сил, - парень грустно улыбнулся и выпрямился. - Такие, как она, не могут страдать вечно. Смерть стала её избавлением от грехов, которых она не совершала, но платила за них. Кому-то смерть приносит успокоение, а кому-то совсем наоборот.

Призрак приблизился к человеку и внимательно на него посмотрел.
- Теперь ты понимаешь, к кому испытываешь любовь? К нему, - Тиль указал на кости. - А он давно мёртв. Стоит ли тратить свою жизнь на мертвеца, Том?
- Ты не знал любви, Тиль, оттого и задаешь такие вопросы, - Лингренд поднялся на ноги и встал лицом к лицу с призраком. - Грета любила тебя, и твой отец тоже. Но им не осталось ничего, даже могилы, на которой они могли бы поплакать. Я люблю тебя, а его, - Лингренд тоже кивнул на кости, - а его мне очень жаль, потому что даже сейчас он страдает и боится отпустить свою боль.
- Скажи, Тиль, чего ты хочешь? Я дам тебе это, - произнес Том.

Более смешного и одновременно жестокого парадокса судьба просто не могла приготовить: Тиль так хотел любви и тепла при жизни, а вышло так, что достались они ему только после смерти.
- Поцелуй меня, - юноша проговорил это прежде, чем подумал, и теперь замер в молчаливом изумлении, как от своей реакции, так и от слов Тома, - если, конечно, не боишься, - улыбнулся он криво.

Лингренд изумленно моргнул, потом внимательно всмотрелся в глаза призрака: что-то заставляло верить в искренность этой просьбы.
- Поцелуй любви совсем не похож на то, что выпало испытать тебе, - Том нежно заключил лицо Тиля в свои теплые ладони и приблизился губами к губам. - Я не боюсь. Ты почувствуешь.

Поцелуй был осторожным, ласковым - так целуют только любимых, так целуют свои мечты. Тиль замер, впитывая в себя тепло и нежность человека, но пока никак не отвечая. Он учился, учился ласке и любви, забывая грязь и похоть. Учился верить в то, что прикасаться можно не только для того, чтобы доставить удовольствие себе. Мертвец понемногу оживал: к нему возвращались чувства и эмоции, а также потребность дарить тепло.

Призрак немного неловко обнял Тома за шею и приподнялся выше, делая контакт плотнее и слаще. Губы поначалу неуверенно шевельнулись в ответ, но уже скоро юноша стал отвечать Лингренду с неменьшим пылом и умением.

Том целовал юношу и не мог отстраниться. Как же он мечтал в своих снах об этом! Даже ледяной призрак становится теплее, если наконец находит то, что искал. Сильные руки обняли стройный стан и прижали к себе, словно говоря за хозяина: «Не отпущу». Лингренд неожиданно прервал поцелуй.
- Нам лучше остановиться на этом, Тиль. Я могу захотеть большего, но я не хочу причинять тебе боль. Перед тем как ты в прошлый раз убежал к обрыву, скрывшись от меня в урагане, я слишком хорошо разглядел ее в твоих небесных глазах. Мне показалось, что я тебя сильно обидел и мне не следовало разговаривать с тобой слишком... некрасиво. Я не хочу, чтобы ты снова побежал от меня.

Тиль несколько секунд неотрывно смотрел в серые глаза человека, а потом опустил голову и, судя по звуку, усмехнулся:
- Знаешь, а ведь ты тогда оказался прав. Я на самом деле ни с кем, кроме тебя, не получал удовольствия. Уж не знаю, каким способом тебе удалось тогда сделать мне приятно, но это так. И испугался я именно этого.
- Ты еще совсем ребенок, Тиль, - Лингренд крепко обнял любимого, моля небеса, чтобы рассвет никогда не наступил.

Перебирая мягкие светлые волосы, Том понимал, что день ото дня его чувства становятся сильнее, а сдерживать желание уже сложно, так же, как и скрывать это. Лингренду сейчас даже было наплевать, убьют его после этого или нет.
- Но я очень люблю тебя.
- У нас есть ещё пара часов до рассвета, - блондин прижался губами к местечку между плечом и шеей мужчины и сам не поверил в свои слова.

Было ли это влияние тёплого человеческого тела или тех воспоминаний, которыми юноша мучился с осени, но он хотел Лингренда, хотел чувствовать его в себе и принадлежать ему целиком.
- Только потом тебе придётся возвращаться в сторожку одному.
- Просто побудь со мной эти пару часов, - Лингренд погладил юношу по спине, - день без тебя будет долгим. Не волнуйся, я неплохо плаваю. Если не будет шторма, выберусь.

Том еще мгновение сомневался, а потом подумал: «Будь, что будет», - и стал целовать Тиля в губы уже страстно, отдаваясь во власть желания. Совесть его упрекала за жажду обладать тем, что должно претить нормальному человеку, но Лингренд сошел с ума еще тогда, когда на рассвете оседлал Черногривого и поехал на побережье. Что терять еще? Что он променял на ласку этих прохладных рук, гибкого прекрасного тела, которое только прятало под ангельской внешностью ужасные раны и горе? Только свою распланированную до тошноты жизнь, красавицу жену, будущих детей, должность командира городской стражи, теплую широкую постель и посиделки с друзьями за пинтой пива в баре Лондона. Не слишком много, как ему казалось, и одновременно - всё.
- Тиль... О, Тиль... Прости меня. Прости!

Том просил прощения за то, что раздевал парня, целовал без разбора лицо, шею, плечи, прижимал к себе и хотел близости. Он просил прощения за то, что на деле все-таки оказался таким же, как и все, с той лишь разницей, что к этому белокурому чудовищу у него были чувства.
- Пожалуйста, не останавливайся, - Тиль прижимался к брюнету всем телом, а его пальцы путались в мелких пуговицах рубашки человека, - я хочу этого, правда.

Юноша сам не понял, в какой момент проклятие стало благословением, и то, что раньше вызывало только боль, страх и унижение, стало приносить удовольствие и желание продолжать существовать. Призрак добровольно отдавал себя тому, кто не заставит страдать, как остальные, а даст возможность принять все чувства до конца и закричать не от боли, а от единения сущностей.

Тиль ласкался и ласкал в ответ, и это уже были не расчетливо-холодные прикосновения, как когда-то в сторожке. Сейчас блондином двигали его чувства, и он совершал ошибки, неточности в ласках и касаниях, но делал это только по собственному желанию.

Они слились воедино, лежа на песке. Том был осторожен, словно все это происходило для Тиля в первый раз, но, как оказалось, до этого момента Лингренд даже не представлял, что бывает так хорошо! У него и раньше были любовницы и даже любовники, но он никого не любил по-настоящему. Сейчас все было особенным: каждое касание, каждый поцелуй, каждый стон на губах и каждый тяжелый вдох. А потом - крик и блаженство на грани реальности.

Голова с растрёпанными светлыми волосами лежала на плече Тома, и Тиль задумчиво водил пальцем по его груди, что-то невидимо вырисовывая. Они лежали прямо на песке, там, куда их привела любовь и страсть. Уж теперь-то юноша прекрасно понимал, ради чего люди жертвуют собой. Нет, не из-за физического удовольствия или глубоких долгих поцелуев, но ради тех мгновений настоящей близости и счастья, что может дать лишь один.

После всего случившегося, Тиль думал, что двери в Рай для него навсегда закрыты, но, как оказалось, Рай можно было найти на земле и после смерти. Безумный, алчущий крови и страданий призрак был прощён, но это прощение было