то к другому сокурснику; так вот: этот Серёга, вдруг обративший своё внимание на Кольку, пару раз предлагал Кольке принести диск с порнухой, уверяя, что "там, бля... там тако-о-е, что сразу обкончаешься", и ещё несколько раз подробно рассказывал Кольке, как он "до утра во все дырки драл знакомую биксу", - Колька, слушая Серёгу, молча улыбался, ничего не уточняя, ни о чём не переспрашивая... "во все дырки!" - с жаром повествуя о своих то ли реально случавшихся, то ли придуманных похождениях, многозначительно говорил Серёга, и Колька в ответ спокойно кивал, не выражая ни удивления, ни недоверия... словом, никакого особого интереса к рассказам Серёги Колька не проявил, и вскоре Серёга от Кольки отстал, - говорить наверняка, что именно этот Серёга от Кольки хотел, было никак невозможно... может быть, не хотел ничего. А вскоре в училище появился Гоблин Никандрович Гомофобов...
Вжик... вжик... - ритмично скрипят пружины кровати, и в такт этому характерному скрипу Колька, лежащий под Гоблином Никандровичем, так же ритмично дёргает поднятыми вверх ступнями ног, снизу вверх глядя на потную, изрядно порозовевшую лысину нависающего над ним Гомофобова, - тяжело дыша, Гоблин Никандрович сладострастно двигает бедрами, отчего член его, обильно смазанный вазелином, легко скользит в Колькином очке, словно поршень во втулке... "Встану - спрошу", - думает Колька, содрогаясь от толчков...
Муха, какое-то время безмолвно ползавшая по стеклу, вновь начинает с жужжанием биться в окно, и Колька, чуть повернув голову набок, флегматично смотрит, как муха, буравя стекло, тщетно пытается вырваться на свободу... "Что Лёха, что Гоблин Никандрович... какая разница? - думает Колька, содрогаясь от толчков. - Им, видимо, нравится такой секс... то есть, нравится определённо... а мне?" Колька закрывает глаза... так и есть: если глаза закрыть и всё внимание сосредоточить исключительно на ощущении члена в очке, то можно с лёгкостью представить, что трахает его сейчас не Гоблин, а делает это Лёха... или нет, разница всё-таки есть: член был у Лёхи больше - и длиннее, и толще, а потому и давление члена внутри, когда Лёха гонял его туда-сюда, чувствовалось сильнее... а у Гоблина член по размерам такой же, как у Кольки, с той лишь разницей, что кожа на члене у Кольки светлая, а у Гоблина Никандровича она тёмная, сильно пигментированная... кожа на их членах как кора на стволах деревьев: у деревьев молодых кора тонкая и нежная, а у деревьев старых она совсем другая... хотя, если вдуматься, слово "старый" к Гоблину Никандровичу совершенно не подходит: старый - это немощный, а Гоблин Никандрович не только выглядит моложаво внешне, но и, что ещё важнее, энергичен и неутомим, даже кипуч в своей деятельности общественной, не говоря уже об активности сексуальной; при этом его сексуальная активность, точнее, скрытая от всех направленность этой активности не то чтобы мало согласуется с деятельностью общественной, а диаметрально противоположна тем взглядам, которые Гоблин Никандрович, активист регионального движения "За моральное возражение", публично пропагандирует при каждом удобном случае... собственно, это - и только это! - вызывает у Кольки некоторое недоумение... ведь что получается? Если Гоблин Никандрович это делает, значит - ему это нравится... однозначно нравится! - вон как сопит, неутомимо двигая бёдрами... даже лысина запотела! И при всём при этом он же, то есть Гоблин Никандрович, утверждает, что однополый секс есть не что иное, как извращение, и что "извращение это нужно калёным железом выжигать из нашей жизни!"
Конечно, только какой-нибудь глупый или совсем уж наивный человек может думать, что слова, произносимые вслух, всегда искренни, - в жизни приходится что-то скрывать, что-то придумывать, чтобы ввести других в заблуждение... взять, к примеру, того же Лёху: трахая Кольку,... Лёха это не афишировал, никому об этом не рассказывал - точно так же скрывал, как скрывает это Гоблин Никандрович... но Лёха, втайне трахая Кольку, при этом не утверждал, что однополый секс - это "гнусное извращение"; во всяком случае, Колька такого ни разу от Лёхи не слышал. А Гоблин Никандрович... говорит он одно, а делает - совсем другое: на словах он - непримиримый борец с "содомией и всякими другими половыми извращениями", а на деле... вон как вспотела лысина! "А зачем?" - думает Колька, колыхая ногами.
Пружины кровати ритмично скрипят, и Колька, в такт этому скрипу колыхая ногами, вновь переводит взгляд на трюмо, стоящее в противоположном углу комнаты... кто бы мог подумать! Гоблин Никандрович Гомофобов появился в училище ранней весной - и сразу, едва появившись, развил бурную деятельность: устроился он на должность завхоза, но уже буквально через неделю стал появляться в аудиториях - с информацией о деятельности регионального движения "За моральное возрождение"; оказалось, что Гоблин Никандрович не только завхоз, но ещё и член этой самой организации, и член не абы какой, а член самый что ни на есть активный... активист, то есть... вжик, вжик - характерно скрипят пружины кровати... Когда Гоблин Никандрович, мало похожий на завхоза, появился в Колькиной группе, пацаны поначалу восприняли его призыв вступать в ряды "молодёжного крыла" движения довольно скептически, а Саня, сидящий за последним столом, то ли действительно не расслышав, то ли ёрничая, даже выкрикнул: "А что лично мне даст ваше вырождение?" - и пацаны, без особого энтузиазма глядя на Гоблина Никандровича, поддержали Саню дружным смехом. Гоблин Никандрович, Саню поправив, ответил в том духе, что "мораль находится под угрозой" и что "каждый молодой человек должен чувствовать свою личную ответственность - не должен оставаться в стороне"... а ещё Гоблин Никандрович сказал, что "члены движения будут иметь возможность активно выражать свою гражданскую позицию, принимая непосредственное участие в различных санкционированных выступлениях" и что "те, кому небезразлично состояние морали, будут иметь не только моральное удовлетворение от своего участия в деле её возрождения и утверждения, но и будут материально поощряться и поддерживаться". Собственно, из всего сказанного Гоблином Никандровичем только это последнее - про материальное поощрение - вызвало у пацанов некоторый интерес. "И какова сумма поощрения?" - снова подал голос Саня. "Ты ещё ничего не сделал, а уже торгуешься!" - осадил Саню необычный завхоз, что, впрочем, Саню совершенно не смутило: "А как же? - парировал он. - За бесплатно кому это надо? Никому! Потому я и спрашиваю... я, может, в первых рядах стану бороться за ваше возрождение, когда сумму узнаю!" И пацаны, явно поддерживая Саню в его желании знать сумму, снова дружно рассмеялись, выкрикивая: "Бабки хотим!"; всё это было и смешно, и несерьёзно... бутафорно всё это было.