Четыре белые хризантемы
он жуткий сладкоежка.
- Не знал, - рассмеялся Горин, смущённо краснея от того, что я любовался им. Он был божественно красив в шёлковой тёмно-синей рубашке в чёрных брюках. Я его хотел.
- Он скрытный, - махнул рукой Крушинин и, забрав у меня торт, понёс в комнату.
Мы с Андреем задержались ещё на пару минут, чтобы насладиться глубоким поцелуем. Зато вечером я оторвался по полной. Мы не спали всю ночь, занимаясь любовью повсюду: в гостиной, в прихожей, в ванной, даже на подоконнике в кухне. Я был с Андреем то нежным, то страстным, то преступно осторожным. Мне нравилось целовать его солёную шею, его подрагивающие от напряжения плечи. Он из последних сил держался за турник, который я когда-то совершенно не к месту приладил в дверном проёме спальни. Влажные пальцы моего ангела иногда грозили соскользнуть с прохладного металла, но Андрей упорно хватался за эту опору снова. Таковы были правила игры: он - удерживается почти навесу, я - позади, обнимая его правой рукой поперёк груди. Моя вторая рука свободно скользила по его бёдрам, забиралась между ягодиц, в пах.
- Макс... Давай уже...
- Как скажешь, - я усмехнулся его нетерпению.
Впрочем, ласками я его изводил уже добрых полчаса, хотя сам едва сдерживался. Только вначале я был осторожным, а когда с андрюшкиных губ сорвался сдавленный стон, сквозь меня пошли волны острого наслаждения - они накатывали в неторопливом ритме, и мне хотелось ускорить процесс. Я грубо впился пальцами в бёдра Андрея, стал резко и быстро врываться в него, и от предыдущей нежности не осталась следа. Мне хотелось только одного: срывать с этих губ дикие стоны и всхлипы, сбивчивый шёпот сквозь судорожные вздохи. По моей спине катился пот. Комнату заполнили какие-то странные, нечеловеческие звуки, похожие на жадное рычание. Андрей вдруг закричал, отцепился от турника, так что я едва успел подхватить его, а потом его заколотило в странном оргазме. Я ощутил, как ритмично и сильно сжимаются мышцы его ануса - это было так прекрасно, что я на несколько секунд выпал из реальности. По моим венам текло расплавленное солнце, и мне казалось, что мы с Андреем уже никогда не разомкнём этих любовных объятий. Мы умрём, но уже никогда не отпустим друг друга.
Когда я немного очухался, то понял, что мы лежим на полу - обессиленные, вымотанные и невероятно счастливые.
- Макс? Что это было?
- Не знаю, - честно выдохнул я, целуя его ухо, - но мне очень понравилось. А тебе?
- Не то слово... - Горин немного отдышался и повернулся лицом ко мне.
- Знаешь, я слышал, что бывают такие оргазмы, только не думал, что это так клёво. Ты меня сегодня решил до смерти затрахать, или впечатление пытаешься произвести? - рассмеялся Андрей, целуя меня в губы. - Что они тебе там кололи в этой больнице? Надо будет спросить и пару ампул прикупить потом...
Андрюшка шутил, с каким-то садистским удовольствием списывая мои бурные приступы двухмесячной страсти на выдуманные им же причины, а я только улыбался в ответ, урывая эти чудесные мгновения нашей близости, его притягательную улыбку - немного хитрую и чертовски очаровательную, ещё не огрубевший окончательно голос. Я запоминал всё: прикосновения, запахи, свои внутренние ощущения, собирая их в памяти как какое-то сокровище. Если правду говорят, что наши души живут вечно, я бы хотел взять это с собой.
- Идём в душ, я тебе подробно всё объясню, - встав с постели, я потянул любимого за собой.
Нас окутало тёплым дождём и нежностью. Мы обнимались под струями воды. Руки Андрея скользили по моей спине, пальцы осторожно ощупывали кожу, словно она была сотворена из хрупкого фарфора.
