют в окно, высвечивая запылённость давно не мытых стёкол... сорок лет прошло-промелькнуло, как один миг, и - Гоблин Никандрович Гомофобов, активист движения "За моральное возрождение", как сорок лет назад, размашисто двигает бёдрами, совершает с лежащим на спине Колькой половой акт; вжик... вжик... - скрипят пружины кровати... "бывает нечто, о чём говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже..." - не сегодня сказал мудрый Екклесиаст; и ещё он сказал: "что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем"... да, ничего нет нового: это было - прежде; это есть - сейчас; это будет - впредь, - это было, и это будет - всегда, и никакие запрещающие законы никогда не смогут этого уничтожить... но многие ли тогда, сорок лет назад, видели дальше собственного носа? Да и так ли уж многие видят дальше собственного носа сегодня? Жизнь - сама жизнь - всегда и сложнее, и проще, чем самые внятные её объяснения... лучи заходящего солнца косо бьют в окно, высвечивая запылённость давно не мытых стёкол, - сорок лет назад Гоблину было едва за двадцать - и что он тогда, сорок лет назад, знал об однополом сексе?
Ничего он не знал! То есть, знал он, что это - в кайф... и ещё он знал, что это - преступление... хотя последнего он, Гоблин, искренне не понимал: почему преступлением считается то, что в кайф - обоим? Но поскольку тогда, сорок лет назад, "общественное" однозначно и неоспоримо довлело над "личным", то не было ничего удивительного в том, что молодой Гоблин, оказавшись перед угрозой разоблачения своих "извращенных" - "преступных"! - деяний, перепугался основательно - не на шутку... да и как ему было не перепугаться? Если бы Гоблин от рождения был приверженцем однополой любви, осознающим эту приверженность как неизбежную составляющую своей сексуальности, и даже шире - своей человеческой сути, то и сценарий его поведения был бы, наверное, иным... но Гоблин на этом тайном пути был обычным - банальным - "попутчиком": не испытывая в однополом сексе какой-либо внятно осознаваемой потребности, он никогда - ни в школе, ни в армии, ни после армии - не искал партнёров сам: не было у него такой потребности... и в то же время он не шарахнулся прочь от молодого командира взвода, когда тот неожиданно выбрал его, младшего сержанта - командира отделения, своим сексуальным партнёром... это оказалось в кайф, и - вкусив этот кайф однажды, полный сил Гоблин, вернувшись из армии, вполне адекватно отреагировал на такое же желание молодёжного секретаря, - не предаваясь изнуряющему самоанализу, не испытывая какой-либо рефлексии по поводу своей "извращенной", как тогда считалось, сексуальности, и уж тем более не чувствуя в душе какого-либо негативного отношения к однополому сексу, молодой, полный жизненных сил Гоблин плыл по течению, трахая с равным успехом и свою Дульсинею, и молодёжного секретаря - всё было Гоблину в кайф, и плыл бы он так ещё бог знает сколько, если б не случилось то, что случилось... Что именно случилось в пионерском лагере - как и чем утративший самоконтроль молодёжный секретарь хотел-пытался изнасиловать пионера, Гоблин не узнал никогда, - дело это замяли, и даже слухи, как этого можно было бы ожидать, не поползли по городу; секретарь оказался в областной больнице - на допрос Гоблина никто не вызвал, никто ни о чём его не спрашивал, и можно было бы успокоиться, сказав себе мысленно "пронесло"... но те несколько дней, что перепуганный Гоблин ждал вызова на допрос, дорого ему стоили: проклиная в душе свою "половую неразборчивость", на все лады кляня молодёжного секретаря, позарившегося на пионерский член, Гоблин дал себе слово, что впредь он никогда - никогда! - не будет ввязываться в подобные дела... и это были не пустые слова; через месяц женившись на Дульсинее, Гоблин рассчитался на работе и, предварительно созвонившись с дядькой, живущем на Крайнем Севере, рванул туда - на заработки, или, как тогда говорили, за "длинным рублём"... сначала поехал один - устроился на работу, получил в общежитии, где жили семейные, комнату, а спустя месяц к нему приехала Дульсинея - законная жена... и потекла-полетела жизнь, - тридцать лет прожил Гоблин на Севере... тридцать лет! Там родилась и выросла дочь... там он заочно окончил институт - получил высшее образование... там он, Гоблин, пошел на пенсию... жизнь пролетела, как один миг! Впрочем, жизнь всегда пролетает - как миг... вспоминал ли он свои однополые связи - думал ли он об этом? Нет. Никогда ничего он не вспоминал - не фиксировал память на том, как, бывало, он и как - его... а если и вспоминал, то мимолётно и отстранённо, каждый раз думая об этом так, словно всё это было не с ним... да и чего было обо всём этом вспоминать - чего было думать? Было - и было... мало ли чего ни бывает в жизни! Какой-либо любви ни с младшим лейтенантом, ни тем более с молодёжным секретарём у него не было, а что касается секса... не вспоминал об этом Гоблин - не было нужды; никогда и ничего он об этом не думал - не испытывал он в этом никакой потребности, и потому... потому он даже помыслить не мог, что пройдут, пролетят годы-десятилетия, и в свои шестьдесят лет...
Вжик... вжик... - скрипят пружины кровати, - сладострастно двигая бёдрами, Гоблин Никандрович с наслаждением скользит напряженно твёрдым членом в горячем, туго обжимающем Колькином очке... "идёт ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своём, и возвращается ветер на круги свои" - говорил мудрый Екклесиаст, - заработав на Крайнем Севере пенсию, Гоблин и жена его, располневшая Дульсинея, вернулись, как принято говорить на Севере, "на землю" - осели в одном из среднерусских городов, благо квартира в этом утопающем в зелени городе была приобретена ими заблаговременно... и казалось бы - жить да жить, но жизнь неожиданно дала трещину: Гоблин Никандрович, оказавшись на пенсии, вдруг увлекся общественной деятельностью, причем, увлекся он этой деятельностью так серьёзно и основательно, что перестал Дульсинею замечать... и то ли причиной охлаждения между Гоблином и Дульсинеей стало именно это, то ли просто они оба в какой-то миг почувствовали, что невольно устали друг от друга за более чем тридцатилетнюю совместную жизнь, а только в один прекрасный день верная Дульсинея, оставив Гоблина одного, вернулась опять на Север - уехала к дочке нянчить второго внука, - нет, они не ссорились, не делили имущество, ничего не выясняли... просто стали жить врозь - только и всего. А может быть... может быть, никогда никакой любви у Гоблина к Дульсинее не было вообще - и вся его торопливая женитьба была лишь следствием леденящего душу страха, что известными станут его "половые извращения" с молодёжным секретарем, погоревшем на своей склонности к однополому сексу?
Женитьба - как наглядное свидетельство "сексуальной благонадёжности", как публично демонстрируемый показатель "сексуальной правильности" - этакое алиби... может быть, для молодого Гоблина, с одинаковым успехом трахавшего и Дульсинею, и молодёжного секретаря,