вот ведь в чём дело! Эпидемия словно... - Гоблин Никандрович, говоря всё это, смотрел на Кольку так, словно взглядом своим хотел сказать нечто большее, чем выражал словами. - И в училище нашем, я думаю, есть такие... наверняка есть! Ты сам, Николай... ты что об этом думаешь? Есть такие в училище?" "Не знаю", - Колька, отхлёбывая чай, спокойно пожал плечами, и спокойствие это было не искусственное, не напускное: Колька, во-первых, действительно не знал, есть ли в училище "такие", о которых говорил Гоблин Никандрович, а во-вторых, он никогда об этом не задумывался - этим вопросом не задавался; может, "такие" в училище есть... а может быть, нет, - Кольке от всего этого было не холодно и не жарко. "Ну-да, на лбу не написано", - согласился с Колькой Гоблин Никандрович; и помолчав, тему продолжил: "Я, Николай, вот чего не понимаю... что за удовольствие во всём этом? Столько девчонок вокруг, а они - друг друга... не понимаю! И ведь много таких, которые это делают, очень много... причём, заметь: делают это, зная, что всё это аморально... вот я чего не понимаю! Ты молодой... может, ты мне объяснишь?" Колька, отхлёбывая чай, снова пожал плечами - он точно так же не понимал, "что за удовольствие во всём этом", и это опять было чистой правдой - в Колькином пожатии плечами не было никакого лукавства: подставляя Лёхе зад, Колька сам никакого особого удовольствия при этом не испытывал... удовольствие испытывал Лёха, который этого удовольствия жаждал и который всегда выступал инициатором траха, но что это за удовольствие, когда "столько девчонок вокруг", Колька Лёху ни разу не спрашивал; и ни разу Колька Лёхе не вставлял сам - ни разу не пробовал это в роли активной. "Вот! Ты тоже не понимаешь. А между тем..." Непонимающий Гоблин Никандрович, глядя Кольке в глаза, хотел развить свою мысль дальше, но Колька его неожиданно перебил - проговорил, вопросительно глядя Гоблину Никандровичу в ...глаза: "А я слышал, что в армии это делают... правда это? Вы в армии были - служили в армии?" "Я?" - с удивлением переспросил Гоблин, словно в комнате, кроме них двоих, был кто-то ещё...
Вжик... вжик... - ритмично скрипят пружины кровати, - тяжело дыша, Гоблин Никандрович Гомофобов, активист регионального движения "За моральное возрождение", сладострастно двигает бедрами, отчего член его, обильно смазанный вазелином, легко скользит в очке лежащего под ним голого парня; вжик... вжик... - ритмично скрипят пружины кровати, и в такт этому характерному скрипу лежащий на спине голый Колька, рядовой член регионального движения "За моральное возрождение", ритмично дёргает поднятыми вверх ступнями ног, снизу вверх глядя на потную, изрядно порозовевшую лысину нависающего над ним активиста Гомофобова... а ведь он, Гоблин Никандрович, не всегда был лыс, - сорок лет назад молодой Гоблин... впрочем, сорок лет назад молодого симпатичного парня звали не Гоблином, а звали его совсем по-другому, но всё это было так давно, что теперь уже не имело никакого значения, - сорок лет назад молодой Гоблин, сопя от наслаждения, точно так же двигал бедрами, сладострастно сжимая молочно-белые ягодицы, и точно так же под ним - под ним и под парнем, лежащим под ним - неутомимо скрипели пружины дивана: вжик... вжик... парня звали Олегом, но Олегом он был для Гоблина лишь в минуты их тайных свиданий, когда они, задыхаясь от наслаждения, истекая потом, с упоением ласкали друг друга, - в эти и только в эти минуты их тайных свиданий, когда они, оба голые, оба возбуждённые, выглядели ровесниками, парень для Гоблина был Олегом: их руки не знали стыда, их губы сливались в сладостно затяжных поцелуях... и скрипели, ритмично скрипели под ними пружины дивана - они, двадцатитрехлетний Олег и девятнадцатилетний Гоблин, содрогаясь от наслаждения, поочерёдно мужеложили друг друга, трахали один одного в зад, а потом, отстрелявшись, одевались снова, и Олег превращался в младшего лейтенанта - командира учебного взвода, а Гоблин вновь становился младшим сержантом - командиром отделения в том самом взводе, которым командовал начинающий службу молодой офицер; "Разрешите идти?" - шутливо прикладывал руку к пилотке симпатичный младший сержант, и не менее симпатичный младший лейтенант так же шутливо отвечал: "Идите, товарищ младший сержант!", - через час, встречаясь в казарме или на плацу, они ничем - ни взглядом, ни интонацией, ни малейшим движением - не позволяли себе даже намёка на существующую между ними тайную - гомосексуальную - связь... ах, как же сладко, как обжигающе сладко всё это было!
Учебный танковый полк дислоцировался вдалеке от населённых пунктов - с одной стороны начинались горы, далеко-далеко упиравшиеся в небо снежными остроконечными вершинами, с другой стороны местность была равнинная, сплошь поросшая клочкообразными рощицами - и никаких увольнений не было и быть не могло: увольняться в выходные дни было просто-напросто некуда; сама часть состояла из двух трёхэтажных казарм, из длинного двухэтажного здания, где находились учебные классы и где был расположен штаб, были ещё какие-то здания, где находились клуб, библиотека, солдатская чайная... был огромный плац, обсаженный серебристыми тополями, где курсанты, обливаясь потом, до одури маршировали по два-три часа в день, готовясь к регулярно проводимым строевым смотрам, и было ещё, помимо всего этого, три трехэтажных дома, стоящих чуть в стороне, на небольшом пригорке: дома эти, стоящие на пригорке, назывались ДОСами - домами офицерского состава... К тому времени, когда в ходе какой-то ротации на смену прежнему командиру взвода, ушедшему на повышение, прибыл новый, Гоблин прослужил уже полтора года - был Гоблин младшим сержантом, командиром отделения, и хотя никакой дедовщины в учебной роте не было и быть не могло, Гоблин, согласно неформальной иерархии, считался "дедушкой"; будучи командиром отделения, с курсантами Гоблин был требовательным, даже строгим, не допускал никакого панибратства, и в то же время, в меру проявляя служебное рвение, властью своей над десятком пацанов в одинаковой форме он ни явно, ни тайно не злоупотреблял, - день проходил за днём - служба катилась к дембелю, и Гоблин уже подумывал, не пора ли ему начинать делать дембельский альбом... А свежеиспечённый младший лейтенант, только-только закончивший военное училище, был коренным москвичом, и даже не просто москвичом, а сыном московского генерала - по этой немаловажной причине он никак не должен был оказаться в учебном полку, от которого до ближайшего населённого пункта было не меньше полсотни километров, но звёзды сложились так, что в тот год, когда сын заканчивал училище, папа-генерал оказался не в фаворе, и свежеиспечённый лейтенант был направлен к месту службы без всякой протекции, то есть в общем потоке - на общих основаниях; младший лейтенант, прибывший в полк и получивший должность командира учебного взвода, был неглуп, ироничен... а кроме того, он был как-то особенно щеголеват - военная форма на нём сидела ладно, подчеркивая стройность фигуры, плюс к этому он был вполне симпатичен, и, отдавая честь,