жить не смогла... Сюда вот приехала, и, вот, уже почти двадцать лет живу здесь... Доярка... Я тебе этого не сказала там, потому что боялась v убежишь...
Потрясенный Василий не мог проронить ни слова, но на душе расплывалось тепло неведомого ранее чувства покоя.
Они сидели у печки на лавочке. Мать гладила сына по голове и что-то говорила, а Василий молча курил сигарету за сигаретой...
Потом она постелила ему в просторной комнате, а сама ушла в другую, напротив. Свет потушила.
Сон не шел. Лежал Василий и все думку думал. Потом поднялся, вытащил сигаретку из пачки, лежащей рядом на стуле, подошел к окошку и закурил. Небольшая электрическая лампочка выхватывала из тьмы круг, покрытый толстым слоем снега, который искрился тысячами звезд, как новогодние блестки. А всего несколько дней тому Василий был средь жаркого лета Средняя Азия
"Ма-ма... v тихо выговорил Василий и подумал. v Когда я в последний раз говорил это слово?.. Отвык... совсем отвык... Но чудеса... чудеса да и только..." Если бы он верил в Бога, он сказал: "Благодатны дела твои, Господи!"
Было тихо. Не просто тихо, а покойно. Лишь изредка где-то лаяли собаки
"Вот это и есть тихая гавань, - подумал Василий. - Матерый уют Э-эх"
В комнате Натальи вспыхнул свет торшера, и раздался ее голос:
- Чего, сынок, не спится?
- Да я так. Думаю - ответил Василий и заглянул в комнату.
Наталья в длинной до пят белой просторной рубахе сидела на кровати.
- Тоскливо? - спросила она.
- Почему же? - пожал плечами Василий и тихо улыбнулся. v Как мне с... мамой может быть тоскливо?
- А у тебя баба была? v спросила Наталья.
- Нет. Так случайные и только...
- А ты хочешь?
- Как? v у Василия перехватило дыхание.
- Бабу поебать, - как-то запросто сказала стремное слово Наталья.
Словно пригвоздило Василия на месте. Он стоял и молчал.
- Не затосковал в колонии за столько лет по бабе-то? - снова спросила Наталья.
Василий сглотнул слюну и лишь неопределенно замотал головой.
- Я тебе могу подсобить... Ведь и у меня... давно не было мужика... А ты уже большой... совсем как чужой... А мы же и есть мужик и баба... Ты как?
- Да я что?.. Да я ничего - забормотал Василий.
Трусы аж рвало от напора.
- Подойди сюда, - сказала Наталья и, когда Василий, словно загипнотизированный, подошел к ней, сунула руку ему в трусы. v Видишь, какой он у тебя крепкий... А я вся мокрая...
Она чуть откинулась назад и сняла через голову рубаху:
- Смотри, Вася.
До пояса вывалились большие груди с коричневыми сосками. Она их приподняла снизу руками, потрясла и вздохнула:
- Пятый размер. Лифчиков не ношу
Белый ее живот был в толстых складках, а сама она была в больших синих панталонах до колен.
- Ну, как тебе? - выдохнула Наталья. - Я же живу одна, без мужа Полноценного житья нету Так, все на подхвате, где и как торкнесься да и все
Василий только захрипел.
- Иди ко мне, Вася Ублажу я тебя, - сказала Наталья, снимая панталоны, и легла на спину, раскидывая ноги. v Это Господь нам обоим подарок сделал...
Раскрылся меж толстых белых ног Натальи красный зев, обрамленный рыжими волосками. Она тут же прикрыла его ладонями.
- Иди, не бойся А потом найдешь другую, молодую, так сразу уйдешь Держать не буду - дышала жарко Наталья.
Закружилась голова у Василия, и он шагнул вперед, снимая на ходу трусы и будто ныряя в омут. Он упал на мягкое податливое большое тело Натальи и поспешно начал тыкаться плотью промеж ее ног, где все было мокро. Она, задыхаясь, схватила его за плоть - ладонь ее была теплая и шершавая - и быстро направила его в жаркую влажную расщелину. Плоть охватило всего кругом, словно всасывая, и Василий тут же извергнул фонтан спермы.
- О-ох! - застонала Наталья, с силой обнимая Василия шершавыми руками. - Родненький мо-ой Сладкий Сынок, давай! Давай! Еби меня! Еби!
Тут же прямо внутри совершенно мокрого влагалища снова вздыбилась молодая энергия, и Василий неистово начал колотиться о Наталью, которая только стонала, охала, отчего-то хохотала и громко-громко кричала
Так пролетела ночь
Под утро Василий словно провалился в тьму Когда он проснулся, было совсем светло. Рядом, обняв его за шею, посапывала совсем голая Наталья, надувая губы по-детски. Груди ее развалились на его плече, и сосок один, большой и коричневый, торчал прямо перед глазами Василия.
На душе было так тихо, покойно и радостно. Он осторожно убрал руку матери от себя, поднялся, пробрался в соседнюю комнату, где лежала его одежда, оделся и вышел на двор.
Был ясный день. На синем небе ярко сияло холодное солнце, белел снег и чернели разбросанные на порядочном расстоянии друг от друга дома, строения. Василий вздохнул полной грудью свежего морозного воздуха, шагнул вперед, подошел к поленнице, схватил топор и, крякнув, с силой всадил в большое круглое полено:
- Э-эх!
Оно с хрустом разлетелось пополам.
Василий обернулся и закричал:
- Ого-го-го!!!
Испуганные вороны, недовольно каркая, врассыпную взлетели в синее небо.
- Я, Василий Ситников, буду жить здесь вечно! Ве-ечно!!! Слышите!!!
А на крыльце уже стояла, улыбаясь, мать
Но что же еще надо человеку? Что ему надо для земного счастья?