самое кресло у столика. Знакомая ваза, но пустая, знакомая салфетка на столе, красивый стакан на тумбочке у постели. Над постелью приколоты разные картинки совсем непредосудительного характера.
Жален вернулась с бутербродами и апельсиновым соком. Мы и, правда, оголодали, поэтому с охотой накинулись на еду, запивая ее соком. Вполне, однако, хватило по одному бутерброду. Я еще доедала его, когда Жален вдруг подсела ко мне и близко-близко заглянула в мои глаза. Неужели и мои глаза такие же неровно окрашенные? Издали глаза Жален казались двумя сапфирами, столь чистым и ясным был их цвет. Вблизи оказалось, что радужка построена словно из чешуек.
И цвет их менялся от светло-серого до темно-синего. Эта странная смесь, оказывается, и давала на некотором расстоянии ясный сапфировый цвет. Я сразу же подумала о крылышках бабочек, очень ярких и ровных по цвету издали, и совсем других под увеличительным стеклом.
- Какой же неаккуратный у нас ротик, - Жален заговорила со мной, как с маленьким ребенком, - сколько же крошек на этих губках.
И она пальчиком провела по моим губам, собрала им крошки, а затем медленно слизала их с пальца. Крошки, конечно, собрались не все, и Жален повторила процедуру, немного погрузив пальчик мне в рот. И снова во мне все зажглось, сердечко затрепетало, а дыхание участилось.
- Нет, лучше я так, - и Жален стала слизывать остатки крошек своим горячим язычком.
Тут в голове у меня помутилось от предвкушения неземного блаженства и наслаждения.
- Жален, пойдем, я тебя раздену.
И мы перебрались, наконец, в ее постельку.
Тут силы вновь вернулись ко мне. Жален легла ближе к стенке на спину, а я села на коленки с краю. Влага вновь приятно защекотала внутри, но теперь я уже не опасалась за одежду – скорее, пострадает постель, за что, я была уверена, Жален охотно простит меня.
Мои вдруг похолодевшие ладони коснулись блузки на животе Жален и словно обожглись от этого прикосновения. Жален тоже вздрогнула, как от электрического разряда, и слегка выгнулась. Ладони медленно двинулись вверх, осторожно взобрались на два бугорка. Под тканью остро проступили набухшие и затвердевшие сосочки.
На минуту я оставила эти прелести и сняла с Жален жакет. Затем вернулась к блузке и начала расстегивать пуговицы снизу. Наконец, осталась лишь вторая пуговичка сверху. Самую верхнюю Жален так и не стала застегивать после нашей отлучки за кустики в старом парке. Эта вторая пуговичка держала края блузки, расположившейся шатром над двумя соблазнительными холмиками.
Я склонилась к прохладному телу Жален, коснулась ее животика горячими и сухими губами чуть выше пупка и стала двигаться вверх. Наконец, носик мой уткнулся в самую вершину импровизированного шатра, и через мгновение этот шатер был повержен. Пуговичка расстегнулась как бы сама собой, полы блузки упали на постель, а я неистово и неумело принялась сосать две сладкие изюминки одну за другой.
Как хорошо! - Жален чуть слышно застонала и стала также неистово сжимать своими пальчиками ...поочередно освобождающиеся от моих поцелуев бусинки – то одну, то другую. Она сжимала их так сильно, что ей наверняка должно было быть больно, однако стонала она явно от удовольствия.
Немного утолив свою страсть к обладанию сладкими сосочками Жален, я продолжила раздевание, и моя правая ладонь двинулась к левой ее подмышке. Мне тоже нужно сбрить везде все лишние волосики, подумала я мимоходом, обнаружив, что подмышка у Жален абсолютно гладкая и удивительно нежная. Ладонь в своем плавном и последовательном движении зацепила рукав, и Жален сама помогла мне снять его с руки. Рука при этом так и осталась поднятой вверх, а мне открылся такой милый вид на обнаженный бок, подмышку, обнаженную грудь, плечо.
Запах свежего девичьего пота донесся до моих ноздрей, и буквально бросил меня к этой подмышке. Я лихорадочно исцеловала ее и тут же тщательно вылизала нежный тонкий и трепетный покров тела Жален. Тут же меня унесло к другой руке, и милая процедура повторилась справа.
На короткое время я вернулась к сосочкам, целовала их, целовала шею Жален, глаза и, конечно, губы. От всего этого, я чувствовала, мой клитор словно сделался маленьким у упругим шариком, губки моей киски от собственных моих движений сдавливали и ласкали его. В общем, я была на волоске от выброса каких-то неведомых мне веществ в кровь, или еще куда, от коллапса всех нервных окончаний в нижней части тела, имя которым – смешное латинское слово – оргазм. Я всем своим существом жаждала этого взрыва и, в то же время, сдерживала его приход, потому что еще больше хотела, чтобы взрыв этот пришел к Жален первой. В крайнем случае, пусть бы он пришел к нам одновременно.
В своих неистовых ласках я не заметила сразу, как руки Жален протянулись вниз, под пояс ее юбки.
- Жален, милая, я сейчас, - почти закричала я, увидев, что подруга и в этой ситуации едва не прибегла к мастурбации. Нет, конечно, мастурбация в таких обстоятельствах это совсем не то, что в одиночку. Наверное, это очень даже замечательный способ удовлетворения друг друга – мастурбация на глазах друг друга, с прикосновениями, ласками и поцелуями. Даже не знаю, как и откуда залетела мне эта вполне правильная мысль тогда в голову!
Я быстро нашла застежки на юбке Жален и освободила ее от этой одежды. Жален лежала передо мной в одних уже повлажневших трусиках. Я осторожно и настойчиво вытянула ее руку из трусиков и стала стягивать их с нее. Жален, помогая мне, чуть приподнялась, и вот, вот она уже лежит передо мной совершенно обнаженная. Ее клитор тоже трепетал чувственностью и даже слегка раздвинул припухлые губки, чуть розовея из-под них. Длинные белые волосы разметались по постели, руки чуть раздвинуты в стороны, кулачки сжаты, Жален как бы опирается на локти, заметно напрягшись и теперь покорно ожидая от меня действия, завершающего наш сегодняшний марафон на пути к пику блаженства.
Я, как тигрица перед броском, бросаю последний взгляд на это божественное тело, распростертое передо мной. Затем срываю с себя одежды, падаю на Жален, уже не чувствуя своего тела, настолько все сосредоточилось в моих губах – верхних и нижних. Сильно целую ее в губы, затем дорожка поцелуев к одной ее груди, к другой, поцелуи в живот, Жален при этом почти садится. И, наконец, испепеляющее желание последних дней – уста мои смыкаются вокруг узелка всей женской чувственности.
Я вбираю его в рот, расталкивая язычком окружающие его губки, Жален выгибается и бьется в страшных судорогах, очевидно, уже без сознания, хватает меня за голову, тянет за волосы, больно и приятно одновременно. Эта дрожь передается через ее конвульсирующий клитор моим губам, бежит по всему телу, заставляя меня плотно прижаться к телу такой родной подруги. В последние мгновения, которые я еще помню, ноги мои обхватывают бедро Жален, и я расплющиваю о ее коленную чашечку свою вишенку между ног. Вишенка лопается, обдавая искрящимися снопами внутреннюю часть бедер, низ живота. Лопается что-то внутри, в самом мозгу, спазм перехватывает горло и нежно душит меня…
VIII
- Мне холодно, - жалобный голос Жален