плата за то, что увидел... Теперь дрочить надолго хватит!"
Лёшка вздохнул, нехотя оставил в покое свои высокоинтеллектуальные мысли и принялся узкой дощечкой выгребать на сложенную вчетверо газету рыжую вонючую мастику. Ну вот. Вроде должно хватить. Лёшка уже собирался выйти из кабинки, когда вновь дробно застучали каблуки и скрипнула дверь. Сердце опять заполошно заметалось в горле. Трясущаяся рука с зеркальцем осторожно полезла под перегородку. Но ничего разглядеть Лёшка не успел, потому что услышал резкое и гневное:
- Ох - х, блядь! А ну выйди оттуда! Кто там?! Ну! Быстро! Пока я милицию не вызвала! Кому сказала?! Выходи, гадёныш!
Это был конец всему. Всей прошлой безмятежной жизни. С уютными дрочками на учительские ляжки и обтянутые трусами жопы. Со спокойным сидением на уроках. С мимолётным щупаньем девчонок на школьных дискотеках. Голос ...принадлежал его матери - директору школы Нине Александровне Смирновой.
И, значит, конец настал и их привычной размеренной жизни. Обыкновенной, ничем не примечательной. От одной командировки отца до следующей. Каждый раз он привозил всякие диковинные подарки из своих заграниц. И Лёшка с мамой радовались и не хотели, чтобы он опять уезжал. Не хотели, несмотря ни на какие подарки... Этому теперь тоже настал конец. Мать, конечно, расскажет всё отцу и... Тоскливо всхлипнув, Лёшка открыл защёлку и вышел из кабинки. Мать, в строгом пиджаке и серой юбке, стояла уперев руки в бока в классической позе женской нешуточной угрозы. "Тоже серая юбка..." - совершенно неуместная мелькнула у отчаянно тоскующего пацана мысль. Лицо его пылало, на глаза навернулись слёзы, голову он опустил так низко, будто она стала весить килограммов тридцать, и шея никак не могла её удержать. Из - за этого всего Лёшка не мог видеть лица матери, застывшей в молчаливом потрясении. А на её красивом холёном лице гнев быстро сменился странной смесью досады, жалости, непонятного облегчения и некоторого изумлённого интереса. Будто мать впервые увидела... вернее, подробно разглядела собственного сына.
- Что ты туть делал - не спрашиваю. Мне и так всё ясно. Быстренько пошли отсюда. Не хватало ещё, чтобы тебя здесь кто - то другой увидел. Что это у тебя?
- Я... Мне... Мне Альбина Ивановна сказала... - униженно залепетал дрожащий крупной заметной дрожью Лёшка. - Она это... Это пионерское поручение... сказала...
- Поручение за учительницами подглядывать?!
- Нет, мам... То есть, Нина Александровна... Я за мастикой сюда... Я... чтобы пол в актовом зале... Я случайно посмотрел, мам... Честно... Я больше не буду...
- Хватит, хватит оправдываться... - голос матери заметно смягчился. Ей вдруг стало отчего - то смешно. И ещё стало жалко этого трясущегося от страха мальчишку с пионерским галстуком. Худой, длинненький, нескладный... Рукава пиджачка уже коротковаты. Как она этого не заметила. Ну подглядывал... Господи! Да кто из них в этом возрасте не подглядывал?! - Всё, пошли отсюда быстренько... Да не трясись ты, глупышок... Я не сержусь. Мне, знаешь, такой скандал в школе не нужен. Ты только представь эту нашу ситуацию, а?! Со стороны, а?! - Нина Александровна нервно рассмеялась. - А вот если бы это был другой какой-нибудь мальчик - о-о-о! - живо бы из школы с волчьим билетом вылетел!
Лёшку передёрнуло. Он всё ещё не знал, как теперь себя вести, несмотря на мамины слова. Но она вдруг приобняла его за плечи и повела к выходу из туалета. Возле самых дверей остановилась, причесала сыну взъерошенные волосы, обдёрнула короткий его пиджачок и ласково сказала:
- Но ты-то не другой мальчик. Ты мой сынуля, хоть и похабник и извращенец.
