Тонечка, какой малец? Бог с тобой! Ебет двух баб, да еще, поди, и девок портит. Вон табуны какие у вашего дома шастают. А нам много и не надо. Почесал пару раз, да и хватит.

Мама, не выдержав, рассмеялась. С тетей Галей невозможно было ругаться, как и обижаться на нее. Вот и я не стерпел, рванул с полка к бадье с холодной водой. А Мурзиха уже приготовила пакость. Едва я подскочил, плесканула на меня из шайки. Водопад ледяной воды заставил захлебнуться собственным дыханием, заглушил даже крик, что попытался зародиться где-то в груди. Плюясь и откашливаясь, вывалился в предбанник, упал на лавку.

Ох уж это состояние после баньки, после парной, когда обольешь распаренное тело холодной водичкой и сидишь, приводя в нормальное состояние дыхание. Тело вбирает в себя кислород каждой порой, промытой и прочищенной. Каждая клеточка наслаждается жизнью. Почему никто из поэтов не написал оду бане? Жаль, что мне не дано слагать стихи. Не даются мне рифмы и я, по определению великого Пушкина, не могу отличить ямба от хорея.

Сижу, отдыхаю. женщины, даже не заметил кто, накинули на плечи простыню, укутали меня. Тетка замотала край простыни вокруг лица, сделав из меня куколку. Чмокнула, получила от матери шлепок по мокрой заднице, звонкий и отдавшийся эхом, побежала мыться. Женщинам надо помыть волосы, смыть пот, что проступил, пока меня парили, а я потопал домой, в простыне, накинув на плечи старенький ватничек.

Оделся, накрыл на стол, пока тетки мылись. Пришли распаренные, долго отдувались, сушили возле печки волосы. Это ныне мода на короткие прически. В то время волосы были гордостью и красой любой женщины. У мамы волосы, когда она их распускала, прикрывали половину попы. У Мурзихи были чуть покороче, до поясницы, но такие же пышные. Одна рыжая, почти красная, вторая черная, как смоль, они были немного похожи, как сестры.

Халаты были застегнуты через две на третью пуговицы, не до того было в жаркой бане. Титьки выпадывали, они их заталкивали обратно, они вновь выпадали, но вот пуговицы застегнуть как-то ума не хватало.

Просохли, сели за стол. Разлили по маленькой, выпили, поели. Пока ели, женщины приняли еще не по одной, так что к концу посиделок бутылочка опустела. Мурзиха осталась ночевать. Положили ее на моей кровати. Она долго охала, что некому согреть бедненькую, что спать в одиночестве боится, но вскоре затихла. Мама потащила меня в спальню. Зрелище голых тел в бане возбудило ее и она стремилась скорее погасить жар, что пылал внутри пипки, поместив туда охлаждающий аппарат сыночка.

Упали в объятия перины, провалились в нее, жарко целовались. мама лежала на спине, раскинув ноги, а я лежал на ней, целовал ее губы, щеки, шею. Опустился пониже и принялся целовать груди, переходя с одной на другую. Она сама подставляла мне их, беря руками и вталкивая мне в рот сосочки. Ей уже было хорошо, она уже была на грани. Пополз по ее животику, изучая языком каждый сантиметр ее тела, вылизал пупок, опустился к лобку. Мама замерла. Напряглась, выгнулась дугой, подставляя мне лобок и вход во влагалище.

Эти ласки мы стали практиковать недавно. Мама несколько раз отсасывала мне, когда у нее были месячные. Да и так не брезговала поласкать сына ротиком, испивая сперму до капельки, не проливая и не роняя ее. однажды она лежала, раскинув ноги, отдыхала после совокупления. Я лежал головой на ее животе, почти что на лобке, играл волосками пипки, раздыигая из, навивая на палец, поглаживая. Ласкал и губы только что выебанноц пизды, из которой исходил запах мамы и моей спермы.

Даже не припомню, что меня толкнуло, но я немного развернулся ногами к маминому лицу, раздвинул губки посильнее и осмотрел пипочку, раскрытую после сношения. Клитор торчал, еще не успев опасть и я лизнул его. мать вначале ничего не поняла. Когда я лизнул его во второй и в третий раз, она выгнулась дугой. Ягодицы оторвались от постели, поднялись, подставляя мне лакомство. И я начал работать языком, слизывая мамины выделения, свою сперму, лаская клитор и губы. Маму начало просто швырять по кровати.

Она извивалась, ее тело прыгало. Она развернула меня и положила на себя, расположив так, что я головой погрузился в ее пипку, а моя оказалась в ее ротике. Она просто проглотила мой писун, вялый и опавший, она сосала с каким-то урчанием, с каким кот грызет кусок мяса. Она вминала меня в себя , крепко сжав голову бедрами, подскакивала, завывала нечеловеческим голосом. Когда мама кончила, она долго плакала, тискала меня, прижимая к себе, говорила, что не отдаст никому.

Она говорила что-то еще, пока не успокоилась и не заснула. Меня поразила ее реакция на обычные, с моей точки зрения, ласки. Так я ласкал свою старшую сестру, ее дочь, кузин и прочих родственниц женского пола, что давали мне. А вот маму, похоже, так ласкали впервые. Молодежь оказалась продвинутее. С тех пор мама полюбила такие ласки, стараясь прибегнуть к ним при каждом удобном случае. Часто ночами, вроде бы нечаянно разбудив меня, садилась верхом, раскрывая свою пипку над моим лицом, а ее рот овладевал моим членом и брал его в плен.

Когда мы смотрели телевизор, я любил сидеть на полу, возле дивана. мама садилась рядом, постепенно перемещаясь и в конце-концов брала меня в плен своих ног. Она никогда не просила о такой ласке, но всегда стремилась ее получить.

Вот и в этот раз, подставив мне влагалище, она ожидала, когда ее накроет волна сладострастия. Я начал неторопливо продвигаться по бедрышкам ближе к заветному месту. Мама пальцами одной руки раздвинула края пипки, развела их, выставляя розовую плоть внутренних губ и шишечку клитора, другой рукой взяла меня за голову, будто собираясь контролировать и направлять мои действия. Едва язык коснулся клитора, малых губ, мама завелась на высокой ноте. Ее стоны можно было назвать пением. Они были молодчины, плавно переходили по высоте и мотиву от одной ноте к другой.

А я уже полностью был погружен в то место, из которого пятнадцать лет назад появился на свет. Желая воздать должное и в благодарность за свое появление, старательно вылизывал каждую складочку, проникал во внутрь, обсасывал, забирая в рот и малые губы и клитор одновременно. Маму трясло, било, просто корежило. Оральные ласки приводили ее в состояние неуправляемой душевно больной, о каких говорят, что в них вселился бес. Вот мама взвыла, крепко сжала ноги и начала кончать.

От таких ласк она кончала обильно, долго, по несколько минут. Из нее выстреливалась жидкость, как из меня во время семяизвержения. Кончив, мама обычно, быстро засыпала. Несколько раз мне даже показалось, что у нее происходил обморок. Вот и в этот раз, сильно вдавив мою голову в свое влагалище, мама кончила, постепенно расслабилась и мирно засопела, даже не сомкнув ног.
- Ни хуя вы дали! У вас что, всегда так?

Голос тети Гали, раздавшийся за моей спиной, заставил меня подскочить. Сел на кровати и обернулся. Нагая, в тусклом свете, с распущенными волосами, она меня даже напугала. А она подошла, уткнула меня, сидящего со стоячим членом, в свою грудь и прошептала
- Ишь, как напугался. Извини дуру