прошлого века.

Нет. Конечно же, между собой мы время от времени заводили разговоры о, так сказать, запретном. Особенно после фильмов, тех старых, где по сегодняшним меркам даже намёка на эротику нет: «Фан Фан Тюльпан», «Три мушкетера»… Женщины, их бюст в откровенных корсетах на черно-белом экране вызывали мучительно-сладостное томление. У нас, мальчишек, конца 60-х годов прошлого века, не избалованных нынешним Интернатом…..

Учитель

…Лично я все эти знания получил в заплёванном подъезде двухэтажной хибары, куда нас несмышленых пацанов зазвал однажды Лёшка Галка.

5.

Лёшка был кошмаром переулка. С четвертого класса он твердо состоял на учёте в милиции. Потом попал в детскую колонию на два года. Он был старше мня года на три или четыре. Не так уж и много. Но это от тридцати до сорока - три - четыре года — небольшая разница в

возрасте. А тогда даже год сверху, он позволял любому мальчишке задирать нос перед теми, кто был младше на этот самый год.

Все родители в голос твердили, чтобы с Лёшкой мы не имели никаких дел. Но, как говорится, запретный плод сладок. Тем более что Лёшку, несмотря на его «ходки», я до сих пор считаю справедливым человеком .

Когда случались драки, а они случались часто в нашем переулке, Лёшка всегда, если был рядом, следил за этой самой справедливостью. Только чтобы «один на один». И, « чтобы правильно». Если мутузили трое одного, или хотя бы двое, он молча подходил и не разнимал, а бил. Хлестко и очень больно тех, кого было больше…

Однажды я сцепился с соседом по площадке дома, трепали мы друг друга изрядно.. А когда он сказал, что сдается и встал с земли ( я ему даже руку дал подняться ) , он мне дал под-дых…Я согнулся , перехватило дыхание.… Рядом случился Лёшка:

— Пацаны, это — неправильно…

Больше он ничего не сказал. Подошел к Кольке и, ни слова не говоря, растер свой кулак о его лицо.

Может, это и тянуло к нему, нас, мальчишек «самотечных», к Лёшке. Хоть он и был с точки зрения наших родителей полная оторва, но было в нем что-то, что мы еще непонимающая малышня определяли как справедливость…

Однажды Лёшка пришел на детскую площадку явно после портвейна. Запах доносился даже с расстояния. Ухмылялся как-то глупо. Уселся на скамейку и задымил «Беломором», глядя на нас, малышню, возившуюся песке. Сейчас пытаюсь вспомнить, сколько же было мне тогда: лет семь? или восемь?…

Лёшка выдымил папиросину, отщёлкнул ее в сторону красиво, потом сказал нам:

—Пацанье, а ну-ка пошли со мной, — даже не сказал, а приказал.

Нас было тогда, мальчишек пять или шесть, сейчас уже не помню. Одногодок, лет шести-восьми.

Отказать Лешке было, заведомо подписать себе смертный приговор. Ну, не приговор, но гулять, потом лучше не выходить. Лёшка не любил, если кто-то делал не так, как он хотел.

И вот мы стоим в заплеванном, затхлом, замешанном на кошачьем и табачном перегаре, гниющих овощей запахе подъезде, смотрим на Лёшку: чего он нас сюда притащил? Чего хочет?

6.

А Лешка выстрелил из пачки еще одну «беломорину», прикурил. Сощурился, отгоняя дым рукой:

— Ну, чё, малышня, пора вас просвещать, а то такие вы все такие

несмышленоши, что за переулок стыдно… Ну, чё... Кто знает, откуда дети берутся?

Мы стояли, мялись, не зная , что сказать. Никто ничего такого не знал конкретного. Интернета тогда не было. Да и телевидение было несколько иным. Рен-ТВ во всяком случае еще не вещало…

— Ну? — грозно переспросил Лёшка.

— Можно я? – словно в школе поднял руку Игорь – очкарик.

— Говори…

— Мне рассказывали, из капусты…

— Двойка, — отрезал Лёшка. — Кто еще подобную лабуду скажет:

в глаз получит.

