к стволу дерева, закурил, высоко запрокидывая голову.
На тебе была белая рубашка-поло и стоптанные кроссовки, в которых ты по вторникам играл в футбол. Я смотрел на тебя, такого молодого, сбросившего, наконец, тесные доспехи делового костюма. Ты был очень красив тогда – несколько прогульщиц из средних классов, обнимая друг друга за плечи и громко смеясь, совершили показательный тур вокруг твоей персоны. Ты, конечно, заметил этот наивный трюк, и губы твои заулыбались, обнажая ровный ряд зубов. Впервые твоя красота не казалась мне банальной. Моё сердце заныло, я с ненавистью уставился на преподавателя, менторским тоном вещающего с кафедры о нормах поведения на итоговом экзамене. Когда прозвенел звонок, я, встряхнувшись, натянул на лицо маску приветливой небрежности, и размеренным шагом спустился во двор через задний подъезд.
На вершине холма ветер ласково трепал наши волосы. Ты, вооружившись большим куском фанеры, колдовал над туристическим мангалом. Огонь никак не занимался, продолговатые куски сырого мяса на рашпере привлекали ос и бурых мошек, и, ты, начиная сердиться, в сердцах прихлопнул несколько полосатых охотниц. Я сидел поодаль в расстегнутой школьной рубашке, закатав форменные брюки по колено, чтобы в них не застревал вездесущий репей, и даже не думал помочь тебе с шашлыком. Впервые ты что-то делал для меня, и я решил сполна насладиться твоей покорностью.
Управившись с углями, ты ладонью оттер со лба пот, и, подойдя почти впритык ко мне, встал рядом. Я озадачено разглядывал ширинку на твоих штанах, почему-то не осмеливаясь поднять глаза выше, туда, где в золотистых бликах зенитного солнца легко хмурилось твое лицо. Ты сделал шаг вперед, уткнувшись мотнёй прямо мне в нос, и я, оробев, опустил голову на колени, отчего стал совсем уж незначительным на фоне внушительного горного ландшафта. Вдруг на мою выгнутую до упора шею легла твоя теплая рука. «У тебя все позвонки повыскакивали, - с доброй усмешкой проговорил ты сверху. – Ты еще такой цыпленок…» Я выпрямил спину, и его пальцы провалились за ворот моей рубашки. Лаская мои плечи длинными крепкими пальцами, он опустился передо мной на корточки, заглянул в глаза, и, шутливо боднув, закопался лицом в мои растрепанные волосы. Я точно окаменел. Никогда прежде ты не допускал со мной такой очевидной нежности, ограничиваясь в лучшие минуты благодушными хлопками по щекам или приятельскими тычками в бок. Я не двигался, прислушиваясь к беспорядочному трепыханию своего ликующего сердца. Вскоре ты отсоединился от меня, скользнув легкой щетиной по моей не ведавшей бритья щеке. Я приоткрыл губы, надеясь, что ты поцелуешь меня, но ты стремительно поднялся и, коротко кашлянув, вернулся к запекающемуся мясу. Все встало на свои места.
Позже, старательно разжевывая жесткие ломтики шашлыка, я рассказывал тебе о своих школьных делах, о планах родителей на мой счёт (так как собственных планов у меня не было), о новом японском компьютере, который мне подарят на окончание школы. Ты слушал, изредка задавая ...вопросы. Болтая, я все старался поймать твой взгляд, но всюду натыкался на холодный профиль, устремленный в сторону. Тебе всегда был недосуг вникать в мои разговоры, которые ты, возможно, считал наивными, не имеющими отношения к действительности, тебя окружающей. Я умолкнул, ковырнул носком туфли податливый жирный весенний дерн, сдул с плеча неповоротливого майского жука, зацепившегося шпорами лапок за волокна хлопчатой рубашки.
Когда я оглянулся, ты уже лежал на траве, запрокинув руки за голову, и янтарные плевки солнца усеивали твое волевое лицо, скрадывая виски и скулы. Я не знал, что говорить, смотреть на тебя было также трудно. От нечего делать я принялся собирать шампуры, разбросанные окрест жаровни. Достав из багажника машины пластиковую флягу с водой, я залил третью объема тлеющие угли, затем немного отпил из горлышка, а остатками жидкости прополоскал запачканные руки и обувь. «Экономнее расходуй воду, - прозвучало за моей спиной, и, обернувшись, я столкнулся с твоим насмешливым, немного отчужденным взглядом». Швырнув порожнюю флягу на место, я забрался на заднее сиденье автомобиля, мечтая поскорее оказаться за письменным столом в моей маленькой комнате, где среди книг и конспектов я смог бы, наконец, отгородиться от тяжелых мыслей и разворошенных эмоций. Прогулка была испорчена. Ты, не в силах побороть свой смутный характер, привычно отравил даже этот, особенный для меня, день. Ты отцеживал каждую порцию внимания, боясь ненароком поощрить мои тлеющие чувства, дать им надежду на новую жизнь. Я интуитивно расшифровывал все уловки твоего эго, так как неутоленное сердце всегда чутко и проницательно, оно вырисовывает действительность с большим опережением разума.
В салоне, объятом прямыми лучами солнца, пахло сигаретами, фиалковым освежителем и нагретой резиной. Я развалился на велюровой обивке, нагло закинув ноги на головной валик водительского кресла. В ту минуту я готов был пятками пинать твою упрямую кавказскую башку!
Однако, как только противоположная дверца скрипнула, я трусливо подобрался, подтянув колени к подбородку, силясь притвориться задремавшим. Сквозь смеженные ресницы я видел, как ты навис надо мной, пристально изучая мою мордашку из-под сросшихся черных бровей. Легкая улыбка тронула твои губы с приклеенным к ним окурком. Длинные теплые пальцы пробежались по пуговицам моей рубашки, отделяя ткань от плоти, приласкали полукружья взопревшей груди и плотно сомкнулись на призывно торчащих бугорках сосков. Я перевернулся на спину, облегчая тебе доступ. Ты обнажил мой плоский и гладкий живот, и, шумно вдохнув, зарылся в шелковистую юную плоть своим жадным ртом, царапая чувствительную кожу трехдневной щетиной подбородка и щек. Стало нестерпимо хорошо: я выгнулся, обхватив бедрами твою напрягшуюся спину. Ты стал подниматься выше, прикусывая каждый участок тела на пути, и твой язык неумолимо приближался к самой опасной точке возле моей шеи, чья стимуляция вызывала у меня взрыв подростковой похоти, равной которой не бывает ни в каком другом возрасте. Вместе с вожделением во мне начал пробуждаться протест.
Мой рассудок требовал мятежа, радикального отказа дать тебе то, что ты так уверенно получаешь от меня, когда захочешь. Я понимал, что и сейчас мои желания не в счет: ты берешь меня не по зову души, не затем, чтобы разделить со мной тепло, а лишь повинуясь своему сексуальному капризу. Выставив руки вперед, я попытался выбраться из твоих объятий, помогая себе локтями и коленями, но ты, расценив мой маневр как элемент игры, сел на меня сверху и коротким движением спустил змейку на джинсах. Когда же исходящий жаром могучий ствол, набухший и увлажненный, утыкается мне в самые губы, так, что я даже ощущаю его возбуждающий мускусный запах, говорить «нет» не имеет никакого смысла. Я все же стискиваю зубы некоторое время, с неким удовлетворением наблюдая, как омрачается его высокий лоб под шапкой густых и коротких волос, черных, как у Люцифера. Поведя горячей толстой головкой по моим щекам, покрытым легким пушком, ты уже теряешь