- Максим.
- Что?
- Я очень тебя люблю.
- Я знаю, Андрей... Знаю.
Хотелось ответить Горину тем же, но в последние недели я совсем не говорил, что больше всего на этом свете я люблю его. Я всё время думал: каково будет Андрею, когда меня не станет? Зачем же усложнять моему ангелу существование этим самым «люблю»?
Я прижался губами к его лбу и замер. Мгновение счастья и приятной усталости - я жил ради этого. Между нами всё было правильно. Я закончил картину, и работа вышла потрясающей: на ней ангел был счастливым, юным и немного сонным. Как и оригинал.
- Пойдём в постель, - нежно сказал я, заглядывая в глаза.
Андрей крепко спал, я обнимал его за плечи и, всматриваясь в темноту комнаты, слушал тиканье часов - размеренное и непривычно громкое. Старый железный механизм отсчитывал удары моего сердца, а темнота сидела на краю кровати, нахально любуясь моим возлюбленным. Как я ни старался, сон не шёл. Меня терзало странное беспокойство. Пролежав в постели около часа, я осторожно выбрался из-под одеяла, вскользь поцеловал Горина в губы и пошлёпал на кухню.
Я поставил чайник и достал из шкафа сухой малины, чтобы приготовить Андрею утренний чай. Стрелки на циферблате уже три минуты как отсчитали шесть часов. Я устал - это ощущение так неожиданно навалилось на меня, что я собрал всё необходимое для чаепития и сел за стол. Меня хватило только на то, чтобы насыпать в ладонь сухой малины из пакетика. Наверное, она была свежей, потому что пахла так, что перед глазами окружающий мир поплыл, завертелся. Я засыпал, ощущая, как моё сердце постепенно замедляет ход, как я сползаю на пол, и мои пальцы бессильно раскрываются, роняя на пол бордовые ароматные ягоды.
- Прости меня, Андрей...
***
- Дождь собирается. Надо ехать, - Алексей поёжился и, поправив куртку, взглянул на небо: серые тучи неприветливо нависли над зелёными соснами, угрожая ненастьем.
- Да, конечно. Ещё пару минут посидим?
- Ладно. Если хочешь, в субботу помогу тебе с землёй и цветами.
- Спасибо, Рыжик.
Они молчали, словно боясь, что блондин с фотографии на могиле осудит их за глупые суетные разговоры, но он улыбался - мёртвой неподвижной улыбкой.
Андрей задумчиво смотрел куда-то перед сбой. Рыжик поправлял витую ограду из чёрного металла - ведь земля ещё не осела толком.
По кладбищенской тропинке шёл высокий парень - он нёс в руках четыре белоснежных хризантемы. Подойдя к могиле Максима Березина, Крушинин нерешительно поздоровался, положил цветы к надгробию, скорбно помолчал.
- Можно поговорить с тобой, Лёша? - тихо бросил он в спину Рыжика, когда тот неожиданно собрался уйти. Правила приличия давно исчерпали себя, да и Андрей бы не осудил Алексея за желание сбежать. Слишком уж сильно Олег обидел его. Такое не прощают.
- Нам не о чем разговаривать, - огрызнулся Рыжик, но Крушинин умоляюще ухватился за его руку.
- Пожалуйста. Мне очень надо с тобой поговорить.
- О чём?
Крушинин не ответил, но и руки Алексея не выпустил. Его глаза блестели каким-то странным жалобным огнём, умоляя о снисхождении.
- Я пойду к машине, - Горин неловко поднялся, провёл пальцами по красному граниту надгробья.
- Мы сейчас поедем, - начал было Алексей, но Андрей только пожал плечом.
- Не торопись, я немного пройдусь.
Когда Горин затерялся среди сосен, Крушинин несмело заметил:
- Он повзрослел.
- Слишком быстро повзрослел, - как прописную истину ответил Рыжик и запахнул свою синюю лёгкую куртку. - Чего тебе? - сказал он резко, с раздражением.
