Альбина Валентиновна

ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
- Мишенька... Я твоя... Я твоя женщина... Люблю тебя... - шептала Альбина Валентиновна, все теснее прижимаясь к сыну большими, как арбузы, упругими грудями, строя глазки и ластясь, как кошка. - Поцелуй меня... Нет, не так... В губы... В рот...

НЕОБХОДИМОЕ ПОЯСНЕНИЕ

Здесь сразу надо сделать небольшое пояснение. Альбина Валентиновна — вполне добропорядочная женщина пенсионного возраста, овдовевшая лет двадцать назад и с тех пор не знавшая мужской ласки. Хотя желавших приударить за ней было предостаточно. Что неудивительно: лицо смазливое, титьки по размерам и упругости - натурально мячи, ляжки белые, красивые, хотя уже и с признаками целлюлита, женские органы в полном порядке. И все это богатство увядало напрасно. «Коровка» вполне в соку, а осеменять себя не дает. Поэтому шлюхой ее никак не назовешь. При всем старании. Обычная школьная училка. Русский язык и литература. Альбине Валентиновне - пятьдесят восемь, но она все еще работает и с любимой профессией расставаться не собирается.

Когда умер муж, сын был студентом-первокурсником «Строгановки». Теперь Михаил — взрослый мужчина, вполне состоявшийся человек, красавец-мужчина. Художник! Только вот личная жизнь не удалась. Прожил с женой десять лет, а год назад развелся. Изменила, сучка такая! Альбина всегда недолюбливала свою невестку, а после этого случая вообще возненавидела. И чего этой дуре было надо? Миша — мужчина видный, уважаемый, зарабатывает по нынешним временам очень даже неплохо. И вот — на тебе... Связалась потаскушка с каким-то молодым (десять лет разницы) прыщавым кобелем... Миша судиться-делиться не стал. Оставил после развода жене-изменщице трехкомнатную квартиру, бросил большой областной центр, перебрался в провинцию, в маленький городок, где прошло его детство — к маме. А мамочка Алечка жила одна в частном доме. Вокруг огромный вишневый и яблоневый сад. Благодать!

Мать с сыном зажили вместе. И как зажили... Душа в душу! Одной семьей.
Днем она уходила в школу, а сын писал картины (он отвозил их в областной город и в Москву - их охотно покупали многие коллекционеры и даже музеи). Вечером не торопясь, за беседой ужинали, а потом Альбина Валентиновна проверяла ученические тетрадки, а Миша, примостившись рядом, читал книжку. Перед сном, сидя рядышком на диване, смотрели телевизор или просто разговаривали — о литературе, искусстве, просто о жизни... А потом расходились по своим комнатам, по своим одиноким постелям — опять же читать перед сном и вкушать плоды Морфея. Оба безумно любили свой сад - по выходным и в мамин летний отпуск возились в саду, сажали цветы, а потом любовались ими. Миша обожал писать георгины и гладиолусы — и акварелью, и маслом, и пастелью, а мама просто млела, наблюдая, как он пишет. О новой женитьбе Миша не помышлял, женщин не заводил, ни с кем не флиртовал. Любые материны разговоры на эту тему мягко пресекал или же отшучивался.
- Зачем мне жена, мам? Ты у меня и за хозяйку и за самого задушевного
милого друга, вернее за подружку...
- Нет, все-таки не за «подружку», - думала при этом мать. - Подружка бы тебя быстро взяла в оборот...

