легко сделалось, что летать охота!
Дочка все еще держала мой «стержень».
- Когда ты писал, он немного был напряжен, но не стоял. Я даже чувствовала, как по нему бежала струя. Она такая горячая!
- Ты его немного встряхни, - сказал я, - чтобы вытрясти последние капли.
Дочка с большой энергией стала его трясти.
- Не так сильно, а то оторвешь.
Еще немного помотав его из стороны в сторону, дочка с сожалением отпустила мой «стержень».
- Ладно, пошли пить чай.
Я надел свои трусы, а шорты бросил на лавочку.
- А может, ну его, этот чай? - спросил я дочь, - пойдем лучше жарить шашлык, а потом под него или шампанского или еще чего-нибудь выпьем. Ты согласна?
- Пошли. Пить будем шампанское.
Я развел в мангале огонь и пока не образовались угли, мы с дочкой выпили почти всю бутылку шампанского. А пока я жарил шашлык, мы ее допили. Все время я не отпускал дочку от себя. Когда шашлык был готов, мы расположились тут же, возле мангала.
Под свежий шашлычок мы с дочерью открыли и выпили еще шампанского.
- Хочешь посмотреть, что я тебе купил?
- Хочу! А что это?
- Очень сексуальный наряд: трусики, лифчик, чулочки с пояском. Да еще юбка и кофточка из того же арсенала.
- Ты хочешь, чтобы я его надела?
- Конечно. Ну, не носить все время, а одеть, померить. Вдруг пригодится когда-нибудь.
Дочка заволновалась:
- Я смущаюсь. Хотя и прекрасно понимаю, что ты меня видел и в белье и без него, но эротическое белье?
- Давай для храбрости еще немного выпьем, и я тебя поцелую.
Она хотела что-то сказать, но я поспешно запечатал ее рот поцелуем, на который она через мгновение стала активно отвечать. Я стал осторожно гладить ее грудь через одежду, нащупал соски, покрутил их через ткань. Дочка застонала мне в рот, свои руки она стала прижимать к моему восстающему «стержню», а потом засунула их под трусы. Взяв в свои руки «стержень», она обмякла и успокоилась. Оторвавшись от нее, я вручил ей в руки пакет.
С некоторой задержкой покраснев, она посмотрела на пакет, перевела свой взгляд на меня, улыбнулась:
- Ладно, так и быть, переоденусь. А потом, в туалет схожу, мне писать хочется.
- Хорошо, пошли в дом, там переоденешься. А я посмотрю.
Дочка успокоилась, взяла пакет и прошла в дом. Я следом за ней.
Она быстро разделась и осталась в трусах телесного света и закрытом лифчике. Ее грудки выпирали из этого чуда, когда она завела руки расстегнуть его застежку. Наклонилась, стала, стягивая с себя трусы, и одарила меня видом своей аппетитной попкой с глубокой щелью между ягодиц. Переступила, повернулась ко мне лицом, стала гладить себя, начиная с грудей, отчего ее соски разом напряглись, погладила себе живот, низ живота, залезла себе в «пещерку», разгладила на пробор волосы, запустила средний палец себе в оголившуюся красно-коричневую щель, хорошенько пошевелила им там. Вытянув весь мокрый палец, поднесла его к своему носу, обнюхала и тщательно облизала.
То, что она вытащила из пакета, заставило ее покраснеть и застыть на месте: черные и прозрачные, переливающиеся на свету бюстгальтер и трусики, черные матовые чулки со швом, пояс с длинными красными подвязками. Блузка и юбка были красного света.
- Какая красота! - завороженная, дочка начала быстро натягивать на себя все это.
- Подожди. Я музыку включу.
Относительно быстро справилась с застежками, однако побоялась повыше подтянуть чулки, доходившие ей только до середины ляжек. Все было маловато: соски нахально торчали наружу, поверх кружев, ягодицы, при всем желании не могла прикрыть тонкая веревочка трусиков, узкий треугольничек спереди казался отороченным темным мехом из пушистых лобковых волос, а промежность – светлыми волосками.