Олег
- Не знал, - рассмеялся Горин, смущённо краснея от того, что я любовался им. Он был божественно красив в шёлковой тёмно-синей рубашке в чёрных брюках. Я его хотел.
- Он скрытный, - махнул рукой Крушинин и, забрав у меня торт, понёс в комнату.
Мы с Андреем задержались ещё на пару минут, чтобы насладиться глубоким поцелуем. Зато вечером я оторвался по полной. Мы не спали всю ночь, занимаясь любовью повсюду: в гостиной, в прихожей, в ванной, даже на подоконнике в кухне. Я был с Андреем то нежным, то страстным, то преступно осторожным. Мне нравилось целовать его солёную шею, его подрагивающие от напряжения плечи. Он из последних сил держался за турник, который я когда-то совершенно не к месту приладил в дверном проёме спальни. Влажные пальцы моего ангела иногда грозили соскользнуть с прохладного металла, но Андрей упорно хватался за эту опору снова. Таковы были правила игры: он - удерживается почти навесу, я - позади, обнимая его правой рукой поперёк груди. Моя вторая рука свободно скользила по его бёдрам, забиралась между ягодиц, в пах.
- Макс... Давай уже...
- Как скажешь, - я усмехнулся его нетерпению.
Впрочем, ласками я его изводил уже добрых полчаса, хотя сам едва сдерживался. Только вначале я был осторожным, а когда с андрюшкиных губ сорвался сдавленный стон, сквозь меня пошли волны острого наслаждения - они накатывали в неторопливом ритме, и мне хотелось ускорить процесс. Я грубо впился пальцами в бёдра Андрея, стал резко и быстро врываться в него, и от предыдущей нежности не осталась следа. Мне хотелось только одного: срывать с этих губ дикие стоны и всхлипы, сбивчивый шёпот сквозь судорожные вздохи. По моей спине катился пот. Комнату заполнили какие-то странные, нечеловеческие звуки, похожие на жадное рычание. Андрей вдруг закричал, отцепился от турника, так что я едва успел подхватить его, а потом его заколотило в странном оргазме. Я ощутил, как ритмично и сильно сжимаются мышцы его ануса - это было так прекрасно, что я на несколько секунд выпал из реальности. По моим венам текло расплавленное солнце, и мне казалось, что мы с Андреем уже никогда не разомкнём этих любовных объятий. Мы умрём, но уже никогда не отпустим друг друга.
Когда я немного очухался, то понял, что мы лежим на полу - обессиленные, вымотанные и невероятно счастливые.
- Макс? Что это было?
- Не знаю, - честно выдохнул я, целуя его ухо, - но мне очень понравилось. А тебе?
- Не то слово... - Горин немного отдышался и повернулся лицом ко мне.
- Знаешь, я слышал, что бывают такие оргазмы, только не думал, что это так клёво. Ты меня сегодня решил до смерти затрахать, или впечатление пытаешься произвести? - рассмеялся Андрей, целуя меня в губы. - Что они тебе там кололи в этой больнице? Надо будет спросить и пару ампул прикупить потом...
Андрюшка шутил, с каким-то садистским удовольствием списывая мои бурные приступы двухмесячной страсти на выдуманные им же причины, а я только улыбался в ответ, урывая эти чудесные мгновения нашей близости, его притягательную улыбку - немного хитрую и чертовски очаровательную, ещё не огрубевший окончательно голос. Я запоминал всё: прикосновения, запахи, свои внутренние ощущения, собирая их в памяти как какое-то сокровище. Если правду говорят, что наши души живут вечно, я бы хотел взять это с собой.
- Идём в душ, я тебе подробно всё объясню, - встав с постели, я потянул любимого за собой.
Нас окутало тёплым дождём и нежностью. Мы обнимались под струями воды. Руки Андрея скользили по моей спине, пальцы осторожно ощупывали кожу, словно она была сотворена из хрупкого фарфора.
- Максим.