Мише исполнилось тридцать восемь. Самый пик сексуальности. Мужчине в таком возрасте никак не обойтись без регулярных половых сношений. Впрочем, мама знала, что сынок все-таки периодически опорожняет свои яички, занимаясь онанизмом. Перед стиркой Аля разглядывала Мишины трусы, видела на нихпятнышки засохшего семени и вздыхала.
- Эх, Мишка, Мишка... Тебя бы в хорошие руки...
И эти руки быстро нашлись. Это были ее собственные руки...
Алька пошла на сближение с сыном вполне сознательно и даже подвела под свои намерения изобретенную ей мотивацию.
- Ему нужна женщина, - рассуждала она. - но он не хочет ее искать. В
принципе в его жизни есть все, кроме нормального здорового секса. Поэтому такой женщиной должна стать я сама... Беременеть я от него не буду, да, наверное, и не смогу уже — климакс все-таки... А то, что он будет совать в меня свою пипирку... Что же в этом такого уж грандиозного и страшного? Ну, сунет, потыкает, спустит семя, вынет... Он взрослый мужчина, а я взрослая (да что уж там — старая) женщина. И что особенного если взрослый мужик спит в постели с женщиной, много старше себя — даже, если эта женщина - его собственная мать. Ведь я такая же баба, как все прочие: титьки, дырка... Хочешь спереди, хочешь сзади, хочешь в рот... Конечно, с точки зрения морали — это грех. Но ведь и библейский Лот согрешил по нужде с
родными дочками. И Бог его простил... И меня простит...

Кроме всего прочего, Альбина давно уже стала замечать, что Миша засматривается на нее. Как на женщину! Когда они работали вместе в саду (а мать обычно надевала сарафан с глубоким вырезом на груди), Аля часто наклонялась и при этом исподтишка ловила на своих «шарах» его нескромные взгляды. А иногда она, стоя к сыну задом, склонялась над грядкой, чтобы выдернуть какой-нибудь сорняк... Сарафанчик был не только сильно декольтирован, но еще и короток — не по годам... Альбина Валентиновна буквально попой (белой и пышной) чувствовала, что Миша заглядывает ей под подол.
- Ну, и пусть смотрит, - думала она. От меня не убудет, а ему все-таки приятно... И стала весьма щедра на такие «показы», часто демонстрируя
Михаилу некоторые особенно приятные для мужского глаза участки своего тела. Ей даже нравилось это. Было лестно, что она еще может привлекать, интересовать в сексуальном плане. И мамочка стала немножко хулиганить...

Однажды она надела трусы из тонкого-тонкого шелка, почти совсем
прозрачные. И все в том же коротеньком сарафанчике стала помогать сыну полоть морковь. При этом сидела на корточках. Она — на одной стороне грядки, сын — на противоположной, прямо напротив. Миша, наверное, пропустил немало сорняков, время от времени бросая взгляд матери между ног. Сквозь тонкий шелк просвечивал ярко-рыжий густой мех и глубокая борозда половой щели. Зрелище для изголодавшегося мужчины чрезвычайно соблазнительное. Но Алька не ограничилась этим, повела себя как самая натуральная потаскуха: встала, развернулась к сыну задом и нагнулась над соседней грядкой, демонстрируя свою «плюшку» во всей красе — пусть и через шелковую ткань.
- Ему нравятся мои половые органы. Он хочет их... - сладострастно размышляла Альбина Валентиновна. - Наверное, у него уже стоит на меня. Чтобы убедиться в этом, она резко встала в полный рост и повернулась назад.
- Сынок! Принеси лейку...
Миша нехотя поднялся над грядкой, и мать увидела понятно какой бугорок на его спортивном трико. Это был даже не бугорок, а бугрище. Член выпирал со всей молодецкой силой.
- Я думаю, он очень большой, - сказала сама себе Альбина и ей захотелось увидеть Мишкин пенис. И не только увидеть...
Альбина «растаяла». Сердце ее сладко заныло, а в такт сердцу заныло и между ног. Руки похолодели, как всегда это было у нее, когда она страстно влюблялась. Матери нестерпимо захотелось, чтобы Миша овладел ее телом, чтобы обнимал ее и нежно ласкал своими сильными руками.
В тот же день, вечером, случилось то, что случилось.

НЕПРИСТОЙНОЕ