не докатится, если он вдруг вздумает пуститься во все тяжкие. Так лицемерно урезонивал себя А., нервически теребя бахрому на ремнях безопасности. Самую неприятную мысль, оправдание которой найти было бы невозможно, он предусмотрительно выдворил за пределы активного сознания. Да, его темное влечение к единокровному родственнику, осиротевшему юноше, находящемуся на перепутье правильных и ложных жизненных установок, было глубоко противоестественно и подло. Мы знаем, что нам не дано предугадать крамольных мыслей и желаний, спонтанно родящихся у нас в голове, но каждому из нас дана моральная воля не претворять их в реальный акт. У А. этой воли не было. Будучи по натуре убежденным гедонистом, он решил для себя однажды, что единственный способ избавиться от навязчивого желания – это удовлетворить его. Его попытки взять на себя роль порядочного и ответственного за свои поступки отца, продиктованные, кстати, лучшими сторонами его натуры, не возымели действия. Он хочет парнишку, хочет до ломоты в чреслах, значит, он его получит, и будет получать до тех пор, пока дракон не сложит головы. Уговорив свою совесть, весь оставшийся путь он провел в приподнятом расположении и даже испытал с миловидной стюардессой несколько приятных мгновений в кабинке бортового туалета.

Дожидаясь прихода ночи, он обошел хозяйство сестры, выполнил мелкую починку, где требовалось, прибил новые полки для горшков с цветами. Похоронив мужа, молодая вдова находила утешение в выращивании экзотических кустов. Закончив с делами, он принял душ и, врубив спортивный канал, завалился на диван. Дом был пуст. Хозяйка была на работе, Гио еще не вернулся с занятий. Опустошив бутылку ледяного пива, А. повернулся спиной к экрану и, убаюканный пронзительным ором футбольных болельщиков на стадионе, провалился в сон.
Далеко за полночь, когда в саду ухал филин, а ветви деревьев ломились в челюстях дикого мартовского ветра, дверь в спальню Гио, скрипнув петлей, растворилась. А. прошел в комнату, мягко ступая по толстому ворсистому паласу. У изголовья кровати неоновым глазом светилось табло электронного будильника. Его неверный свет падал на шею и плечи спящего парня, расходясь по коже причудливым узором. Гио спал на животе, лицо его было уткнуто в подушку. Разбросав ногами простыни, он вольно сопел, подставив тело прохладе, рвущейся в щели неплотно прикрытого окна. А. подошел ближе: легкий запах свежего молодого пота коснулся его чутких ноздрей, заставив их хищно раздуться. На парне была белая майка на лямках, выгодно оттеняющая его гибкое смуглое тело. Опустившись на одно колено, А. осторожным движением пальца поддел светлый кусочек хлопка и задрал майку до лопаток. Почти не прикасаясь, провел подушечкой пальца по натянутой бечеве позвоночника, вызвав у спящего короткую дрожь. Затем пересохшими губами коснулся хрупкой косточки у самого основания спины, прямо над резинкой узких плавок. Гио издал глухой звук, похожий на смешок, но не проснулся, а лишь дернулся в сторону. Зацепив ногтем резинку трусов, А. приспустил их, обнажив упругие, покрытые бархатной кожей сферы ягодиц. Поведя по ним губами, почти уткнувшись носом в пряную расщелину между ними, он хрипло выдохнул, как бык на случке. Кровь забилась в его висках. Грубо щипнув спящего в чувствительном месте на боку, он разбудил его. Гио приподнял голову и непонимающе уставился на него:
- Ты что тут делаешь?
- Тобой любуюсь, - зло прошептал в ответ А., поднимаясь на ноги. Ему стало муторно от проделанного, но желание никак не хотело улечься. Сев на кровать, в ногах Гио, он отвернул лицо к окну.
- А что, днем не успел налюбоваться? – едкая ирония прозвучала в голосе племянника. Он тоже уселся в постели, подтянув колени к подбородку, и сонно улыбнулся. Он знал, что все так и случится, знал с того самого момента, как А. впервые шагнул в их дверь в качестве нового главы семьи. Более того, втуне он ждал этого с нетерпением, холя свое воздержание во имя святой дружбы с Маликом. Его двойственная, женская суть, познав искус, уже не ведала покоя в отсутствие грубоватой мужской ласки. Семя, пролитое в него А. тем сумасшедшим летом в горах, не погибло, не затерялось в стремнине времени. Оно проросло ядовитым плющом в его плоть, подчиняя себе ход его желаний и надежд.
- Дело такое, брат, - отозвался А. упавшим голосом. – Не знаю, как тебе объяснить.…
Видно, у меня башню сносит. Не могу я сейчас уйти. Понимаешь, я хочу повторения.
- Повторения? – Гио украдкой глянул на его согбенные плечи. Сейчас, в этой отдаленной комнатке, утренняя самоуверенность А. таяла воском. Он твердо сознавал, насколько слабым и извращенным предстает он в этот миг перед циничным взглядом племянника. Теперь его авторитет – всего лишь эфемерная условность в понимании этого юнца. Обратного хода не было. Сглотнув комок в горле, он повернул к Гио красивое усталое лицо:
- Малыш, запри дверь. И сними эту чертову майку.