- Мам, я больше не буду...
- Ой, молчи уже! Конечно, будешь! Не знаю я вас, уголовников, что ли? Так, всё. Ну-ка сделай нормальное, деловое лицо. Ты, в конце концов, пионерское поручение выполняешь.
Нина Александровна вышла из туалета, огляделась:
- Никого. Давай, сынуля, выходи быстро. И иди пока работай, похабник! Мы с тобой дома обо всё поговорим.
..Лёшка лихо двигал ногой с надетой на неё мастичной щёткой. Половину зала он уже натёр. Ему даже понравилось это занятие. Паркет не просто заблестел, он как бы стал прозрачным и глубоким. Красиво... За работой мальчишка всё время вспоминал своё сегодняшнее приключение. Сладкая Альбиночка со своими трусами и улыбочками. И буферами с сосками! Как он ей посмотрел потом! А она прямо жопой по стулу затёрлась! А как буфера у неё прыгали! А в туалете... Вообще холодец! Как эта - то ссала! Пиздища такая, блядь! А жопа?! Очко такое - туда - сюда... Так - то Лёшка материться вслух не любил, но когда дрочил на кого - нибудь или фантазировал - в выражениях не стеснялся... Эх, ещё бы узнать, кто такая была. Надо после этого урока пробежаться по этажам или возле учительской покрутиться. А то завтра переоденет юбку и туфли, будешь потом гадать и хуй догадаешься наверняка, кто такая всё - таки...
Тут двойные двери в зал распахнулись, и на пороге остановилась, как вкопанная, Раиса Моисеевна.
- Ой, Лёша! Это ты тут работаешь? А я слышу - кто - то щёткой шаркает... Молодец, очень хорошо у тебя получается. Но, кстати, ты почему не на уроке?
Лёшка, продолжая возить щёткой и снова возбуждаясь, убедился: ссала Раиса! Вот она, серая юбка в тусклую клеточку, вот серые туфли на низком каблуке, вот телесного цвета капроновые чулки. Какой кайф, блядь... Она разговаривает с ним и даже не подозревает, что он видел её пизду и жопу во всех подробностях... Как она ссыт, как лошадь...
- Да я, - задыхаясь, еле выговорил Лёшка, - это... пионерское поручение... выполняю... Мне Альбина Ивановна сказала...
- А - а... Ну хорошо, молодец. Продолжай в том же духе, как говорится.
Раиса развернулась и пошла, покачивая широкой красивой жопой, в которой отныне для пионера Лёшки уже не было никакой тайны.
Лёшка дотирал пол и всё ещё немного страшился вечернего разговоря с матерью. Конечно, она сказала, что не сердится. И вроде даже когда сказала "дома поговорим", то тоже... Ну так... Без угрозы... А Лёшка отлично знал, как мама говорит, когда у неё серьёзные намерения.
Размашистая, приятная для него работа и намного более приятные мысли "с картинками" привели к вполне ожидаемому результату: член затвердел и даже немного болел, страстно желая выплюнуть в мир очередную порцию накопившейся спермы, явно давящей юному хозщяину на мозги. Лёшка и впрямь ни о чём другом думать не мог. Да и кто другой на его месте после всего, что случилось, стал бы думать об уроках, например?! Опять застучали каблуки, и к входу в сверкающий свеженатёртым паркетом зал подошла, гордо неся свои вопиющие о самом разнузданном сексе телеса, Альбина Ивановна. Улыбнулась, сверкнула круглыми стёклышками очочков, совершенно машинально, сама не замечая этого очень женского движения, огладила ладонями обтянутые юбкой пышные бёдра и очень одобрительным тоном заговорила:
- Какой ты молодец, Лёшенька! Я ведь знала, что наша пионерская организация всегда может давать тебе самые отвественные поручения... Можно, я аккуратненько к тебе подойду?
Альбина зацокала по паркету, делая для чего - то