- Что?
- Я очень тебя люблю.
- Я знаю, Андрей... Знаю.
Хотелось ответить Горину тем же, но в последние недели я совсем не говорил, что больше всего на этом свете я люблю его. Я всё время думал: каково будет Андрею, когда меня не станет? Зачем же усложнять моему ангелу существование этим самым «люблю»?
Я прижался губами к его лбу и замер. Мгновение счастья и приятной усталости - я жил ради этого. Между нами всё было правильно. Я закончил картину, и работа вышла потрясающей: на ней ангел был счастливым, юным и немного сонным. Как и оригинал.
- Пойдём в постель, - нежно сказал я, заглядывая в глаза.
Андрей крепко спал, я обнимал его за плечи и, всматриваясь в темноту комнаты, слушал тиканье часов - размеренное и непривычно громкое. Старый железный механизм отсчитывал удары моего сердца, а темнота сидела на краю кровати, нахально любуясь моим возлюбленным. Как я ни старался, сон не шёл. Меня терзало странное беспокойство. Пролежав в постели около часа, я осторожно выбрался из-под одеяла, вскользь поцеловал Горина в губы и пошлёпал на кухню.
Я поставил чайник и достал из шкафа сухой малины, чтобы приготовить Андрею утренний чай. Стрелки на циферблате уже три минуты как отсчитали шесть часов. Я устал - это ощущение так неожиданно навалилось на меня, что я собрал всё необходимое для чаепития и сел за стол. Меня хватило только на то, чтобы насыпать в ладонь сухой малины из пакетика. Наверное, она была свежей, потому что пахла так, что перед глазами окружающий мир поплыл, завертелся. Я засыпал, ощущая, как моё сердце постепенно замедляет ход, как я сползаю на пол, и мои пальцы бессильно раскрываются, роняя на пол бордовые ароматные ягоды.
- Прости меня, Андрей...
***
- Дождь собирается. Надо ехать, - Алексей поёжился и, поправив куртку, взглянул на небо: серые тучи неприветливо нависли над зелёными соснами, угрожая ненастьем.
- Да, конечно. Ещё пару минут посидим?
- Ладно. Если хочешь, в субботу помогу тебе с землёй и цветами.
- Спасибо, Рыжик.
Они молчали, словно боясь, что блондин с фотографии на могиле осудит их за глупые суетные разговоры, но он улыбался - мёртвой неподвижной улыбкой.
Андрей задумчиво смотрел куда-то перед сбой. Рыжик поправлял витую ограду из чёрного металла - ведь земля ещё не осела толком.
По кладбищенской тропинке шёл высокий парень - он нёс в руках четыре белоснежных хризантемы. Подойдя к могиле Максима Березина, Крушинин нерешительно поздоровался, положил цветы к надгробию, скорбно помолчал.
- Можно поговорить с тобой, Лёша? - тихо бросил он в спину Рыжика, когда тот неожиданно собрался уйти. Правила приличия давно исчерпали себя, да и Андрей бы не осудил Алексея за желание сбежать. Слишком уж сильно Олег обидел его. Такое не прощают.
- Нам не о чем разговаривать, - огрызнулся Рыжик, но Крушинин умоляюще ухватился за его руку.
- Пожалуйста. Мне очень надо с тобой поговорить.
- О чём?
Крушинин не ответил, но и руки Алексея не выпустил. Его глаза блестели каким-то странным жалобным огнём, умоляя о снисхождении.
- Я пойду к машине, - Горин неловко поднялся, провёл пальцами по красному граниту надгробья.
- Мы сейчас поедем, - начал было Алексей, но Андрей только пожал плечом.
- Не торопись, я немного пройдусь.
Когда Горин затерялся среди сосен, Крушинин несмело заметил:
- Он повзрослел.
- Слишком быстро повзрослел, - как прописную истину ответил Рыжик и запахнул свою синюю лёгкую куртку. - Чего тебе? - сказал он резко, с раздражением.
Олег