родители сегодня только узнают!...

Пашка перепуганнй до полусмерти отлетел назад и что то начал лепетать потирая красную щеку.

Пульт задал матери ходить нагишом и ласкать себя перед нами, но в остальном ее поведение не изменилось, как я и думал.
- Мама, (пульт нажат) ты сейчас дашь Пашке потрогать себя и вообще сегодня до двенадцати часов ночи ты будешь нашей послушной рабыней, делать что мы тебе скажем. Понятно?

Она напряглась всем телом, будто борется с чем-то внутри себя, на лбу выступила вена и наконец выдохнула, то от чего у меня отлегли все начинающиеся тревоги:
- Понятно.
- Иди тискай ее, Казанова.

Сначала приятель вел себя робко, еле касался женской плоти, краснел. Однако после Пашка довольно долго сжимал и тянул вниз мягкие груди, по белому абрису которых было видно, что их редко вытаскивали из раковин нижнего белья на свет, выкручивал ее большие соски, до гримасы боли на мамином лице. Мягкие ягодицы мамы также попали в лапы юного озабоченного друга, он нещадно их мял и рвал в стороны раскрывая ее сморщенное колечко ануса, черневшее в ложбинке белоснежной попы. Ниже, где торчали срамные жирные губы влагалища Пашка тоже похозяйничал, он сжимал их, крутил, гладил. После него тело Татьяны Викторовны было все в красных пятнах и синяках, особенно выпуклые и мягкие части, будто побывала на сеансе жесткого массажа. Я снимал все это на видеокамеру, которую взял из отцовской тумбочки. В трусах было тесно, яйца наполнились спермой до невыносимой ломоты, видно у Пахи были те же симптомы, потому что он предложил робко использовать мать в качестве «снятия стресса».

Я категорично ответил пока нет, но предложил иное.
- Мам, ты купила колбасу?
- Да, у нас мало осталось уже в холодильнике, полукопченую, как ты любишь Сергей. (и почему она меня Сережей не называет теперь?)
- Неси сюда. И крикнул вслед - Еще одень туфли рабочие, а то гости дома, а ты босиком.
- Хорошо! Раздалось из коридора, откуда через минуту прицокала мама на черных лаковых туфлях с каблуком, длинным как нос Буратино. Пашка пускал слюни, глядя на подтянувшуюся попу мамы и ее еще более притягательный вид.
- Вот колбаса, тебе ее пожарить или так съедите?
- Нет, ты ее просто запихай себе между ног, на сколько сможешь.

Пашка нервно хихикнул.

Зависла пауза, выражение лица у мамы было шоковое и мне снова стало не по себе. Вдруг приказ перестал действовать и начнется локальный апокалипсис с непредвиденными последствиями. Мои уши покраснели, сердце убежало в район пяток. Пашка тоже напрягся, но выжидательно смотрел.

Неуверенно мама расклячила в стороны колени, нагнулась, что бы точнее ввести толстое мясное изделие себе внутрь и начала медленно его впихивать. Выбившаяся прядь падала ей на глаза, и она ее смешно сдувала с лица, когда колбаса погружалась в тот теплый нежный коридор ее чрева, из которого я когда-то вылез.
- Все, больше не лезет. Виновато сказала она, я посмотрел на ее промежность. Она была сильно растянута по диаметру, казалось кожа вот-вот лопнет от натуги.
- А теперь ложись на спину и держи руками ноги, что бы твой пирог с начинкой и жопой смотрели в потолок Танька! - сказал Пашка.

Мама легла, такого аппетитного вида я не ожидал, белоснежный зад ее казался огромным и внизу выпирало жирное растянутое отверстие с торчащей колбасой. Приятель начал шустро крутить колбасой как рычагом коробки передач, отчего мама заскулила, как щенок и начала елозить попой, за что получила по ней звонкий шлепок от Пашки:
- Не крути задом Танюха! И дернул колбасу внутрь и вверх.

