Предел терпения
не сжимая ноги и не зажимая рукой. Она только сказала, что секс в таком состоянии не приносит ей больше удовольствия, и просто лежала, позволяя мне наслаждаться видом ее голенькой щелки в такой щекотливой ситуации. Но природа все-таки приперла ее к стенке, и Лена уже вполне всерьез взмолилась: "Макс, я не могу. Все. Я скоро писаться буду". Тогда я надел на нее трусики, колготки, а потом и брюки. Лена призналась, что я угадал верно, в одетом виде она просто не способна пописать.
Она стала сжимать ноги, тереть себя там рукой, и твердить, что "счас польется, счас польется, ой, нет!" Она вся взмокла, причем в запахе кожи был явный оттенок мочи. Видимо, почки уже не могли сливать в ...переполненный мочевой пузырь новые порции.
Я, по правде говоря, чувствовал себя фашистом, но остановиться, отпустить ее в туалет не мог. Это продолжалось долго, в брюках она пробыла больше часа. Но потом она так отчаянно попросила меня хотя бы снять с нее одежду, что я не смог отказать. Хотя и понимал, что это значит по сути позволить ей пописать, ведь тогда исчезнет естественный тормоз, запрещающий это.
Я стащил с Лены одежду. Выпуклость на ее животе была просто огромна! Она легла на спину, я раздвинул ей ноги, половые губы сами разошлись в стороны. Уретра выглядела совершенно обычно, но во влагалище с трудом можно было протиснуть даже мизинец. Лена начала мелко дрожать, сначала ноги, а потом и все тело. Она без конца твердила: "Все, все, все! Не могу!" Я сказал, что она сможет пойти в туалет через полчаса. Лена взвизгнула: "Какие полчаса! Я обоссусь! Прямо здесь!". Я, не отрываясь, смотрел на ее уретру и вдруг увидел, как из нее просочилась капелька, потом еще одна. Было ясно, что это непроизвольное выделение, причем Лена его даже не замечает. "Лен, сожми мышцы! У тебя по капелькам сочится!", - сказал я и увидел, как отверстие ее влагалища сжалось, но лишь на мгновение. "Я не могу. Я уже не чувствую там ничего, все онемело", - чуть не плача сказала она, а из дырочки просочилось еще несколько капель и потекло по попе.
"Все, Макс!", - отчаянно выкрикнула она и я сдался. "Давай", - сказал я.
Самое интересное, что после этого момента она не писала еще секунд десять, не смогла сразу расслабиться. Из чего я сделал вывод, что запас прочности был еще велик. И вот мне прямо в лицо ударила тугая струя. Мне показалось, что она была горячей, как кипяток. Я ощутил на губах солоноватый привкус. Мое лицо было в каких-то пяти сантиметрах от щели, и я видел, как невероятно расширилась под напором писательная дырочка, стала диаметром чуть ли не с мизинец. Я наблюдал секунд 10, а потом прижал к щели ладонь: "Все, хватит, пошли в ванную". Лена с трудом остановила поток, для чего ей пришлось сжать ноги. Помню этот момент, как на фотографии: женщина с плотно скрещенными ногами, лежащая на постели совершенно голая, а под попой огромное мокрое пятно. Она нашла в себе силы улыбнуться: "Макс, ну теперь-то зачем вставать. Давай я выписаюсь здесь." "Лен, да я не против. Но соседей ведь затопим.", - отшутился я и мы пошли в ванную. Писала Лена целую вечность.
Она стала сжимать ноги, тереть себя там рукой, и твердить, что "счас польется, счас польется, ой, нет!" Она вся взмокла, причем в запахе кожи был явный оттенок мочи. Видимо, почки уже не могли сливать в ...переполненный мочевой пузырь новые порции.
Я, по правде говоря, чувствовал себя фашистом, но остановиться, отпустить ее в туалет не мог. Это продолжалось долго, в брюках она пробыла больше часа. Но потом она так отчаянно попросила меня хотя бы снять с нее одежду, что я не смог отказать. Хотя и понимал, что это значит по сути позволить ей пописать, ведь тогда исчезнет естественный тормоз, запрещающий это.
Я стащил с Лены одежду. Выпуклость на ее животе была просто огромна! Она легла на спину, я раздвинул ей ноги, половые губы сами разошлись в стороны. Уретра выглядела совершенно обычно, но во влагалище с трудом можно было протиснуть даже мизинец. Лена начала мелко дрожать, сначала ноги, а потом и все тело. Она без конца твердила: "Все, все, все! Не могу!" Я сказал, что она сможет пойти в туалет через полчаса. Лена взвизгнула: "Какие полчаса! Я обоссусь! Прямо здесь!". Я, не отрываясь, смотрел на ее уретру и вдруг увидел, как из нее просочилась капелька, потом еще одна. Было ясно, что это непроизвольное выделение, причем Лена его даже не замечает. "Лен, сожми мышцы! У тебя по капелькам сочится!", - сказал я и увидел, как отверстие ее влагалища сжалось, но лишь на мгновение. "Я не могу. Я уже не чувствую там ничего, все онемело", - чуть не плача сказала она, а из дырочки просочилось еще несколько капель и потекло по попе.
"Все, Макс!", - отчаянно выкрикнула она и я сдался. "Давай", - сказал я.
Самое интересное, что после этого момента она не писала еще секунд десять, не смогла сразу расслабиться. Из чего я сделал вывод, что запас прочности был еще велик. И вот мне прямо в лицо ударила тугая струя. Мне показалось, что она была горячей, как кипяток. Я ощутил на губах солоноватый привкус. Мое лицо было в каких-то пяти сантиметрах от щели, и я видел, как невероятно расширилась под напором писательная дырочка, стала диаметром чуть ли не с мизинец. Я наблюдал секунд 10, а потом прижал к щели ладонь: "Все, хватит, пошли в ванную". Лена с трудом остановила поток, для чего ей пришлось сжать ноги. Помню этот момент, как на фотографии: женщина с плотно скрещенными ногами, лежащая на постели совершенно голая, а под попой огромное мокрое пятно. Она нашла в себе силы улыбнуться: "Макс, ну теперь-то зачем вставать. Давай я выписаюсь здесь." "Лен, да я не против. Но соседей ведь затопим.", - отшутился я и мы пошли в ванную. Писала Лена целую вечность.