руку к козырьку фуражки он вскидывал как-то особенно красиво - внешне обычный для человека военного уставной жест не лишен был внутреннего изящества; таков был новый взводный - "товарищ младший лейтенант", познакомивший Гоблина с однополым сексом...
"А я слышал, что в армии это делают... правда это?" - спустя сорок лет без всякого тайного умысла спросит постаревшего годами, но нисколько не постаревшего телом и не утратившего живость души Гоблина семнадцатилетний пацан, чем-то неуловимо напоминающий прожившему большую часть жизни Гоблину того самого командира взвода - молодого младшего лейтенанта, которого он, младший сержант Гоблин, в минуты их тайных свиданий-встреч называл не "товарищем младшим лейтенантом", а просто Олегом... чем Колька - спустя сорок лет! - мог напоминать Олега? Ничем. Сорок лет тому назад в стране, отгородившейся от всего мира "железным занавесом" и за этим "занавесом" создавшей своё собственное представление о том, что такое "хорошо" и что такое "плохо", для обозначения однополого секса существовало всего два-три слова, и звучали эти слова для большинства живущих в то время как удары хлыста, ибо сам однополый секс трактовался в то время не иначе как извращение - как позорное, уголовно наказуемое преступление... и когда это случилось впервые - когда младший лейтенант спустя всего месяц после своего появления в части в один из воскресных дней у себя на квартире совершил с младшим сержантом подчинённого ему учебного взвода запрещённый законом акт мужеложства, а потом, совершенно не комплексуя, как-то обескураживающе легко и потому совершенно естественно подставил под возбуждённый, багрово залупившийся член младшего сержанта зад свой, и девятнадцатилетний младший сержант, никогда и ни с кем ещё не трахавшийся таким запрещённым образом, с наслаждением отмужеложил двадцатитрёхлетнего младшего лейтенанта - когда всё это случилось впервые, Гоблин невольно растерялся, - впервые оттраханный в зад, да ещё своим непосредственным командиром, с неожиданным для себя удовольствием точно так же натянувший непосредственного командира сам, Гоблин медленно шел в расположение роты, мучительно гадая, что теперь будет... всё это было для Гоблина впервые, и потому всё это было для него, никогда об этом не помышлявшего, и удивительно, и странно, и необычно, и непонятно, - до отбоя он мысленно прокручивал все детали случившегося, и чем больше он об этом думал, тем больше и больше склонялся к мысли, что всё это на самом деле не так уж и плохо - вопреки утверждениям, что это однозначно, безоговорочно плохо... взводный появился в расположении роты перед самой поверкой, - спокойно встретившись с Гоблином глазами, он невозмутимо направился в ротную канцелярию, где уже были другие командиры взводов, точно так же явившиеся в расположение роты, чтобы присутствовать на вечерней поверке; взводный прошел, и Гоблин, невольно замерший, когда взгляды ...их на мгновение встретились, с изумлением и в то же время с каким-то ликующим облегчением вдруг подумал, что так оно и должно быть: то, что случилось между ними один на один, никаким образом не должно пересекаться с жизнью внешней... это разные, совершенно разные жизни, - внезапно подумал Гоблин с какой-то неоспоримой для себя ясностью, и эта мысль, такая простая и вместе с тем необыкновенно ёмкая, вмиг разрешила все его сомнения... оставался лишь один вопрос: будет ли повторение?
Вжик... вжик... - ритмично скрипят пружины кровати, и в такт этому характерному скрипу голый Колька, лежащий под голым Гоблином Никандровичем, ритмично дёргает ступнями поднятых вверх ног... собственно, Колькины ноги, коленями нависающие над плечами, икрами упираются в плечи Гоблина Никандроича, и Гоблин Никандрович, двигая телом, невольно двигает Колькины ноги, - вжик... вжик... ах, какое это сладкое, упоительно сладкое ощущение: скользя членом в туго обжимающей, жаром полыхающей дырочке, трахать в зад пацана, чем-то неуловимо напоминающего молодого симпатичного лейтенанта, который когда-то, давным-давно... и даже не столько молодого симпатичного лейтенанта напоминает Гоблину Колька, сколько напоминает он Гоблину его армейскую юность - ту самую юность, в которой молодой симпатичный лейтенант, сбрасывая с себя офицерскую форму, чудесным образом превращался в обычного симпатичного парня, коротко стриженного, стройного и гибкого, с большим, хищно залупающимся членом, с аккуратно круглой упругой попкой... попка у парня была сочная, молочно-белая, бархатистая на ощупь, и звали того парня... "Вы в армии были - служили в армии?" - этот простой, ни к чему не обязывающий вопрос, прозвучавший спустя сорок лет, лишь незримо подстегнул Гоблина Никандровича в его неуверенных, зыбко колеблющихся планах относительно Кольки, чем-то неуловимо напоминающего армейскую юность... служил ли он в армии? Служил... ещё как служил! Было лето, солнце по утрам золотило вершины гор... и был лишь один вопрос, не дававший покоя: повториться ли всё ещё раз? Конечно, всё это было извращение, но извращение это совершенно неожиданно оказалось таким обалденно приятным, что девятнадцатилетний Гоблин невольно жаждал повторения... Повтор случился через неделю: была суббота, после ужина для курсантов показывали фильм, и в эти полтора часа, что стрекотал кинопроектор, на квартире у младшего лейтенанта они, молодые парни, сбросившие с себя условность воинской иерархии, с упоением молодости вновь предавались древней, оболганной и наказуемой, публично высмеиваемой и всё равно неистребимо влекущей, необъяснимо сладкой любви... собственно, никакой любви в буквальном смысле этого слова между ними не было, а была молодость, была обычная взаимная симпатия, тщательно скрываемая вне квартиры "товарища младшего лейтенанта" - и был на основе этой симпатии не очень частый, но каждый раз взаимно желаемый, упоительный секс, неизменно заканчивавшийся взаимным мужеложством... в такие - и только в такие - минуты их тайного уединения они называли друг друга по именам, и - хотя Олег был старше Гоблина на четыре года, эта разница в возрасте, когда они оказывались на квартире Олега, совершенно не ощущалась; очевидно, Олег был гомосексуалистом - человеком, предпочитающим свой пол, но Гоблин в свои девятнадцать ни разу не слышал такого специального слова, обозначающего подобную склонность, - продолжая считать подобный секс извращением, девятнадцатилетний Гоблин, по природе своей не склонный к рефлексии, этому "постыдному извращению" каждый раз с удовольствием, с наслаждением предавался, не испытывая при этом ни стыда, ни каких-либо угрызений, ни какого-либо раскаяния... может быть, он не испытывал стыд потому, что не испытывал стыд умный, чуть ироничный Олег, которого Гоблин невольно брал для себя в пример, поскольку иных примеров у него на этом поприще не было? Они несколько месяцев - вторую половину лета плюс первую половину осени - не без успеха натягивали друг друга в зад, извлекая из этого "извращения" вполне добротное, во всех смыслах полноценное - обоюдное - удовольствие... На дембель Гоблин ушел полным сержантом,