Мама вскрикнула, приятель же совсем завелся, он неистово крутил в ней полукопченую палку, продавая которую, никто бы и не догадался, где она очутится у покупательницы час спустя.
- Вот тебе шалава! Строгая такая да невинная ходила, на получай! Ну кто теперь пойдет к родителям жаловаться, а!? Тугая дырка, а вот так!

Палка колбасы входила уже так глубоко, что только можно подивиться, сколько входит в женщину по обьему. Она вскрикнула и застонала, пыталась подмахнуть тазом, что бы палка вошла глубже и было не так больно.
- Да у тебя там все хлюпает! Ты рожала как пулемет шлюха должно быть!

Я был в шоке, в тихом омуте как говорится водятся...

Тут приятель шустро спустил штаны и на скорости въехал своим торчащим, лопающимся от напряжения членом, в мамин открытый рот, стон прервался забавным звуком, будто бочку закупорили и через пару движений Пашкиного прыщавого зада ее глотка наполнился вязкой желтоватой спермой. Она хлопала огромными вытаращенными глазами, пыталась оттолкнуть его бедра со своего лица, вздернутый нос тонул в лохматой шевелюре мальчишеского лобка, заполнивший собой все пульсирующий член доливал ей в нутро все новые порции теплой вязкой жидкости, от которых мама захлебывалась, ее лицо стало пунцовым, одного цвета с разъезженной дырой между ног, брызнули слезы. Приятель скатился с нее, женщина с мокрыми глазами села кашляя и выплевывая сперму, которая тянулась из ее рта и капала на грудь, затисканную до синяков. из носа тоже вытекала сперма, только вперемешку с соплями и еще черт знает чем... видно Пашка давно копил заряд в яйцах... под аккомпанемент маминых вздохов и откашливаний он выдавил:
- Прости, чувак, я не хотел, накатило...
- Пошел вон Паха. Я же сказал никакого секса!
- Да это и не...
- Вон!

Пашка побрел из зала.
- Подожди! Сказал я, ко мне обернулось лицо приятеля полное надежды, что он еще побудет на этом празднике жизни. (кнопка пульта нажата)
- Ты все забудешь, что здесь было, как зайдешь к себе (он живет этажом ниже) и завтра позовешь на чай к нам своих родителей. Скажешь, что у меня день рождения. Иди.
- А приставка?
- Она моя.

Пашка пошел домой.

Я повернулся к матери.

Жалкое зрелище-уже довольно зрелая симпатичная женщина сидит голая, помятая, в одних тщательно начищенных туфлях на длинном узком каблуке да сережках в ушах (ах да, и обручальное кольцо на пальце) между ног у нее торчит колбаса, грудь и живот в липких пятнах от Пахи, лицо красное и заплаканное от недавней кожаной пробки в горле:
- Ты наверно еще голодная, вытащи палку эту из себя и оближи ее.

Колбаса, блестящая от соков матери выскользнула из некогда узкой щелки открыв красную бездну раздолбанной вагины и розовый язык начал лизать ее будто эскимо.
- Попробуй заглотнуть ее всю. - выдохнул я беря в руки вставший член.

Губы, как влагалище растянулись на всю ширину колбасы и та стала исчезать внутрь, только мамино горло раздулось, в котором гуляли полукопченности от местных мясоделов.
- Вытаскивай свой ужин и ешь: скомандовал я, когда надоело на это смотреть.

Она вытащила из рта палку, в горле исчезли ее очертания и пошла слегка разводя ноги по - ковбойски, Пашка отодрал ее крепко...
- Куда ты?
- За ножом. Не так же ее кусать Сергей.
- Кусай так. Сегодня можно.

Мама пожала плечами, села аккуратно на край дивана и стала жевать колбасу.
- Ты не так ешь. Встань, повернись ко мне задом. Да, теперь раздвинь пошире ноги и нагнись.

Перед моим лицом торчала оттопыренная крепкая задница (она ведь на каблуках) мамы с раздолбанной вагиной (перед колбасой