Если, кто и хотел что-то сказать, после таких слов, решил не высовываться.

— А я знаю, — вдруг сказал самый младший из нас,

Витька. Он совсем недавно появился в нашем переулке, переехал откуда-то из другого города. Мы знали только, что его отец был военный, и они постоянно переезжали. — Они из маминого животика появляются, — сказал Витька. — Вот у моей мамы животик рос-рос… А потом вдруг сестренка появилась, а у мамы животика не стало..

— Молодец, пятерка! — Лешка отщелкнул окурок.

До сих пор не могу понять ( столько уже лет прошло), зачем это ему было нужно? Нас, малолеток, просвещать? По пьянке, что ли ? Или еще

почему… Психиатры сегодняшние наверняка определят в его голове некую ненормальность. А я до сих пор уверен, не было у него никаких «эдаких» отклонений. Возомнил он просто себя под воздействием портвейна этаким , так сказать, Макаренко от секса, и решил просветить молодняк от щедрот своих: типа, кто если не я?

— Так, молодец, пятерка, — сказал Лёшка Витьке. — А

теперь смотрите…

Лёшка расстегнул пуговицы ширинке брюк и, засунув туда руку, вытащил свой член….

Все мы жили в коммуналках. Без горячей воды, и уж, конечно без ванной. Раз в неделю ходили в баню на Селезневке. И естественная нагота мужиков была естественной: так болтается что-то между ног.

Но вот сейчас было все совсем по-другому. Лешкина «колбаса» вдруг стала непонятно дергаться и увеличиваться в размерах…

— Лёша, ты писать хочешь? — встрял Игорь-очкарик.

7.

— Молчи, дурак! — скрипнул зубами Лёшка. — Смотри.… Все смотрите!

А дальше началось что-то необъяснимое с нашего, малолеток, восприятия происходящего.

Лёшка обнял свой член пальцами, вроде как внутрь кулака его воткнул. Но так, что кончик члена высовывался между большим и указательным пальцами.… А потом он этим кулаком стал двигать вперед-назад. Сначала

медленно, потом все быстрее. Мы смотрели на это действо, как завороженные, раскрыв рты. А с Лёшкой творилось что-то непонятное: он

стал шумно дышать, потом дыханье перешло в несвязанные выкрики, закатил глаза и вовсе их закрыл, вдруг, закричав что-то невнятное, задергался всем телом и…. И из его конца стали выстреливать белые струи… Одна, вторая , третья….

— Ну что, все поняли? — блаженно улыбаясь и продолжая подергивать

свой член, откуда выскальзывали прозрачные тягучие капли, спросил Лёшка.

Мы стояли совсем обалдевшие, не зная, что сказать. Только что Игорь-очкарик спросил:

— А зачем ты себе делал так больно?

—Больно?.. Вот дурак-то, — заржал Лёшка. — Да это самое лучшее, что есть в жизни!

Мы смотрели на него недоверчиво.

—Ладно, малышня… Вы хоть знаете, что у девчонок письки другие, не как у нас? — спросил он, убирая уже сморщившийся член в штаны.

Мы кивнули . Это-то для нас секретом не было. У кого сестренки: хочешь, не хочешь, но увидишь. А кто по детскому саду еще

помнил, что у девчонок между ног совсем не то, что у мальчиков.…Но как-то значения этому не придавалось….

— У девчонок между ног дырка — пизда. А у нас, у мальчишек — хуй, просвещал нас Лёшка. — И вот надо хуй засунуть в пизду, подергаться , а потом кончить. Как я сейчас, — он потрогал себя у ширинки. — И если это выльется в девчонку, то будут дети… Дошло, шпана?

Шок

После Лёшкиного ликбеза я долго прибывал в шоке. Верил и…не верил. Верил, потому что все было не словами из учебников, а наглядно… Не

верил, потому что, если все то, что сказал Лешка — правда, это…это же… Это, значит, все ( ВСЕ!) это делают…