. . ну а как же ты думаешь? . . " Потом всё стихало, слышался скрип пружин кровати, и через некоторое время - чуть слышные стоны, потом шёпот: "Жорик, ну давай уже, я больше не могу... " Потом мерный скрип кровати и всё сильнее и сильнее - громкие вскрики Люсеньки и в конце - тихая фраза: "Не вынимай пока, хорошо? . . "
Что в это время творилось со мной, легко представить. Я был тайно влюблён в свою молоденькую тётю. Когда её не было дома, я рылся в бельевой корзине и извлекал оттуда Люсенькины трусики, предназначенные для стирки. Полосочки с отпечатком её писи найти было нетрудно. Я их нюхал и частенько целовал. А потом доставал свой "инструмент" и быстренько заливал заветные полосочки своей спермой (всё равно стирать!...". Потом шёл в "их" комнату и легко находил на простынях засохщие следы спермы Жоры, которая вытекла из Люсенькиной письки вчера после посещения бани. В общем, до курсовых ли было работ! . .
Жора был эгоистом. Он никогда не применял презерватив, и бедной Люсеньке приходилось раз в 2-3 месяца отправляться в больницу на аборт. Она относилась к этому довольно спокойно:
- Аборт, так аборт! Зато без предохранителя такой кайф!
Продолжалось всё это довольно долго. Но потом так внезапно прекратилось, что окружающие даже не поняли, что же произошло. А просто Жорику надоела одна лишь жена, и он принялся менять одну за другой любовниц (медсестёр в больнице, где он работал, было предостаточно). Люсенька впала в транс. Она ходила по квартире неубранная, непричёсанная, часто в распахнутом настежь халатике, а то и вообще в трусиках и лифчике. Я при виде всего этого просто балдел! А Люсенька частенько присаживалась возле меня на стул и, глядя в мои расчёты, жаловалась:
- Игорёк, ты уже большой мальчик и всё понимаешь. Скажи: ну почему? Что это получается - у них, у этих медсестёр, что-то лучше, чем у меня?
Я не мог оторвать взгляда от заветной припухлости между Люсенькиных ножек и только мычал что-то нечленораздельное. Мне было непонятно, как можно было отказаться от такой красавицы и такой страстной молодой женщины, как моя тётя. Вот если бы мне такую! И однажды, не ожидая сам от себя такой смелости, произнёс (точнее, пробормотал):
- Люся! Может быть, я сумею тебе как-то по-мо-чь? . .
Она внезапно замолчала. Потом, глядя мне прямо в глаза, спросила:
- Ты это... о чём?
Я совсем осмелел:
- Вот об этом!
И положил руку прямо ей на трусики - "туда". Она моей руки не убрала, но строго сказала:
- Ты что, - с ума сошёл?
- Люсенька, я тебя обожаю!
- Я знаю. Думаешь, я не заметила, что ты делаешь с моими грязными трусами?
Я зарделся краской. Она всё знала и ничего мне не говорила! Люся помолчала, потом тихо сказала:
- Ну и пусть! Ему можно, а мне нельзя? Пусть это будет ему назло! Пойдём, Игорь! Прямо сейчас. Только я вначале подмоюсь и ты "его" помой. Договорились?
- Но... у меня нет... презерватива...
- А ты думаешь, я знаю, что это такое? Пойдём! . .
Рассказывать, что я чувствовал, слушая то, чему меня обучала тётя, лёжа передо мной с раздвинутыми ногами и потом, когда, распалённая страстью, прижимала меня к себе, чтобы мой член вошёл поглубже в её письку, бессмысленно. Мне казалось, что я на седьмом небе, когда моя сперма заполняла её влагалище...
Это продолжалось счастливые 3 месяца. Потом всё же вернулся Жора.
Однажды Люсенька сказала мне шёпотом: "Игорёк, я от тебя забеременела! Ты не бойся, всё будет, как всегда. Никто не догадается. И... не скучай - мы иногда будем вспоминать былое, когда Жорки не будет! Я обещаю! Я всё помню, мне с тобой даже лучше, чем с ним!"