чашечки падали на ладони. После этого лифчик повисал на мамином пальчике, и отправлялся к другим вещам на кровати. Дальше мама доставала из шкафа халат или домашнее платье, быстренько набрасывала на себя, и представление завершалось.
Уборка вещей с пастели в шкаф, уже не привлекала внимания её сына. От созерцания бытового стриптиза мой дружок приходил в полный восторг, удлинялся, на сколько мог и обильно выделял смазку. Чтобы скрыть его состояние я прижимал его наверх, к лобку, а резинками трусов и спортивных фиксировал головку. Теперь оставалось дождаться удобного момента и хорошенько подрочить.
Всё происходящее напоминало прыжки в воду с вышки: перед новой высотой испытываешь страх, неуверенность, волнение, но остановиться уже нельзя, делаешь шаг, оказываешься будто в другом измерении, и только в воде возвращаешься в реальность, наслаждаясь переживанием. Через некоторое время, покорившаяся высота становится привычной и что-то толкает на новый, более высокий рубеж. В отношении мамы следующим этапом было подглядывание за ней в ванной. Далось мне это довольно просто, окно комнаты выходило в сад, а вид внутрь закрывала обычная матерчатая занавеска. Нужно было только слегка отогнуть её краешек в нижнем углу. Я так и поступил.
Когда мама, в очередной раз, пошла принимать душ, её сын уже прильнул глазом к щели. Опасаться было нечего, из освещённой комнаты видна только чернота ночи, и я в полной мере мог наслаждаться прекрасным видом. В ванной мама была совсем не тороплива, движения спокойные, немного уставшие. Положила ночнушку на стиралку, глядя в зеркало над умывальником, расстегнула халат, сняла,... повесила рядом с полотенцами, постояла с полминуты, стянула трусики и я первый раз, в сознательном возрасте, увидел маму совершенно голой.
Светлая, молочная кожа, небольшие груди, животик с еле заметными складочками, крепкие ноги, круглая без дряблостей попка, треугольник лобка, покрытый тёмными волосами. Маме было уже больше сорока, и даже сквозь возбуждение я получил ещё и эстетическое наслаждение, почувствовал нечто похожее на гордость за неё. Дальше я наблюдал весь процесс принятия душа, после чего мама, подсушила кожу, прикладывая полотенце ко всем частям тела. Как мама станет одеваться не стал смотреть, решил что лучше оказаться в комнате до её выхода. С этого вечера я любовался наготой мамы при каждом возможном случае.
Скоро и этого стало мало, мне захотелось коснуться её. После работы мама любила вздремнуть на диване минут сорок. Если быть очень осторожным, рассуждал я, она не почувствует во сне, и даже если проснётся - успею отдёрнуть руку, она не поймёт. Я сидел за письменным столом и для правдоподобности смотрел в учебник. Вошла мама, мы перебросились парой фраз, потом заскрипел диван, и наступила тишина.
Я затаился, прислушиваясь к каждому шороху, вскоре дыхание мамы стало тихим и ровным. Пора. Нужно было пристроиться на диване рядом с мамой, будто устал читать сидя. Мои движения были невесомы и осторожны, всё же диван заскрипел на столько сильно, что мама забеспокоилась во сне. Я не боялся разбудить её, в том, что я лезу на диван ничего необычного не было, мне и прежде случалось сидеть рядом со спящей мамой. Я устроился и затих. Затихла и мама.
Сделав усилие над собой, протянулся к бедру, и легонько, как сапёр, самыми кончиками пальцев опустился на мамин изгиб. Рука нервничала, и плохо слушалась, с полминуты я больше ничего не предпринимал, потом медленно стал опускать ладонь. Кисть легла на бедро и замерла. Ничего не происходило, я ожидал гораздо большего, ладонь, мёртво лежащая на мамином бедре возбуждала, но не столь ярко. Отважиться на поглаживание было слишком рискованно, а стимулировать член другой невозможно, из-за скрипа дивана. Я убрал руку и стал просто смотреть на мамину попку.
Как-то ночью, наверное был одиннадцатый час, раздевшись и укрывшись одеялом, я лежал и читал перед сном. Вошла мама, уже в ночнушке, достала с полки нужную ей книгу и села за стол. Мы часто засиживались до позна за чтением, это было нашим общим увлечением, точнее любовь к литературе была унаследована мной от мамы. Гораздо позоднее я узнал, что много читающий библиотекарь – скорее исключение, чем норма.
В доме всегда было много книг, и с каждым годом количество всё множилось. Полки книжных шкафов с трудом вмещали лощённые тома русских и зарубежных классиков, коим отводились самые почётные места. Ниже располагались книги исторические, приключенческие, фантастика. «Всякая всячина», в основном в мягком переплёте, ещё ниже. И наконец в основании лежали тяжеленные словари и энциклопедии. Мама обсуждала со мной прочитанное, выражала своё мнение о героях и авторе, слушала моё, спорила как с равным.
Она вообще относилась ко мне как к личности, не сюсюкалась, не тискала, уважала мои взгляды и самостоятельность суждений, интересовалась проблемами, поощряла любовь к спорту. Наши отношения были скорее дружескими. С ней было интересно и легко обсуждать любые темы, кроме секса. Об этом мы не говорили никогда, даже в форме шуток. Однако, я отвлёкся от случая той ночи. Итак, мама села за стол и погрузилась в чтение.
Я знал, что минут через двадцать она, по обыкновению, пересядет на мягкий диван. Поскольку сын ложился ближе к стене, места было достаточно. Мама садилась на край, иногда поднимала ноги и прикрывала их моим одеялом, могла, полулежа, опереться на локоть, но никогда не ложилась совсем и не забиралась полностью, как того хотелось мне, под одеяло. Не знаю, как эта мысль не приходила мне в голову до того; мама ведь сидела рядом и почти касалась меня.
Мы читали под свет одной лампы и ничего удивительного в том, чтобы подвинуться чуть ближе и, потом, устраиваясь удобнее, как ни будь «забыть» руку у её попки не было. «Устраиваться удобней», поправлять одеяло, тянуться за чем ни будь можно было сколько угодно раз, выглядело это вполне невинно. При этом рука, бывшая в «контакте», хоть и легонько, тёрлась о маму. Всё пошло удачно с самого первого раза, затем я становился всё смелее, а контакт всё плотнее.
Я очень возбуждался от этой игры, и однажды решил коснуться маминой попки членом. Вначале, я делал это не вынимая его из трусов. Ложился на спину, опускал, слишком высоко торчащий, член на нужный угол, выжидал немного, и поворачивался обратно. Мама сидела, боком и спиной, поэтому моих приготовлений видеть не могла. Ощущение от упирающегося в маму члена были очень сильными, и чем плотней я прижимался, тем интенсивнее они становились.
Естественно волнительней всего было решиться сделать это, выпустив дружка из трусов. Проблемой была смазка, её обильность. Даже прижимаясь в трусах приходилось сначала подсушить головку трением об одеяло. Первые разы, я только чуть касался, но возбуждению было этого мало, оно требовало большего, и я повиновался. Не знаю, на самом деле мама ничего не замечала, или вид делала, только когда она пошла к себе после очередной «близости», на ночнушке красовалось совсем не маленькое пятно.
Под сорочкой всегда были плотные трусы, и возможно благодаря этому она