Оставалось натянуть юбку и блузку. Блузка более-менее подошла по размеру, только двух верхних пуговиц не хватало, наверное, так было задумано. А вот юбочка мало того что была мини, у нее еще и длинный разрез был сзади. В одетом состоянии подол юбки еле прикрывал края чулков, а в разрез уже выглядывали голые ноги в чулках и обе половинки ее попки. У меня перехватило дыхание.
- Ничего себе, - пробормотал восторженно я, - выглядит потрясающе. Даже в стриптизбарах такого не увидишь.
Дочка покраснела.
Я пригласил на медленный танец, как раз была медленная мелодия. Она спрятала свое горящее лицо у меня на груди и тесно прижалась ко мне. Я огладил ее попку, проверяя, на месте ли трусики.
- Я одела трусики и лифчик, как ты просил, но они такие, такие... Лифчик такой малюсенький, как будто его вовсе нет, груди мои совсем не закрывает, а трусики, да, сексуальные, одна веревочка в попе и «пещерку» почти не прячут, у меня она хоть и не очень крупная, но наружу вываливается.
- Я брал все по размерам. У меня в магазине все хорошенько спрашивали, а потом все это подобрали и сказали, что будет в самый раз.
Продолжая танцевать и, залезая рукой в разрез юбки, я стал сильнее гладить ее ягодицы.
Дочка, судорожно вздыхая и переминаясь с ноги на ногу в танце, постепенно расставляла пошире ноги, и я залез рукой повыше, под шнурок ее трусов, нащупал пальцем анус, быстро сжавшийся от прикосновения, полез глубже и попал в горячие влажные срамные губы, погладил их, залез во влагалище и ощутил, как оно спазматически сжалось, оросив мне пальцы густой слизью. Мы страстно целовались. Я тем временем парой пальцев месил ее хлюпающее влагалище, которое она, тихонько охая, спазматическими толчками часто надевала мне на пальцы. Чтобы немного остыть, я предложил:
- Еще выпьем?
Дочка не посмела отказать, хотя я уверен был, что она вот-вот напрудит под себя.
Мы выпили, и я еще раз поцеловал дочку. Она залезла мне в трусы и достала мой «стержень» и слегка сдавила его. На кончике головки показалось жидкость.
- Пап, - почему-то шепотом сказала она, - когда ты мою «пещерку» трогал, мне так стыдно, я тебе руку ею обмочила, прости. Но это, ты не подумай, что я тебе написала на руку. Я пописать забыла. Это я спустила немножко, это мой сок.
Я прижал ее к себе. В ее живот уперся мой «стержень». Дочка охнула. Прижав ладонь к низу живота, она прошептала:
- Мне срочно нужно в туалет.
Она торопливо шагнула за кусты сирени. Я следом. Она стояла, расставив ноги, и приподнимала подол юбки, оголяя бедра:
- Папа уйди! Я пописаю и вернусь. Ну, отвернись хотя бы.
- Я хочу посмотреть.
- Папа только не сейчас, я хочу очень пописать. А «пещерку» мою ты уже столько раз видел и щупал и пробовал.
Она осторожно задрала юбку, и я увидел, что из трусиков уже начинает капать. Дочка покраснела, уловив мой взгляд:
- Ну, все, хоть отвернись, я сейчас их сниму, и буду мочиться. Ну, пожалуйста, не смотри, я уже не могу терпеть, вот-вот описаюсь!
Я не отворачивался, а наоборот, стал расстегивать на ней блузку.
- Хочу увидеть голенькой писающей дочку.
Дочка поняла, отпустила подол юбки и торопливо сняла блузку и быстро стянула по бедрам юбку, переступила и вышла из нее. Я впился взглядом в ее торчащие оголенные соски поверх кружевного края лифчика, разглядывал вывалившийся из ее трусиков волосатый валик ее «пещерки». Дочка ойкнула, слегка согнулась и начала присаживаться, одновременно