с полным набором всех необходимых значков, главным из которых была красивая, на орден вождя похожая "гвардия"...
Пройдёт сорок лет... и - поседевшего, полысевшего Гоблина, превратившегося в Гоблина Никандровича, спросит симпатичный пацан, беспечно сидящий напротив: "Вы в армии были - служили в армии?", - Колька спросит это без всякого умысла, ещё не только не зная, но даже не подозревая, что спустя менее получаса после этого спонтанно сорвавшегося с губ вопроса он будет лежать на кровати полуголый, без штанов и без трусов, в одной клетчатой рубашке, и Гоблин Никандрович, чуть ошалевший от внезапно свалившегося счастья, будет дрожащим пальцем размазывать по головке своего возбуждённого члена бесцветный, знакомо пахнущий вазелин...
Вжик... вжик... - скрипят пружины кровати; содрогающийся от толчков Колька, повернув голову набок, без всякого выражения смотрит в зеркало - в трюмо, стоящее наискосок, - голый зад Гоблина Никандровича неутомимо колышется, и это колыхание по диагонали вверх-вниз отдаётся скользящим движением члена между ногами - в прямой кишке... Когда Колька, полгода тому назад впервые пьющий в гостях у Гоблина Никандровича вкусный свежезаваренный чай, без всякой задней мысли сказал-спросил про армию, Гоблин Никандрович на какой-то миг растерялся: "Я?" - с удивлением переспросил он, словно в комнате, кроме него и Кольки, был кто-то ещё... но уже в следующее мгновение шестидесятилетний активист регионального движения "За моральное возрождение" взял себя в руки - и, глядя молодому члену движения "За моральное возрождение" в глаза, не без живости заговорил, отвечая на вопрос: "Служил - тогда, как сейчас, уклонистов не было... тогда, Николай, служили все. Ты спрашиваешь об извращениях в армии... хороший вопрос! Отвечаю конкретно, со всей ответственностью: когда служил я, таких извращений в армии не было... то есть, таких извращений вообще тогда не было - ни в армии, ни в обычной жизни! Ну, то есть, отдельные случаи... единичные случаи, вполне возможно, где-то и были - где-то происходили, в том числе и в армии, но лично я за два года службы о таких случаях не слышал ни разу... заметь, ни разу не слышал - никогда... не было это массово, как теперь - вот в чём всё дело! А сейчас не армия, а сплошной бедлам - извращенцев сейчас в армии как звёзд на небе... и солдатская проституция, и дедовщина, и так называемая любовь - всё сейчас в армии есть! Сплошь и рядом всё это встречается!" Гоблин Никандрович, глядя Кольке в глаза, говорил убедительно, и у Кольки, сидящего напротив Гоблина Никандровича с чашкой чая в руке, не было никаких оснований сомневаться в том, о чём Гоблин Никандрович так убедительно говорил... а Гоблин, между тем, врал - и чем больше он врал, тем больше склонялся к мысли, что надо... надо попробовать, - Колькин вопрос про армию явно подстегнул Гоблина: он смотрел на Кольку, симпатичного, семнадцатилетнего, уже снявшего свитер, и мысль, что надо попробовать - надо попытаться, с каждой секундой становилась всё отчётливее, всё определённее; это было, с одной стороны, совершенное безрассудство, и Гоблин, глядя на Кольку, понимал, что это безрассудство, а с другой стороны... по утрам солнце золотило снежные вершины гор, дни стояли необыкновенно жаркие - было лето, и младший лейтенант, молодой, симпатичный, стройный, натянув в зад такого же стройного, симпатичного, никогда не отказывающегося младшего сержанта, легко вскидывал расставленные ноги вверх, позволяя своему подчинённому делать то же самое с собой... какое там извращение! Это был кайф, самый настоящий - высшей пробы! - кайф... армейская юность, навсегда ушедшая, неповторимая, беззвучно плыла перед мысленным взором Гоблина Никандровича - он смотрел на Кольку, уже мысленно решившись, но ещё не зная, как это сделать... "А теперь ты мне ответь... - Гоблин Никандрович, глядя на Кольку, внешне был совершенно спокоен,... никак не выдавая своего невольно возникшего волнения. - Ты сказал, что про армию - слышал... ну, и от кого же ты это слышал? Кто тебе говорил?"
"Пацаны говорили... в школе", - соврал Колька, на какую-то долю секунды - мимолётно - подумав про Лёху. "И в школе, и в армии - везде это есть..." - кивнул Гоблин Никандрович, лихорадочно пытаясь просчитать, как Колька, этот уже не пацан, но ещё и не парень, спокойно сидящий напротив с чашкой чая в руке, может на его предложение отреагировать... "И в школе, и в армии - везде... везде это есть..." - словно эхо, повторил Гоблин Никандрович свои собственные слова, продолжая смотреть Кольке в глаза... и хотел он, Гоблин, хотел совершенно определённо - подмять Кольку под себя, почувствовать его юное тело своим, ничуть не постаревшим за истёкшие десятилетия, - глядя на Кольку, Гоблин Никандрович Гомофобов, активист движения "За моральное возрождение", вместе с прочими "здоровыми силами" борющийся против "содомитов" и прочих "извращенцев", вполне осознанно хотел опять, как без малого сорок лет тому назад, очутиться т а м... да-да, именно т а м - он хотел вновь вдавиться своим не утратившим стойкости членом в жаркий, податливо разжимающийся вход между круглых булочек, как это делал когда-то с Олегом, испытывая при этом молодое, сладостью обжигающее удовольствие... и в то же самое время Гоблин Никандрович Гомофобов, активист движения "За моральное возрождение", вместе с прочими "здоровыми силами" борющийся против "содомитов" и прочих "извращенцев", глядя на Кольку, рядового члена движения "За моральное возрождение", безмятежно сидящего напротив, элементарно боялся, - не зная, как Колька отреагирует на его поползновение, Гоблин Никандрович не на шутку боялся обнаружить перед Колькой своё "извращенное" желание, и эти два чувства - обострившееся желание и вполне объяснимый страх - незримо боролись в его душе... не зная, как трансформировать желание в действие - в какую приемлемую, не вызывающую подозрений форму облечь однозначное содержание, Гоблин Никандрович Гомофобов лихорадочно просчитывал варианты, в то время как Колька, сидящий напротив, понятия не имел, какие чувства, в один миг всколыхнувшиеся его невинным вопросом про армию, сошлись-схлестнулись в душе шестидесятилетнего Гоблина...
Вжик... вжик... - скрипят пружины кровати, - постаревший годами, но не износившийся телом Гоблин, сладострастно двигая бёдрами, скользит напряженным членом в горячем, туго обжимающем Колькином очке,- вжик... вжик... почти как тогда - сорок лет назад; тогда, сорок лет назад, от души вкусив с "товарищем младшим лейтенантом" сладость однополого секса, молодой Гоблин, тем не менее, гомосексуалистом не стал - не превратился он в человека, предпочитающего исключительно однополый секс, - как это часто бывает, однополый секс оказался для Гоблина временным и заместительным, то есть был обусловлен исключительно ситуацией... да, это был кайф, обалденный, упоительный кайф, и опровергать это было бы глупо, - трахаясь с Олегом, Гоблин наслаждался на всю катушку, не утруждая себя пустой рефлексией; но служба его подошло к концу, - вернувшись домой полным сержантом, с полным набором всех